Men from the Boys, или Мальчики и мужчины
Шрифт:
— Великолепно, дорогой, — кивнула она.
Похоже, мне начало фартить.
На ее «блэкберри» замигал красный огонек. Она взяла телефон и вздохнула.
— Мне надо ответить, — сказала она. — Это няня.
Прикрыв рукой «блэкберри», она доверительно наклонилась ко мне:
— По крайней мере, называет себя няней. Но она больше похожа на безмозглых студенток-иностранок, приезжающих сюда подработать.
Она тонко улыбнулась:
— Да, Милена, что за проблема на этот раз?
Некоторое время она слушала, барабаня пальцами по крышке пустого стола, глядя
— Что значит, Люки отказывается есть овощи? Тебе известно, что нужно делать, дорогая, когда Люки отказывается есть эти хреновы овощи. Разве мы не обсуждали это вчера? Нет, помолчи, дорогая, и послушай меня. Тебе нужно кое-чему научиться. Если Люки отказывается есть овощи, мы лишаем его привилегий. Пригрози, что заберешь у него игровую приставку, и он очень быстро проглотит свою органическую морковку, поверь мне.
Пока она делала выговор няне, я украдкой бросил взгляд на свой мобильник.
«Десять пропущенных звонков», — было написано на дисплее.
Господи, это что-то серьезное.
Я облизнул губы и сунул телефон обратно в карман джинсов. Сара что-то говорила мне и улыбалась, но я ее не слушал. Я вспомнил своего отца в последнюю ночь его жизни. Испуганный, обколотый морфином, изъеденный раком, убивавшим его.
Оставленный умирать в одиночку.
Мы с мамой не хотели, чтобы он умер, оставшись один. Мы просто пришли домой, чтобы переодеться, принять душ и перевести дух. А через пару часов снова собирались вернуться в больницу, в отделение для раковых больных. И в это самое время он умер, и я до конца жизни не прощу себе того, что меня там не было.
Она перестала улыбаться.
Она ждала.
— Я спросила — что вы думаете о женщине-полицейском Чанг?
Я открыл рот, но не издал ни звука. Десять пропущенных звонков? Даже если я уйду прямо сейчас, успею ли я к нему вовремя? Неужели я собирался оставить умирать в одиночку того, о ком заботился? В кого же я превратился?
Я посмотрел на плакаты на стене. Женщина-полицейский Чанг? Кто она такая? Новый персонаж или старый? На плакатах не было никакой женщины-полицейского Чанг. Я запаниковал и поднялся на ноги.
— Женщина-полицейский Чанг? — спросил я. — А что о ней?
Сара откинулась на спинку кресла, глядя на меня.
— Что о ней? — переспросила она. — Это вопрос? По-моему, ясно — что насчет ее выкидыша в третьем сезоне? У нее должны остаться психологические проблемы?
— А, — сказал я. — Понимаете, Сара, честно говоря, я не знаю. По моему опыту — я имею в виду, в реальной жизни, а не в «Мусорах» — никто не может прийти в себя после такого. Правда.
Я смотрел на плакаты. Я не хотел быть грубым. Мне нужна была работа. Но — десять пропущенных звонков! — я должен был идти.
— Честно говоря, я начал смотреть сериал несколько дней назад. Наверное, я пропустил выкидыш у полицейского Чанг.
Я направился к двери, на ходу доставая телефон.
— Я мог бы делать эту работу. Я знаю, что мог бы. И знаю, что вы предпочтете юнца, который знает назубок каждую серию и станет работать за пакетик фисташек.
Я покачал
головой и кивнул на награды, стоявшие на столе:— Но у меня есть две вещи, которых нет у него. Награда БАФТА и седые волосы.
— Дайте ему время, — сказала она.
Я грустно улыбнулся. Она была твердокаменная, но хорошая. Я это видел. Мне бы понравилось работать с ней. Но мир изменился.
— Я вижу, вы мать, — сказал я. — Поэтому надеюсь, что вы поймете. Срочные домашние проблемы.
В этот миг в ней появилось удивительное сочувствие. Я отчетливо увидел, что внутри ее что-то оттаивает.
— Люки семь лет, — сказала она, улыбнулась и кивнула на телефон, зажатый у меня в руке. — А вашему сколько?
Мне пришлось пару секунд подумать.
— Восемьдесят два, — ответил я.
Я вернулся на Олд-Комптон-стрит. Было время ланча, и вокруг шумел Сохо, а я отчаянно названивал Кену. Постоянно слышались долгие гудки, а в конце мне предлагалось оставить голосовое сообщение.
Я то и дело проверял телефон и чертыхался про себя, потому что старик не оставлял сообщения. Я остановил черное такси и направился на север, в сторону отеля «Ангел», не находя себе места от беспокойства и ярости. То же самое обычно чувствуешь, когда твой ребенок внезапно и неожиданно пропадает и ты абсолютно уверен в том, что случится самое худшее.
Дверь открыл Синг Рана. Кен сидел перед телевизором и смотрел бега по четвертому каналу. Рядом стояла кружка с дымящимся чаем, на коленях у него лежала сегодняшняя «Рейсинг пост».
— Потрясающие новости для тебя, — сообщил он. — Чайниз-Рокс идет завтра в Гудвуде три к тридцати.
Я уставился на него.
— Лошадь? — спросил я. — Ты забрасывал меня звонками из-за… лошади?
Он хмуро взглянул на меня.
— Хотел порадовать тебя, приятель, — проговорил он. — Завтра в Гудвуде на Чайниз-Рокс ставят три к тридцати, и это наверняка. — Он взглянул на Синга Рана, устроившегося в своем любимом кресле. — Что здесь странного?
Мягкое золотистое лицо повернулось ко мне, выражая молчаливое удовольствие.
— Двадцать пять к одному, — сказал он, и Кен торжествующе захихикал.
— Поставь все, что у тебя есть, — посоветовал он. — Один тип из букмекерской конторы подсказал. Верно, Синги?
— Ты звонил мне десять раз посреди собеседования о приеме на работу, — сказал я, все еще пытаясь понять. — Почему ты не взял трубку, когда я перезванивал?
— Наверное, оглох, — сказал он.
— Что?
— Не слышал. Глухой.
— Ты можешь говорить нормально? — взревел я. — Все эти звонки — из-за какой-то идиотской лошади…
Он ощетинился.
— Это не какая-то идиотская лошадь, дорогуша, — сказал он. — Это Чайниз-Рокс, три к тридцати в Гудвуде. И если ты на него не поставишь, это будет твой проигрыш.
Он потряс своей «Рейсинг пост» и прищурился на меня с таким же удивленным презрением, какое иногда я видел на лице отца, и его взгляд говорил о том, что он точно знает, как работает этот мир, в то время как я продолжаю искать к нему инструкцию.