Медленный скорый поезд

— А если я не пошевелюсь, неужто не выстрелишь? — спросил Слим.

Весело спросил. Пастух даже удивился: чему б радоваться?

— Разве что чуть позже. Вот отойдем только, чтоб из окон поезда не увидели. Зачем усталым в дороге людям живые ужастики? Зато мучить не стану, сразу убью.

— Ты уже пробовал — сразу…

— Прав, прав. Недооценил я тебя тогда. Ты меня начисто переиграл. Причем красиво-то как! Я поверил. Маху дал. Тогда…

— И непременно надо исправить ошибку?

— Я б и не знал о ней, если б ты нынче не появился. На кой хрен тебе этот доморощенный театр? Ну мертв ты. Четыре года как. Чего ты ожил? Зачем тебе эти игры? Очки вон нацепил, клоун…

Слим шел молча и ровно, словно не чувствовал ствола у спины. Шел, будто где-то за перронами его ждала собственная маленькая армия, которая не только порюхает насмерть Пастуха, но еще и вагон пассажиров рядом положит, включая Марину и Стрелка. Отменно себя вел Слим. Достойно. Пастух так считал.

А уж что он задумал — это гадания бесполезные. Либо Пастух его кокнет в очередной раз и, хочется верить, навсегда кокнет, либо…

Во второе «либо» верить не хотелось.

Они прошли по перрону, спустились на гравий, Пастух вел Слима к какому-то темному в ночи зданию — то ли ангару, то ли складу, подальше от состава. Да и времени-то оставалось — кот наплакал.

— Через четыре минуты отправляемся, — крикнула вслед проводница, все еще стоявшая у двери вагона.

Слим не сопротивлялся, шел легко и упруго, будто не его вели, а он вел. Луна торчала на небе — полная, золотая, величественная, как Лев Толстой, по словам поэта. Светло было. Завернули за угол, и Слим сам остановился. И Пастух остановился.

— Пришли, — сказал Слим, — дальше — смысла нет. Через три с копейками минуты поезд отходит. Конец фильма…

Надвинул ладонью очки на глаза и — пропал.

Вдруг. Мигом.

И каким мигом!..

Он, миг этот гребаный, оказался болезненно ярким, будто вспышка зажглась прямо перед глазами, ослепила, и Пастух, ни хрена не видя и еле сдерживаясь, чтоб не заорать от боли в глазах, саданул из ствола в точку, где вроде бы только что было лицо Слима, еще раз саданул, еще…

И тут же сзади гавкнул чей-то нежданный «макаров»: раз, другой, третий…

И чья-то рука на плечо легла…

И машинист коротко погудел гуделкой, поторопил в последний раз.

И голос:

— Ты как?

— Стрелок, ты, что ли? — спросил Пастух. Глаза жгло, словно кислотой обожгли. — Что это было? Где Слим?

— Нет Слима, — из огненной темноты ответил Стрелок. — Вообще никого нет. Я сам вполглаза вижу… Он стоял перед тобой, щерился, гад, а потом какая-то *censored*ня позади него вспыхнула, метрах в пятнадцати — ну прям как молния, только в тыщу раз ярче! — я еле-еле зажмуриться успел и рукой закрыться. Ну на миг всего… А его, *censored*, нет. Слинял. Как это он?..

— А остальные? — спросил Пастух, садясь на корточки.

Глаз, считай, не было. Резь адская, и не видно ни хрена.

— Какие остальные? Он один был.

— Ты точно видел?

— Я ж не на тебя смотрел. Я на него смотрел. Один он был. А вспышка… она вроде откуда-то сзади него возникла. Или вообще ниоткуда. Как-то разом — бах!.. И все…

Пастух тихо-тихо, но обретал способность видеть. Глаза по-прежнему резало смертельно.

– *censored*, блин! Опять он меня уделал! Что за вспышка-то? Кто ее зажег? Это ж не явление природы, полагаю.

