Мэгги и Джастина

— Томми, а ты возьмешься ее проводить?

— Пожалуй, нет.

— Вот видишь. Сколько ей лет?

— Пятьдесят шесть.

— Совсем молодая еще.

— Ну уж не совсем…

— Так что будем делать?

— А что здесь сделаешь? Сначала нужно поговорить хотя бы с ней.

— А почему она обратилась именно к нам?

— Она уже проходила предварительное обследование и кое-что знает.

— Как? Она знает, что у нее неоперабельная опухоль головного мозга?

— Да. Единственное, чего она не знает, — сколько ей осталось.

— Как ты думаешь, хотя бы год она протянет?

— Мне кажется, что ты излишне пессимистичен. По сравнению с результатами предварительного обследования можно сделать вывод о том, что последние два месяца опухоль не расширялась. Вполне возможно, что рост зараженных клеток прекратился.

— Да, звучит не очень оптимистично. То, что рост зараженных клеток прекратился, не значит улучшение состояния.

— В данном случае значит. Если состояние опухоли стабилизировалось, она вполне может протянуть еще несколько лет. Конечно, если исключить сильные нервные стрессы и переживания. Но если ее постигнет нечто подобное тому, что ей уже пришлось пережить, то боюсь, что она мгновенно угаснет.

— Что же ей порекомендовать?

— Главное — поменьше волноваться и беспокоиться. Хорошо, если бы за ней был организован квалифицированный уход. Где она сейчас живет?

— В загородной резиденции генерал-губернатора в Колд-Крик. Огромный такой домина, в пятнадцати милях от Канберры.

— У нее там есть медсестра или какая-нибудь няня?

— Кажется, у нее есть там какая-то сиделка.

— Может быть, нам следует порекомендовать ей своего человека? Все-таки квалифицированный уход для нее — самое главное.

— А согласится ли она? Говорят, что после смерти мужа у нее совсем испортился характер.

— Ну и что? Хорошая медсестра ей не помешает. Ладно, я сам переговорю с ней.

Один из врачей вошел в комнату, где находилась Мэгги.

Молоденькая медсестра снимала с нее датчики, сама же Мэгги выглядела бодрой и веселой.

— Миссис Уилкинсон, — обратился к ней врач, — я знаю, что вам уже известно о вашей болезни.

Она ничуть не удивилась.

— Да. Доктор, вы можете мне ни о чем не рассказывать. Я все знаю. Меня интересует только одно — сколько мне осталось?

Доктор замялся.

— Вот в этом и состоит проблема. К счастью, результаты обследования показывают, что размеры опухоли не увеличиваются. Это значит, что при надлежащем уходе вы можете жить достаточно долго. Самое главное для вас сейчас — избегать сильных нервных стрессов и переживаний. Вы теперь ведете спокойный, размеренный образ жизни, не так ли?

— Да.

— Я думаю, что под присмотром опытной медсестры, которую мы можем порекомендовать вам, вы сможете чувствовать себя вполне нормально. Я не хочу драматизировать ситуацию, поскольку для этого нет особенных оснований. Главное, чтобы вы знали — никаких нервов, никаких переживаний. Мы были бы вам очень благодарны, если бы вы находили время для ежемесячных обследований.

Мэгги поднялась с кушетки.

— Я буду приезжать к вам каждый месяц. А вот уж что касается волнений и переживаний, так уж увольте, это последнее, что у меня осталось. Я никак не могу превратиться в бесчувственную куклу. Можете присылать ко мне свою медсестру, но только раз в неделю. Я не хочу, чтобы она своим присутствием постоянно напоминала мне, что я больна. Нет ничего хуже, чем у себя дома чувствовать запах лекарств и видеть перед собой на туалетном столике горы пузырьков и таблеток. Вы хотите еще что-то сказать мне?

Врач развел руками.

— Ну что ж, миссис Уилкинсон, если вы считаете, что квалифицированный медицинский уход вам не нужен… — обиженно протянул он.

Мэгги уже одевалась.

— Я так не считаю, — сухо сказала она, — но я себя буду чувствовать больной в больнице. К тому же чем мне может помочь ваша медсестра? Она наверняка даже в гольф играть не умеет. Ладно, доктор, спасибо за совет.

Чарли, Джеф и Боб сопровождали автомобиль Мэгги до самого дома. Однако Чарли поразился происшедшей с Мэгги перемене. Она входила в здание медицинского центра решительной, бодрой походкой, а вернулась ссутулившись и шаркая ногами, как настоящая старуха.

Чарли догадывался, что это означает, но Мэгги в очередной раз не пожелала с ним разговаривать.

Вечером она сидела у камина, задумчиво глядя на огонь. Раздался тихий стук в дверь.

— Войдите, — негромко сказала она.

Это была Джейн Гарфилд. На ее лице сияла такая радостная улыбка, что, казалось, ей увеличили жалование. В руке секретарша держала небольшой голубой конверт с наклеенной на нем экзотической маркой.

— Это от вашей дочери, — сказала она, протягивая Мэгги письмо.

Та мягко улыбнулась:

— Джастина…

Письмо от дочери было коротким.

«Мама, как ты знаешь, Лион подал в отставку, после поражения на выборах он никак не может прийти в себя. Я пишу тебе с борта теплохода, на котором мы вместе с Лионом и нашим общим знакомым Луиджи Скальфаро, о котором, по-моему, я тебе уже писала, едем в Алжир. Это не простое путешествие, это скорее бегство. Может быть, от самих себя…

По-моему, Лион не любит меня или разлюбил. В последнее время мы почти не разговариваем. Хотелось бы думать, что я ошибаюсь.

Надеюсь, что у тебя все хорошо. Я постараюсь написать еще… когда будет о чем писать. Ужасно скучаю по Дженни и по тебе. Целую вас».

56

Поздно вечером Чарли вернулся в Канберру, где снимал небольшую холостяцкую квартирку.

Теперь они несли дежурство возле дома Мэгги Уилкинсон по очереди. После Чарли заступил Джеф, а утром его должен был сменить Бобби Бентон. Еще не успев раздеться, Чарли услышал, как в комнате зазвонил телефон. Звонил Джеф.

— Что-нибудь случилось? — встревоженно спросил Чарли.

— Да нет, ничего особенного, — ответил Чендлер, — просто я только что узнал, что завтра к миссис Уилкинсон приезжают гости.

— Какие гости?

— Угадай, — таинственно засмеялся Джеф.

— Да ладно, не томи, я и так сегодня очень устал, — пробурчал Конти.

— Гарри Стентон, — ответил Чендлер.

Чарли хмыкнул:

— Вот как? Сын премьер-министра. А что ему нужно от Мэгги?