Мэдук
Шрифт:
«Может быть, мой отец — благородного происхождения, — задумчиво заметила Мэдук. — Его же никто не позаботился спросить?»
«Вряд ли, — махнул рукой Кассандр. — Воспитанный человек не решился бы на столь непозволительную глупость. Ты сомневаешься? Но таков закон природы! Каждый должен знать свое место, зависящее от происхождения, то есть от знатности предков — и единственная возможность улучшить наследственное положение состоит в том, чтобы заслужить королевский патент, выданный за доблесть и героизм, проявленные на войне. Никакую другую систему нельзя назвать целесообразной, справедливой или естественной».
«Какое же у меня положение? — растерянно спросила Мэдук. — И где моя родословная?»
Кассандр улыбнулся и развел руками:
Любопытство Мэдук, однако, не было удовлетворено: «А моего отца бросили в яму вместе с родословной?»
«Надо полагать, — усмехнулся принц. — Если она у него была».
«А что такое родословная? Что-то вроде хвоста?»
Тут Кассандр уже не смог сдерживать веселье, задыхаясь от хохота. Мэдук оскорбленно поднялась на ноги и удалилась.
Королевская семья время от времени выезжала из Хайдиона за город: Казмир не прочь был иногда поохотиться — ему особенно нравилась соколиная охота — или просто проехаться по сельской местности. Как правило, для Казмира седлали вороного боевого коня по имени Шейван, тогда как королева Соллас ехала на смирной белой кобыле или — что в последнее время случалось все чаще — на выложенном подушками сиденье королевской кареты, благодаря многочисленным рессорам отличавшейся исключительно мягким ходом. Принц Кассандр гарцевал на норовистом саврасом жеребце Гилдрупе, а принцесса Мэдук весело носилась туда-сюда на своем сером в яблоках пони, Тайфере.
Мэдук заметила, что многие придворные дамы испытывали привязанность к лошадям и часто навещали конюшни, чтобы приласкать любимцев и угостить их яблоками или сладостями. Мэдук стала подражать этому обычаю, предлагая просвещенному вниманию Тайфера то морковку, то репку; в то же время пребывание в конюшне позволяло ей на какое-то время ускользнуть от бдительных взоров леди Дездеи и леди Триффин, а также избавиться от шестерых фрейлин.
Ухаживать за Тайфером поручили помощнику конюшего по имени Пимфид — светловолосому пареньку лет двенадцати, сильному и старательному, с честной физиономией, выражавшей постоянную готовность услужить. Мэдук убедила Пимфида в том, что в его обязанности входили также сопровождение и охрана принцессы, по мере надобности. Пимфид не возражал: договоренность такого рода, в меру его разумения, свидетельствовала о некотором повышении его статуса при дворе.
После полудня в пасмурный день, когда сплошные низкие тучи нависли над побережьем и в воздухе уже чувствовалась влажность неминуемого дождя, Мэдук набросила на плечи серый плащ с капюшоном и потихоньку пробралась в конюшню. Там она позвала Пимфида, собиравшего вилами навоз: «Пойдем, Пимфид, скорее! Нужно кое-куда сходить — это займет, наверное, около часа, и мне потребуется твоя помощь».
«Сходить — куда, ваше высочество?» — осторожно поинтересовался Пимфид.
«В свое время ты все узнаешь. Пойдем, пойдем! Скоро вечер, время летит, а ты все мнешься с ноги на ногу и скребешь в затылке!»
Пимфид неуверенно хмыкнул: «Вам понадобится Тайфер?»
«Не сегодня, — Мэдук повернулась, чтобы идти. — Пойдем!»
Вздохнув не без облегчения, Пимфид решительно воткнул вилы в кучу навоза и тяжелой поступью последовал за принцессой.
Мэдук маршировала по тропе, огибавшей тыльную стену замка; помощник конюшего плелся позади.
«А куда мы идем?» — спросил через некоторое время Пимфид.
«Скоро увидишь».
«Как вам угодно, ваше высочество», — пробурчал Пимфид.
Тропа поворачивала налево, к Сфер-Аркту, но Мэдук повернула направо и стала карабкаться вверх по каменистому склону, выбрав другую, еле заметную тропу, ведущую к огромной серой громаде Пеньядора.
Пимфид позволил себе выразить сомнение в разумности такого маршрута, но Мэдук пропустила его робкий протест мимо ушей. Она продолжала подниматься — прямо перед ней уже высилась северная стена Пеньядора.
