Мечтай осторожнее

Но выхода нет. Через стенку слышно, как льется из крана вода, вжикает электрическая зубная щетка, срабатывает слив унитаза, выскакивает из стока раковины затычка и вода журчит по трубе. Еще чуть-чуть — и настанет моя очередь. Надо попытаться проскочить незаметно. Напрягаю слух: не щелкнул ли замок ванной? Ничего. Покашливание. Тишина. Ну наконец! Металлический щелчок, хлопок двери…

Прижавшись щекой к косяку, пытаюсь углядеть хоть что-нибудь в щелочку. Вижу свет, пробивающийся из-под его двери, половицы, фикус, который давно пора полить. Как начинающий водитель, стреляю глазами налево, направо, опять налево. Все чисто. У-ф-ф! Осторожненько открываю дверь и храбро, приподняв подол ночнушки, крадусь на цыпочках по коридору. Тихо, тихо, тихо… Еще чуть-чуть, еще чуть-чуть…

— А-а-а!

— Ой, прости, напугал?

Гейб все еще там. Стоит посреди ванной на лохматом коврике. Посреди моей ванной, черт побери!

— Боже… да… то есть нет… ничего, все нормально. — Вцепившись в кружево на груди, я пыхчу как паровоз. И вдруг понимаю, что:

а) на нем ничего нет, кроме белых облегающих трусов-боксеров (я не собиралась туда смотреть, взгляд как-то сам соскользнул);

б) я выгляжу как призрак его прабабушки — ночная рубашка до пола, шея тонет в пышных оборках.

— Ты, кстати, так и не сказал, что за дела у тебя в Лондоне. Попытка завязать непринужденную беседу не очень удачная, поскольку я не могу отрешиться от того, что передо мной стоит почти голый мужчина с кустиками волос на груди и в белых тесных трусах.

Черт, опять! Хизер, не смотри вниз! Не смотри вниз!

— Разве? — Он выжимает тряпку, которую, как я сейчас замечаю, до сих пор держал в руке.

Мама родная… А ванная-то безупречна! Си-душка опущена, ни одного мокрого полотенца на полу, ни одного волоска на мыле. Хоть я и дала себе слово смотреть строго перед собой, быстренько окидываю взглядом бледно-зеленые стены и обстановку — привет из семидесятых. Когда мы с Дэниэлом брались за ремонт, то намеревались и ванную переделать, — но он ушел, а я занялась ремонтом разбитого сердца посредством шопинг-терапии. Это означает, что я по-прежнему принимаю душ в уродских зеленых стенах, зато у меня масса миленьких ароматических свечек.

— Я выступаю на Эдинбургском фестивале.

— Серьезно?

Взгляд падает на наши зубные щетки, стоящие рядышком в кружке, вместе с тюбиком зубной пасты. Крышка тюбика плотно закрыта. Я награждаю жильца лучшей улыбкой одобрения, на какую способна. Удовлетворенная, окончательно убеждаюсь в том, что правильно поступила. Мы отлично с ним уживемся.

— На фестивале? И что будешь делать?

Собрав одежду, он выходит из ванной. А затем все, абсолютно все портит, произнося слова, которые я не желаю слышать.

Глава 11

— Он эстрадный комик!

Наутро, едва за Гейбом захлопывается дверь, звоню Джесс, чтобы сообщить страшную новость. Прикованная к постели жесточайшим похмельем, цепляясь за пачку обезболивающего, она все-таки находит силы, чтобы ужаснуться не меньше моего. Вот это я понимаю — настоящий друг.

— Шутишь!

— Да нет, это Гейб у нас шутник. — Прижав трубку к уху плечом, в одной руке я держу миску с хлопьями, а другой достаю из холодильника молоко. — Эстрадный юморист, это ж надо!

На том конце провода — придушенный смех.

— Тук-тук, пустите переночевать… — слабым голосом дразнит меня Джесс.