— А может, и явление, — серьезно сказал Стрелок. — Потому что за Слимом никого… ну, гадом быть!.. никого не было. Площадка пустая, ангар этот… или склад… А может, с крыши ангара и пульнули лучом. Кто? Человек Слима? Значит, он не один в поезде, а с неведомыми нам помощниками. А выстрел… Ну вот и понадобился помощник. Если я прав, то скорее всего это был «персонал скайрим».

— Что за зверь? — спросил Пастух, мучительно желая потереть глаза и понимая, что делать это совсем не в жилу.

— Винтовку такую америкосы придумали, лазерную. Нам на переподготовке в Ливии, в Нафуре, показывали. Издалека лучом бьет — и враг ослеп. Минут на десять. А то и дольше. Снайперская игрушка. Чтоб против других снайперов. Ее америкосы ласково «пчелкой» зовут… По-английски — би-и. Би-би-и… Дура такая большая и нелепая, на однобокую гитару похожа. Вот Слим и сыграл на этой гитаре, а ты ослеп. Это ненадолго, не бзди…

— Надо же, я и не слышал о такой… Ладно, проехали. — Боль в глазах проходила, таяла. — Только я ни хрена не врубаюсь: зачем ему весь этот поганый железнодорожный театр? Почему он меня сразу не убил? Из обыкновенного какого-нибудь «макарова». Р-раз и — все. И я — покойник, и — забирай Марину со всеми ее непонятными тайнами, вези к заказчикам и сдавай. А он в меня — из гитары, блин… Похоронный марш… Что-то я не врубаюсь в ситуацию, а это скверно… Побежали, Стрелок, мухой, мухой. А то еще и от поезда отстанем. Второй раз очень не хочется…

— Три минуты до отхода, — напомнил Стрелок. — Успеем. Если совсем мухой… — И все ж добавил до кучи: — Он с тобой, как с котенком…

Обидно было сказано. Но — правда.

Уже на бегу Пастух спросил:

— А Марина с кем?

— Она с соседкой из четвертого купе в карты, в покер играет. Даже на перрон не вышли.

— На что играют? Опять на вылет из вагона с вещами?

— На этот раз на бутылку шампанского.

— Так ночь уже! Какое шампанское?

— Ресторан и ночью работает. Прибежим, тронемся — будет что выпить.

— Мне сейчас покрепче надо, — сказал Пастух.

— Ты же покрепче не любишь.

— Я не про любовь, — ответил Пастух. — Я про насущную необходимость. Она важнее любви. И еще говенная штука: что-то обидки у меня множатся — на Слима этого хитрожопого, множатся и кипят вовсю — аж крышечка подпрыгивает…

Да они уже и добежали до вагона, еле-еле успели вовремя, и не привыкать было догонять поезд. Настроение у Пастуха — хуже, как хотел помнить, не случалось. Глаза все еще побаливали, но зрение вернулось полностью. Однако ж и досада шкурная откуда-то всплыла: неплохо этот Слим и его команда укомплектованы. Пастух о винтовке «персонал скайрим» даже и не слыхивал. Теперь услыхал и плюс попробовал. На себе. Удовольствие — ниже всякой планки.

А настроение еще ниже присело, вообще не видать. И выбор был невелик: то ли застрелиться от стыда за судьбу свою уязвленную, то ли все же подождать некоторое время и железно застрелить Слима, чтоб он, *censored*, не висел ну в очень недлинном списке обломов Пастуха.

И — главный вопрос: почему Слим его не убил?..

Уж не говоря о том, почему он сам не убил Слима? И тогда, в первый раз, и теперь вот…

Марина, мгновенно скрутив карточную игру, занялась вечным женским делом: выхаживать подбитого на лету мужчину. Сходила к проводнице и принесла от нее сырую чищеную картофелину, бинт и почему-то терку. Пастух по-прежнему видел в четверть глаза, но овощ углядел.