Запыхавшийся и встревоженный, Пимфид внезапно прибавил шагу и поравнялся с принцессой: «Ваше высочество, куда вы? Под этими стенами в темницах томятся преступники!»«Пимфид, ты преступник?»
«Ни в коем случае!»
«Тогда тебе нечего бояться!»
«Вы ошибаетесь! Именно тем, кто ни в чем не виноват, достаются самые тяжкие наказания!»
«Тебе не о чем беспокоиться, Пимфид, это моя затея. В любом случае, всегда следует надеяться на лучшее».
«Ваше высочество! Я предлагаю…»
Мэдук устремила на помощника конюшего неотразимый взор бездонно-голубых глаз: «Будь так любезен, помолчи».
Пимфид развел руками: «Как вам угодно».
Мэдук с достоинством отвернулась и продолжила подъем по склону под темными каменными стенами Пеньядора. Пимфиду оставалось только угрюмо следовать за ней.
Поравнявшись с углом здания, Мэдук остановилась, чтобы получше рассмотреть участок, находившийся за древней тюрьмой. В дальнем конце, ярдах в пятидесяти от того места, где они стояли на холме, возвышалась массивная виселица, окруженная несколькими механизмами мрачного назначения, а также тремя чугунными столбами, у которых жгли особенно отличившихся врагов государства. Яма для горящей смолы и большая жаровня неподалеку использовались в сходных целях. Ближе, всего лишь в нескольких шагах под холмом, в пустынном углу заднего двора тюрьмы, Мэдук увидела то, что искала — кольцевую каменную ограду высотой меньше человеческого роста, окружавшую отверстие, достаточно широкое, чтобы в него можно было опустить арестанта. Шаг за шагом, невзирая на неразборчивое протестующее ворчание Пимфида, Мэдук спустилась по пологой каменистой проплешине к кольцевой ограде и заглянула в черную глубину колодца. Она прислушалась, но оттуда не доносилось ни звука. Приложив ладони ко рту, Мэдук наклонилась над отдушиной темницы и позвала: «Отец! Ты меня слышишь?» Ей ответила только тишина. «Отец, ты здесь? Это Мэдук, твоя дочь!»
Шокированный поведением принцессы, Пимфид подошел к ней сзади: «Что вы делаете? Это не разрешено ни мне, ни вам!»
Мэдук не обращала на него внимания. Наклонившись пониже над отверстием, она снова позвала: «Ты меня слышишь? Прошло столько времени! Ты еще жив? Ответь! Я твоя дочь, Мэдук!»
В непроглядном мраке колодца ничто не шелохнулось.
Пимфид не был одарен богатым воображением; тем не менее, ему почудилось, что в глухой тишине подземелья существовало какое-то напряжение — как если бы кто-то прислушивался, затаив дыхание, к происходившему сверху. Потянув Мэдук за локоть, он хрипло прошептал: «Принцесса, разве вы не чувствуете? Здесь водятся призраки! Если правильно слушать, можно различить, как они шепчутся и подвывают в темноте».
Наклонив голову, Мэдук снова прислушалась: «Чепуха! Не слышу никаких призраков».
«Это потому, что вы неправильно слушаете! Давайте уйдем, пока духи не заманили нас в подземелье!»
«Не говори глупости, Пимфид! Король Казмир приказал бросить моего отца в эту яму, и я должна узнать, жив ли он».
Пимфид заглянул в темный колодец: «Никто там не выживет. В любом случае, кто мы такие, чтобы судить о королевском правосудии? Это не наше дело».
«То есть как — кто я такая? Моего отца заключили в темницу! Это мое дело!»
«Так или иначе, он давно умер».
Мэдук печально кивнула: «Боюсь, что так. Но он наверняка оставил какую-нибудь памятку, позволяющую узнать, как его звали, какого он был происхождения. Если не остается ничего другого, я хочу знать, какая у него была родословная!»
Пимфид отказался даже представить себе что-нибудь подобное: «Что вы придумали? Пойдемте отсюда поскорее».
Мэдук не допускала возражений: «Смотри, Пимфид! Там, на виселице, болтается веревка. На этой веревке можно спустить тебя в подземелье. Внизу, конечно, темно, но, когда глаза привыкнут к темноте, ты сможешь разобраться в том, что там происходило, и нет ли там каких-нибудь надписей».