Мечтай осторожнее

У микрофона возникает конферансье с пинтой «Гиннеса».

— Скажем прямо, иногда жизнь бывает чертовски унылой…

Зрители вяло мычат в знак согласия и отпускают комментарии насчет предыдущего оратора.

— Особенно без таких артистов, как наш следующий гость. Встречайте, персонально ваш — Ангел Габриэль.

Почему я его не удержала? Почему не отговорила, не…

На сцену выходит Гейб, и дыхание у меня перехватывает. Наяву он еще симпатичнее, чем в памяти. Я ожидала увидеть на нем тот уродский костюм, какие, по его мнению, носят крутые парни, но Гейб в джинсах и серой толстовке. Волосы, как обычно, торчком, зато ни намека на щетину, и, поправляя очки на носу, он выглядит лет на двенадцать. Я сгораю от желания его защитить.

Черт, да я от любви сгораю!

— Привет и спасибо, что пришли. Я первый раз в Эдинбурге. Тут есть кто-нибудь из местных жителей?

Ни один не снисходит до ответа.

У меня сердце кровью обливается.

— Я сам из Калифорнии, но последние несколько недель жил в Лондоне. Классный город. Биг-Бен, Лестер-сквер… А вот Пикадилли-серкус [69] чуток разочаровала. Хоть бы один клоун или дрессированный тюлень…

Он улыбается. Должна признать, в сочетании с его протяжным выговором и расслабленной манерой все это звучит довольно забавно. Но «довольно забавно» мало, чтобы расшевелить публику, которую усыпил мистер Голубятник. Темный зальчик не подает никаких признаков жизни.

69

Серкус (circus) одновременно означает и «площадь», и «цирк».

Я как в воду глядела, Гейб провалится с треском. Здесь, прямо передо мной, в этой псевдобаварской таверне.

— Серьезно: я впервые в Британии и заметил кое-какие отличия от Штатов…

Гейб стоит на сцене в свете прожекторов, и больше всего на свете я хочу подбежать и спасти его. Но не могу. Сейчас я бессильна. Озираюсь. Никто, совсем никто не смеется. Зрители с недоумением переглядываются, явно озадаченные отсутствием цинизма и черного юмора. Они не хотят к нему прислушаться, не желают дать ему шанс. Некоторые открыто треплются о своем. Вот гады. Комик и должен быть злобным пессимистом, вспоминаю я слова Гейба. Неужто ошиблась я?

— Или вот еще, например…

Теперь он определенно нервничает. Потирает нос, как всегда, когда ему не по себе, сглатывает — кадык так и ходит на горле. Нет моих сил на это смотреть!

Пригнув голову, пробираюсь мимо зрителей у барной стойки и стрелой бросаюсь в туалет. Дверь за мной захлопывается, приглушая голос Гейба до невнятного бормотания. Уф-ф…

Плещу в лицо холодную воду. Мне физически плохо от происходящего. Сколько времени, сколько сил человек потратил ради этого выступления — и что получил? Публичный плевок в физиономию? Зевки равнодушных зрителей? Возмутительно! У Гейба талант, этот парень забавен от природы. Но вот он стоит на сцене — и никто, совсем никто не смеется…

Но что это?

Не может быть! Приоткрыв дверь, вглядываюсь в дымовую завесу. Невероятно. Зрители посмеиваются, а некоторые так и вовсе хохочут в голос. Даже те девицы у бара хихикают, подталкивая друг друга локтями.

— Еду я как-то на днях в одном из этих ваших двухэтажных автобусов…

Прохожу в зал. Атмосфера ощутимо изменилась: досужая болтовня смолкла, все взгляды обращены на сцену. Гейб продолжает:

— … И вижу маленькую девочку. Крошка плачет навзрыд. «Что ж делать-то?» — думаю. Сердце разрывается от жалости, чувствую, сейчас сам заплачу…

Гениально выдержав паузу, Гейб корчит уморительную гримаску, и народ чуть не валится со стульев от хохота.

