Медленный скорый поезд

А проехали не так уж и много. Совсем скоро впереди Омск наклюнется. Домик их многоколесный громыхал по рельсам, по стыкам, ладно так громыхал — как убаюкивал, и вот уж и враг явный-неявный казался этаким фантомом бесплотным, а будущее виделось светлым и праздничным, тем более что к месту и ко времени Шухрат еще разок емкости вискариком наполнил. Ну благодать прям!..

Хотя и перебор уже, завязывать надо.

И только одна странная странность путала ситуацию. Слим и его подмастерья, очевидно, — в поезде. Умылись, почистились, спрятали оружие, расслабились ненадолго, ждут. Чего ждут? Возвращения Марины сотоварищи? Так вот они, сотоварищи, чего еще ждать? Пастух полагал: все, кому это нужно, уже и наверняка знают — Марина опять в поезде. Из-за монотонной, сидячей поездной жизни всякая новостишка мгновенно становится предметом обсуждения во всех вагонах. Этакая халявная пища приторможенного дорогой ума…

Короче: почему тати затаились и чего ждут?..

Мимо прошел Шухрат, сказал Пастуху:

— За начальником иду. Сколько можно работать? Поезд едет, машинист вперед смотрит, дорога одна и свободна — почему бы и не отдохнуть хорошим людям? Сечешь, коллега?

— Секу, — согласился Пастух. — Поосторожнее там.

Ни Шухрат, ни начальник поезда его особо и не интересовали. Как скорее всего и Слима с его бандой…

А тут ко времени и к вокзальной платформе омской причалились тихо и бережно. Вокзал в Омске был большим, белым и нарядным — светло-зеленый цвет и немножко белого. Стоянка была короткой — шестнадцать минут всего. Пастух вышел на перрон одним из первых, отошел в сторонку подальше, подальше, встал сбоку тетки, мороженым торговавшей, принялся наблюдать за родным вагоном.

А народ из вагона чуть ли не весь вышел. И то понятно: большой город, большой вокзал, длинная дорога позади, а тут вроде как воля, хоть и недолгая. Нарядная радость для усталого сознания.

У Пастуха, как он сам считал, за время путешествия развился синдром недоверия к открытым пространствам. Как в теплом вагоне ехать — уж и все понятно, близко, а если что не так, то все равно разрешимо на раз. Маленький тесный мирок, маленькие проблемки, маленькие желания и недовольства — чего заморачиваться-то? А вокзал или все же вокзалы — это вовсю открытое пространство, которое, как показали все эти железнодорожные будни, чревато неожиданностями разного сорта, часто — наипаскуднейшего. И вроде ничего дурного не предвидится, ан со стремы не сойти. Опыт. А уж и очевидно: надо контратаковать. Вопрос — кого? Враг пока не шибко-то и явен, невесть откуда взялся и, по сути, невесть куда целится. И понятно бы: в Марину целится, фигурально говоря, в нее, родненькую. И сегодня, после негаданного краткого и чудесного в общем-то путешествия по иным пространствам, легко понять вражий интерес: научная фантастика да в реальной действительности дорогого стоит.

А вообще-то нелегко чувствовать себя любимого в роли зверя, за которым идут охотники. Точнее — едут. В одном и том же фирменном поезде. И уж была возможность исчезнуть из него, пересесть на другой вид транспорта, хоть бы даже и на полюбившийся Марине вертолет. Ну, длиннее дорога в Москву станет, по времени дольше в небольшие, но все же разы, а еще и дороже, хлопотливее, так ведь хлопоты-то эти милы и совсем не опасны, когда никто дорожку не перебегает…

Ан едем, как ехали. И приедем. Так Пастух свое дело понимал…

А поездной «совет в Филях» собрался в купе Марины быстро и в полном составе. Даже начальник поезда, согласно обещанию Шухратом приведенный, отвлекся от своих казенных обязанностей и первым свою позицию официально объявил:

— Стрельбы в вагоне не допущу. Попрошу выложить на стол имеющееся оружие, оно на время операции будет сохранено в моем сейфе… — Закончив официоз, добавил от себя: — Они начнут стрельбу, мы подхватим, а что обычным пассажирам делать? Под полки забиваться?.. — Аудитория слушала начальника и молчала, Шухрат тоже помалкивал. Начальник длинную тишину услышал, занервничал: — Я что, непонятно сказал? Или у кого-то другое мнение?.. — Подождал этого другого, не дождался, подбил бабки: — Лучший вариант, считаю, — задействовать профессионалов. Я связался с Ишимом, с тамошними силовиками, они вроде ситуацию поняли. Ну, по-своему, конечно. Оцепят здание вокзала, очистят перрон, вагон ловит группа захвата, профи, мы ее встречаем…

— И провожаем, — сказал Шухрат.

