Медленный яд

— Мне и так было больно, — шепчу я, — и без твоего вмешательства.

— Все, что я могу сейчас, это сказать «извини». Только вряд ли тебе это поможет.

Ее извинения действительно не спасают, но я, наконец-то, могу задать один вопрос, который беспокоит меня уже давно:

— От кого ты делала аборт? Это был ребенок Кирилла?

Лиза закусывает губу, начиная плакать, а у меня сердце обрывается. Господи, только не его, пожалуйста, пусть это будет кто-то другой. Ну не мог он оказаться таким мерзавцем, чтобы переспать с нами обеими.

— Не его, — и называет другое имя, к которому я совершенно не готова.

Глава 33. Илья

Мысль о том, что в смерти Кирилла может быть виновен Федоров, не дает мне покоя.

На данный момент меня волнуют всего два вопроса, и один из них — не накручиваю ли я себя вслед за Влади? Может статься, что Самойлов умер без посторонней помощи, что и указано в документах патологоанатома. А все остальное — наши домыслы, ее и мои, ничего общего не имеющие с правдой.

Я пытаюсь осторожно выяснить, где был Федоров в момент смерти Кирилла, но это не так просто: во-первых, в открытую не сделать, чтобы не вызвать его подозрений, во-вторых, с того дня прошло почти полгода, немудрено, что все, кто мог помнить, уже давно забыли.

Но выяснить все нужно до собрания, возможно, это единственный козырь в моих руках против Федорова. Иных способов оставить фирму в том состоянии, какая она есть, я пока не вижу.

Каждый день мне звонит Олег, и в его голосе — все меньше оптимизма. Мне удалось увидеться с ним один раз, вместе с адвокатом, третьим по счету, но от смены защитников дело не меняется. Федоров поглядывает на меня значительно каждый раз, как только речь заходит о нашем субподрядчике, а Сержиков избегает разговоров со мной. Остается еще Влади, и одному Богу известно, как проголосует она. Но если Кирилл делился с ней своими планами, она должна знать, что муж не собирался отдавать свой бизнес в руки других людей.

У меня остается еще один запасной план, на самый крайний случай, но я не представляю, как его реализовать. Пока.

В четверг мне звонит Ульяна, о которой я уже успел позабыть. После новости о том, что сообщения отправляла Лиза, первая семья Самойлова перестала меня заботить. Слишком много нахлебников водилось вокруг Кирилла, просто не сосчитать.

Вот и сегодня женщина просит у меня взаймы денег:

— Буквально на две недели, пока в наследство не вступим. Там и выплата за дачу, и Сашка обещала деньги перечислить какие-то…

— Много долгов набралось? — не задумываясь, спрашиваю ее, одной рукой записывая сумму на листок, чтобы не забыть про нее.

— Откуда у меня долгам быть,у Мити…

— Так он же работает? — хмурюсь, припоминая последний разговор. Наврал, что ли, козел?

— Ох, Илья, — вздыхает Ульяна, — я бы и рада была, если он работал как ты, а Митька перекати-поле, ни в одном месте больше двух недель не держался после оркестра.

— Хм… Ладно, сейчас перекину тебе на карту, — и выслушивая слова благодарности, задумываюсь о том, что Самойлов-младший на прошлой нашей встрече рассказывал мне далеко не всю правду.

Нехорошее подозрение на его счет начинает трансформироваться во что-то почти осязаемое, и я кручу нервно карандаш, уставившись в стену впереди меня.

Ну же, на языке крутится какая-то фраза, сказанная Кириллом… Только когда? Неужели в последнюю нашу встречу?

Тру переносицу, достаю листок и начинаю вырисовывать на нем квадраты. Что-то не складывается в словах Мити, что-то недоговаривает он.

Звоню знакомой девчонке в банк, включая все свое обаяние:

— Привет, Ирин, — и минут десять интересуюсь ее делами, пока она не вздыхает:

— Поддубный, признавайся, что тебе от меня надо? Ты никогда не звонишь просто так.

— Пробей, пожалуйста, двух человечков, есть ли у них по кредитам просрочки, задолженности какие-нибудь.

— Ты же знаешь, что это…

— Знаю, — перебиваю девушку, — и знаю, что ты можешь по-умному все сделать. Она легко смеется в ответ:

— Ладно, ладно, после обеда все будет у тебя. Ты сам как? Не расстался еще со своей Алиной?

— А должен был? — хмыкаю. Не люблю разговоры о личной жизни, но сейчас терплю их ради дела.

— Нет, но если вдруг роман прекратится, ты знаешь, кому звонить, — многозначительная пауза, после которой девчонка прощается со мной и кладет трубку.

А я смотрю на телефон и сам удивляюсь, почему еще до сих пор с Алиной. И не представляю, как закончить с ней роман до того, как она потащит выбирать меня подвенечное платье и кольцо. Делать больно Алине не хочется, но я — точно не тот человек, с которым она проживет до старости, родит кучу детей и будет нянчить внуков.

Закрываю глаза, и снова вижу Влади, чей настырный образ вжился в подкорку, высовываясь в любой неподходящий момент. Несколько лет назад я был твердо уверен, что все чувства, которые я испытывал к ней в сопливом возрасте, сами собой сошли на нет: не бывает такой любви, чтобы на года, только в бабских романах и сопливых сериалах по «России».

А между тем, где-то слева под ребрами свербит, стоит только услышать ее имя и фамилию.

После обеда перезванивает Ирина. Слышу в ее голосе веселые ноты:

— Ну что, Поддубный, теперь ты мой должник. С тебя ужин.

— При свечах?

— А то как же. Романтический. В общем, на твоей Ульяне ни копейки долга, а вот по Дмитрию Кирилловичу исполнительное делопроизводство начато, не платит кредиты, на карте минуса.

— Спасибо, — киваю, точно она может меня видеть и глубоко задумываюсь. В принципе, это еще тоже ни о чем не говорит, Ульяне могут просто не одобрить кредит, в отличии от сына: возраст, отсутствие работы, плохая кредитная история. Тогда вполне логично воспользоваться документами сына, а деньги тратить на собственные нужды.

Решаю не тянуть кота за яйца и звоню Митьке, зная из сегодняшнего разговора, что Ульяны нет дома:

— Мама просила деньги передать, завести хочу. Когда дома будешь?

Бабки — это бабки, и если при другом раскладе Самойлов мог бы юлить, то тут соглашается разом.

— Я уже дома.

Мне хватает пятнадцати минут, чтобы преодолеть расстояние до их квартиры. Митя выглядит помятым, точно недавно проснулся, длинные волосы убраны назад ободком. Морщусь, глядя на его пидорский прикид, но молчу. Не мое дело, я сейчас по другим вопросам.

— Чай не нальешь? Пить хочу, замерз на улице.

Он пожимает плечами, и я прохожу за ним на кухню, оставляя несколько купюр на микроволновке. Митя смотрит на них равнодушно, словно не он нуждается в деньгах, а я решаю пойти ва-банк. Терять-то больше нечего.

— Ты как долги перекрывать собираешься?

— На следующей неделе все оформим. Если ты по поводу своих денег, не переживай, я за маму отдам все…

— Митя, не еби мозги, это же твои долги, а не мамкины, — отрезаю я, прислоняясь к стене. Отрезаю ему выход из кухни, чтобы не удумал сбежать, пока мы не договорим. — Пол-ляма неслабая сумма, на что ее потратил, музыкант?