— И вдруг — вау! — вспоминаю, что у меня в рюкзаке есть конфетка! — Снова пауза, для усиления эффекта. — Вот вам и решение проблемы. Достал я конфетку, сунул в рот — и представьте, мне сразу та-ак полегчало!

Публика визжит от смеха.

Перевожу взгляд с одного зрителя на другого. Гейб их покорил. Меня тоже.

Молодец! Интонации естественные — ни тебе фальши, ни наигранной свирепости. И абсолютно спокоен — небрежный наклон головы к плечу, руки в карманах; бросает свои шуточки с ангельской улыбкой, которая околдовывает присутствующих. Словом, все гораздо, гораздо лучше, чем я могла себе представить. Куда только девались деланный цинизм и недовольство окружающим миром? Гейб решил быть самим собой — возможно, все-таки прислушался к моему совету, и, черт возьми, как же это приятно.

Шоу набирает обороты, зрители хохочут все громче и громче. Даже жаль, что до конца всего несколько минут.

— Но я никак не могу попрощаться с такой замечательной публикой, не упомянув об одном очаровательном рыжем создании, с которым довольно близко познакомился в последние несколько недель.

Это еще что?

По ходу действия я слегка обалдела (как ни крути, а вытерпеть комика — непростая задача, даже если речь идет о Гейбе), но последняя фраза выдергивает меня из транса. Очнись, Хизер! Речь-то о тебе…

— Речь о котяре по кличке Билли Смит.

С чего это я вообразила, что Гейб вспомнит про меня?

Потому что этот дурень в вас влюблен.

Виктор Максфилд ошибся. В плане сплетен на мужиков рассчитывать нельзя, они передают информацию по принципу испорченного телефона…

— Знаете, мне всегда было интересно, откуда это оскорбление, которое звучит как комплимент: «Ну ты и котяра». Теперь-то я в курсе.

Хм. Любопытно.

— Мы с соседкой по квартире любим скоротать вечерок перед ящиком — пижамы, мятный чай, «Секс в большом городе». У девушки полное собрание серий — такая, знаете, универсальная энциклопедия мужчин…

Я багровею и стреляю глазами по сторонам. Зрители весело кивают, мужики подталкивают локтями спутниц, а те смущенно прыскают, узнав в моем портрете самих себя.

— Да уж, мы, юмористы, ведем совершенно разнузданный образ жизни. Порой в диком угаре можем даже позволить себе пакетик лакричных подушечек!

Хохот.

— Но Билли Смит! — Гейб поднимает брови. — Я-то думал, милый котик всю дорогу будет дрыхнуть и мурлыкать, свернувшись клубочком. Как же! — На лице Гейба — благоговейное изумление. — Это не кот, доложу я вам, — это форменный жеребец! Поток поклонниц к нему неиссякаем! Этот счастливчик ночи напролет таскался по срочным вызовам!

Я вспоминаю наш разговор на кухне. Гейб гений!

— Ну, вы ведь знаете, что такое «срочный вызов»? — Он заговорщицки понижает голос.

Кое-кто громко хмыкает, кто-то в недоумении, третьи шепчут объяснения друг другу на ухо. Наконец дошло до всех, и по аудитории прокатывается волна грубоватых смешков.

— Я знал, что вы меня не подведете! — И Гейб продолжает говорить с самым невинным видом, широко распахнув глаза: — Кошки серые, черные, полосатые, пара персидских голубых… до утра так и шастали туда-сюда! — Умолкнув, он всматривается в зал. Готовится выдать ключевую фразу? Нет, похоже, что-то ищет. Или кого-то.

И находит. Наши взгляды встречаются. Сердце у меня замирает, и все вокруг исчезает: люди, свет прожекторов, запахи сигаретного дыма и пива. Есть только я и Гейб. Мы вновь на моей лондонской кухне вместе с Билли Смитом, вернувшимся с очередного «срочного вызова».

И в рот будто попадает смешинка. Не успев сообразить, что происходит… я хохочу. Впервые в жизни от души хохочу на выступлении комика! В клубе! Гейб выдает очередную уморительную остроту, я поднимаю фотоаппарат — и этот момент остается в вечности.