Медовая ловушка

Гильдия хотела, чтобы эти данные были расшифрованы на месте, чтобы их можно было проверить, пока мы все еще держали мистера Гейтса под наблюдением. Он был человеком, который, как известно, пропадал с радаров, и если потребуется практический допрос, то сейчас был лучший шанс для того, чтобы это произошло.

На кого бы ни работал Эдвард, они проделали достаточно приличную работу со своими шифрованиями. Этот идиот ни за что на свете не смог бы сделать это сам. Не было ничего такого, чего бы я не смог взломать, но это, вероятно, заняло бы у меня пару часов.

Дэнни вышла из душа через пару минут, ее длинные волосы были мокрыми и пахли гостиничным шампунем, несмотря на то, что она только что вымыла их этим вечером. Хотя, честно говоря. Вероятно, она хотела смыть с себя любой намек на Эдварда Гейтса.

— Нашел что-нибудь стоящее? — небрежно спросила она, доставая из сумки свежую одежду.

Я поправил очки и искоса взглянул на нее. — Нет, а как же - спасибо за то, что спас твою задницу внизу?

Ее смех был низким и хриплым. Абсолютный секс. Чистый гребаный мед. — Поверь мне в этом, Леон. Меня не нужно было спасать. Но я определенно наслаждалась драматизмом происходящего. Как ты добрался туда так быстро?

Я подавил самодовольную улыбку. — Телепортация, очевидно.

Она усмехнулась. — Конечно. Очевидно, мне нужно поговорить с нужными людьми, чтобы усовершенствовать мои технологии, потому что это могло бы пригодиться.

Она бросила полотенце, чтобы одеться, и у меня вырвался болезненный вздох сквозь зубы. Мне нужно было не смотреть. Вкус ее поцелуя все еще был на моих губах, а мягкое прикосновение ее тела запечатлелось в моем сознании. Если бы я посмотрел, я бы действительно потерял контроль. Больше, чем итак.

Поэтому я заставил себя снова посмотреть на экран и принялся за написание программы для расшифровки содержимого компьютера мистера Гейтса. Как только я взломаю его, я смогу загрузить данные на наш портал вакансий и получить полную оплату контракта. Тогда я смог бы уйти к чертовой матери и стереть Дэнни ДеЛуну из своей памяти.

Краем глаза я заметил, что она надела мягкую черную футболку, которая слишком хорошо облегала ее стройные изгибы, и черные шелковые шорты. Затем она посмотрела в зеркало, чтобы осмотреть красную отметину на своей в остальном безупречной щеке. Чертов Тед ударил ее, а она позволила ему.

Я ничего не сказал, продолжая свою работу и пытаясь игнорировать ее, пока она рылась в мини-баре в поисках чего-нибудь холодного. Она достала банку кока-колы и на мгновение прижала ее к щеке, затем разочарованно вздохнула.

— Я схожу за льдом, — объявила она. — Вернусь через секунду.

Паника пробежала по мне, когда она повернулась к двери.

— Подожди, — рявкнул я, прежде чем смог прикусить язык. — Тебе не нужен лед.

Она развернулась ко мне босиком, изогнув идеальную бровь. — Мое лицо так не считает, доктор Леон.

Снова эта дерзость. Мне захотелось сделать с ней что-нибудь плохое.

— Сядь, — приказал я ей, вставая со стула и подходя к своему чемодану. Большую часть моего багажа составляло техническое оборудование, но у меня также было немного запасной одежды, чертова куча оружия и несколько туалетных принадлежностей. Я нашел маленькую фиолетовую баночку, которую искал, и подошел к тому месту, где Дэнни примостилась на краю кровати… на удивление послушно, должен добавить.

Она подозрительно нахмурилась, глядя на лекарство в моей руке. — Что это?

— Яд, — саркастически ответил я, открывая крышку и зачерпнув немного белого крема на палец. Просто чтобы она заткнулась, я протянул ей все это, чтобы она прочитала, пока я размазывал крем с сильным ароматом мяты по ее ушибленной щеке.

У нее перехватило дыхание, когда я провел кончиком пальца по ее скуле, но, вероятно, я просто слишком сильно надавил на свежий синяк.

— Арника, зверобой, календула, мята перечная, гвоздика и эвкалипт, — прочитала она вслух список ингредиентов. — Как это по-гомеопатически с вашей стороны, доктор Леон.

Я улыбнулся, убедившись, что крем полностью втерся в ее кожу, прежде чем отступить. — Ты можешь приберечь насмешки, ДеЛуна. Уже чувствуешь себя лучше, не так ли?

Она сморщила носик, возвращая мне баночку с кремом. — Да, наверное.

— Я думаю, ты хочешь сказать спасибо тебе, Леон. — Я многозначительно посмотрел на нее. Она просто откинулась назад, опираясь на руки, глядя на меня с полной уверенностью и… легким флиртом?

— Спасибо тебе, Леон, — промурлыкала она самым греховно-сексуальным голосом, который я когда-либо слышал.

Это был такой тон, от которого у меня участился пульс и вспотели ладони.

Придав лицу жесткость, я отрывисто кивнул и вернулся к своему компьютеру. Мне предстояло расшифровать чертову кучу зашифрованных данных, и не было времени, подобного настоящему.

Между нами повисло неловкое молчание, и я не мог не скучать по той легкой, почти дружеской связи, которую мы разделяли на работе, которую выполняли вместе пару лет назад. Тогда она тоже меня привлекала, но я все еще страдал от смерти Лейлы. Этого было достаточно, чтобы я твердо отнес Дэнни в категорию неприкасаемых. Хватало того, что я мог наслаждаться её компанией, не думая постоянно о поцелуях, прикосновениях и о том, как бы я её…

Нет. Дэнни была наемником. С таким же успехом она может принадлежать к другому бесполому виду.

— Хорошо, если ты собираешься поработать над этим какое-то время, я пойду спать, — объявила она.

Хорошо. Я не ответил, потому что был опасно близок к тому, чтобы предложить ей совершенно другое занятие в спальне и отложить свои коды на другой день.

Она потратила пару мгновений, расчесывая влажные волосы, затем положила заряженный пистолет на прикроватный столик. В любой другой ситуации это казалось безумным параноидальным поступком. Особенно когда она добавила длинный охотничий нож под подушку. Но в нашей работе это было просто разумно.

Не то чтобы я позволил бы чему-либо случиться с ней, пока она спала. Я бы оберегал ее, как делал это в течение трех недель в Кракове, пока она выздоравливала после ранения.

Черт. Может быть, мне действительно нужно было вернуться к терапии.

Нет, моя легкая грань безумия была тем, что сделало меня тем, кем я являюсь. Это было то, что позволяло мне делать то, что я делал, и не испытывать ни малейшего сожаления или раскаяния. Если бы я потерял это, я бы просто стал нормальным… А этого никто не хотел.