— То есть? — Начальник поезда не понял своего дружбана.

— Знаю я эти группы… Они там безбашенные все, пальцем спусковой крючок нащупают и — по окнам, по стенам короткими очередями, упаси Бог… Соединись с Ишимом, Пахом, отмени группу захвата, Христом Богом прошу, отмени на хрен. Пусть все оцеплено будет, пусть пассажиров и провожающих с перрона прогонят в здание вокзала… Не надо стрельбы. Сами, сказал, справимся. И свое оружие тебе никто не отдаст, уж поверь на слово, если сам никак не дотумкаешь…

— Согласен с Шухратом, — сказал Пастух. — Бескровный исход — это прелестно, но если бандиты станут стрелять, придется отвечать. Нам придется. И только нам. Где отвечать, как, из чего?.. Будем сидеть и ломать бошки — обсидимся и обломаемся. Сколько у нас стволов?.. Навскидку — четыре штуки. Я, Стрелок, Шухрат, товарищ начальник поезда, — худо-бедно, но все четверо вооружены. Наверняка у кого-то что-то еще про запас заныкано. Все умеют стрелять. Так пошли! Чего сидеть и куковать, пока они к нам сами не явятся?.. Но разведка необходима. Пусть даже поверхностная, наспех.

— Кто пойдет? — спросил Шухрат.

— Из нас — никто, — ответил Пастух. — С нашими рожами и габаритами — да в разведку по вагонам. Обосраться и не встать… Женщина пойдет…

Марина, до сих пор даже звука не подававшая, встрепенулась:

— Я пойду…

— Ага, — сказал Пастух, — мухой прям… Сидеть и не возникать. Есть у меня толковая женщина на примете… — Встал с полки, открыл дверь купе. — Всем ждать. Это приказ. И вам, товарищ Пахом, уж не обессудьте. А я ненадолго…

Задвинул за собой дверь и пошел по вагону. Знал — куда.

Проводница, имени которой Пастуху спросить не довелось, сидела у себя в купешке и что-то черное шерстяное вязала на спицах.

— Родная моя, — сказал Пастух, вторгаясь в казенное пространство и задвигая за собой дверь, — вы меня уже выручали, так мне все мало и мало. Не поможете ли еще разик?

Она подняла глаза от вязанья, глаза были красные от недосыпа, что профессии ее приличествовало, спросила спокойно:

— А что надо-то?

— Всего-то и прогуляться, — улыбнулся Пастух. — По вагонам. И будто бы по делу идете.

— А по правде, значит, не по делу… — очень понимающе протянула, отложила на приоконный столик вязанье. — И это мне надо, а?

— Не обижу, — сказал Пастух и выложил на столик красную пятитысячную бумажку. Попробовал доубедить: — Не в деньгах дело. Если все пойдет по нашей раскладке, все живы останемся, все до Москвы доедем. Но все и должны поучаствовать в том, чтоб раскладка справедливо легла, а не как ни попадя. Улавливаешь значимость момента?.. Да что я тебе мозги компостирую! Ты сама видишь и понимаешь, что в поезде происходит…

— Я понимаю, — сказала проводница и встала. — Мне идти по всем вагонам и просто смотреть? Или что-то я должна увидеть… что-то такое… так, да?.. Такое, например, как те мужики, что в наш вагон прорваться хотели?..

— Ладно мыслишь, — одобрил Пастух. — На них в оба глаза гляди, только сама не подставляйся. Ты идешь по составу, ты здесь работаешь, тебе не по фигу то, как пассажиры себя ощущают… Ты, полагаю, пассажира с билетом от пассажира… с чем?.. ну, скажем, с нехорошими мыслями отличить навскидку сумеешь?..