Плюхаюсь на табуретку возле кухонного стола, заваленного журналами, нераспечатанными конвертами и бог знает чем еще. Пристраиваю на вершине кучи свою миску и принимаюсь за чертовы хлопья.

— Не смешно! — говорю я с набитым ртом. Господи, какая же дрянь эта полезная жратва. Скорей бы уж сбросить лишние два кило…

— В том-то и дело! — Джесс хрипло хохочет. — Эти ребята никого не смешат.

— По-прежнему считаешь его запасным вариантом? — интересуюсь невинно, хрустя хлопьями.

— Нет, мне это не подходит. — Точно так Джесс обсуждала бы торшер в «Икее». — Чересчур он, знаешь ли, американец.

— Ну и что?

— Хизер, мне нужны серьезные отношения, а не роман на расстоянии. Вспомни «Вид на жительство».

— Так ведь Жерар Депардье там француза играл.

— Он во всех фильмах французов играет. — Джесс звучно зевает. — А Хью Грант везде играет косноязычных английских болванов. Не в этом суть. Человек должен соответствовать определенным требованиям, а возня с иммиграционными службами в мои планы не входит. Добавь еще разницу менталитетов…

Обожаю Джесс. Неизменно полна романтики.

— Ну, если ты так на это смотришь… — мямлю я, собираясь с духом для очередной порции полезной пакости. Эх, сейчас бы шоколадный эклерчик…

— Ну и что ты будешь делать?

— С чем делать? — Среди барахла на столе валяется записная книжечка в кожаной обложке. Кажется, такую же я видела вчера в руках у Гейба. Любопытно бы взглянуть…

— С тем, что твой жилец — комик! — Ситуация здорово забавляет Джесс, она давится от хохота.

— Знаешь поговорку: «Лучше смейся, а то как бы не заплакать»? — рассеянно откликаюсь я, раскрывая записную книжку. В конце концов, глянуть одним глазком — не преступление.

— Умница, — одобряет Джесс. — Смеяться определенно лучше.

На первой страничке синими чернилами мелким круглым почерком выведено: «Десятка моих лучших анекдотов про тещу». Отдергиваю руку. На фига он мне сдался, этот блокнот, если подумать.

В течение следующих нескольких дней от острот про тещу я, слава богу, избавлена, так как моего жильца почти не видно. Если не считать периодического «Привет, как дела?», когда я прихожу домой, а он куда-то убегает, может показаться, что у меня вовсе никто и не поселился.

Впрочем, не совсем так. То и дело натыкаешься на разные мелочи. Набор приправ на кухне. Картонка соевого молока в холодильнике. Мочалка размером с французский багет в ванной. И еще кое-что… И заметьте, я имею в виду не диск группы «Уилко», брошенный возле проигрывателя, или пестрое пляжное полотенце, аккуратно сложенное возле раковины. Что-то изменилось в атмосфере.

На протяжении многих недель я содрогалась от ужаса при одной мысли о том, что в моей квартире поселится чужой человек. Мне было противно даже представить себе, что какой-то мужик — не Дэниэл — будет плескаться в моей ванне. Но опасения не оправдались. Неплохо, когда рядом кто-то есть. Да что там неплохо — приятно.

Квартира стала какой-то другой. И я сама — тоже. Дело не только в том, что я больше не просыпаюсь ночами в холодном поту, думая, что скоро окажусь на улице вместе с Билли Смитом и буду собирать милостыню в кастрюльку «Ле Крезе». Кажется, будто Гейб одним своим присутствием распугал всех призраков прошлого. Невзирая на тот шокирующий факт, что я делю жилье с эстрадным комиком, я чувствую себя счастливее. Увереннее. Стройнее.

В четверг в аптеке, куда я забежала после работы купить ватных шариков, мне на глаза попались электронные весы. Повинуясь мгновенному импульсу, я на них встала. Вот почему в эту самую минуту изумленно таращусь на дисплей.