Мэн
Шрифт:
— Да, — безжизненным голосом, сказала она.
— Я назову её Коряга, — послышался в трубке голос мистера Дексена.
Тэсс резко отняла телефон от уха, словно ожидала увидеть его лицо на экране. Потом опять приложила аппарат к уху, но не смогла вымолвить ни слова.
— Сохрани мой номер, — сказал абонент и отключился.
Глава 13 Андрей
«Главное не победа, главное участие» — гласит девиз современных Олимпийских игр. Изречение по-старинному краткое, ёмкое, полное философии и какого-то особого глубокого смысла. Впервые произнесённое на заре двадцатого века французским священником Анри Дидоном, оно пришлось по вкусу Пьеру де Кубертену, в то время усиленно трудившемуся над популяризацией спортивных состязаний и возвращения их на мировую арену, он заменил им историческое: «Citius, altius, forties» и новый лозунг, славно поработав на благо спортивной
Правда, некоторые пытаются утверждать, что сей спасительный слоган придумали неудачники и аутсайдеры себе в утешение, ведь оно только лишь звучит пафосно и благородно, но на самом деле абсолютно не отображает саму суть состязаний, их главный принцип, который заключается в том, что в спорте важна, конечно же, победа и только победа. И тот, кто пришёл к финишу вторым, хочет быть первым, но и тот, кто пересёк финишную черту тринадцатым, мечтает сделать это не двенадцатым, он тоже хочет быть первым.
Андрей Дексен никогда ни с кем не соревновался. Вообще.
Дрался — бывало. Но не соревновался.
Достижения, равно как и неудачи окружающих (друзей или врагов — без разницы) его волновали весьма недостаточно для того, чтобы подвигнуть к попыткам обойти или превзойти. Чисто информативно, не более. Ни фавориты, ни аутсайдеры — никто не мог навязать ему борьбы. Не получалось. Его первенство радовало парня очень мало и нечувствительно, «поплясать на костях» всегда являлось для него удовольствием сомнительным, да и чужим успехам огорчить не удавалось. Скорее, тоже обрадовать. Что плохого в том, что у человека что-то получается? Да на здоровье! А когда чуть позже, в старшей школе, юноша узнал о безоценочном восприятии окружающей действительности и об относительности и субъективности всего и вся, то понятия «победа» и «поражение» и вовсе до поры до времени исчезли с картинки его мира. Андрей продолжил соревноваться только с собой — он сегодняшний с собой вчерашним, и он завтрашний с собой сегодняшним — всё, конец списка.
Это не было гонкой. Тем более, с преследованием. Отнюдь. Иногда это походило на войну с вражескими территориями и вылазками в разведку, иногда — на альпинизм с карабканьем вверх и любованием с покорённых вершин, оставленной у подножия, ленью. Случалось всякое.
В раннем детстве Андрей ничем от своих сверстников не отличался. Мальчик как мальчик. Играл в машинки и компьютерные игры, гонял в футбол, рвал штаны, матерился, пробовал курить — всё как у всех. Ну, может, был чуть более задумчив и сдержан и чуть менее коммуникабелен и разговорчив в общении. Да и вообще, действию, по возможности, предпочитал созерцание, а разговору — чтение. Он любил читать. К этому полезному и приятному времяпрепровождению его приучила мама, которая в своём красивом и умном сынишке души не чаяла, а тот отвечал ей взаимностью. Когда она не работала с документами у себя в кабинете или с продуктами на кухне — где сын, кстати, любил помогать ей чистить картошку или молоть фарш для запеканки — то всегда сидела, уткнувшись в книгу. Доверяя её выбору, мальчик тоже попробовал и ему понравилось. Это не сразу были Воннегут, Беллоу, Уэлш, Фолкнер и Рушди, но когда пришло время, появились и они.
А ещё Андрей любил свой влажный, промозглый Портленд, в котором родился, тенистые и гористые улицы этого города, напоминающие Сан-Франциско, запах океана, набережную. Ему не исполнилось и девяти, когда семья переехала в Неваду, в Рино. Однако мальчик уже успел привязаться к своей родине и спустя пару месяцев жизни среди жары, песка, красной пустыни и текиллы, стало ясно, что здесь ему будет плохо.
Так оно и случилось.
Смерть матери четырнадцатилетний сын пережил только лишь физически, будучи морально раздавленным полностью. Мама забрала с собой добротный кусок его сущности как ребёнка, и он уже тогда понимал, что эта утрата, увы, невосполнима.
Миссис Елена фон Дорфф — Дексен имела проблемы с обменом веществ ещё и до второй беременности, но всё-таки решилась рожать, надеясь на помощь врачей. К сожалению, диеты ожидаемого облегчения не приносили и нарушения кальциевого обмена всё-таки привели к остеопорозу. Не помогли также и всевозможные и невозможные клиники Вашингтона, куда забрал дочь сенатор Арнольд фон Дорфф. Мама уходила долго и мучительно. Андрей часто говорил себе, что не отпустит её и даже пробовал молиться, но она всё равно поступила по-своему. Она ведь была прокурором.
Даже не смотря на то, что именно беременность и роды спровоцировали смертоносную болезнь, появившуюся на свет в результате этой трагедии Джокасту, Андрей ни в чём не винил и не упрекал. Он-то хотя бы помнил их маму, а вот она — нет. Ей и трёх не исполнилось,
когда маму похоронили. Но и особой жалости и родства душ брат к сестре тоже не испытывал. Он не смог стать ей другом, скорее — вторым отцом, поскольку не получалось у парня воспринимать эту пигалицу всерьёз. Юноша никогда не обижал девочку и даже наоборот, но и в свой мир не впускал — он не просил у родителей себе сестрёнку или братишку, ему и одному жилось вполне нелегко и нескучно.А сестра Джо уродилась девушкой с характером тяжёлым. Да ещё и плюс ко всему, это оказался тот самый случай, когда «толпа капитанов потопили корабль». Вначале её воспитывала вторая жена отца — Тайра. Именно из-за того, что мачеха и падчерица не нашли общий язык, и ребёнок всё больше и больше ожесточался, Джокасту забрали к себе в Нью-Йорк Даррен с Берчем, как только Андрей окончил школу и уехал в Европу. Разумеется, с разрешения отца.
Отношения сына с отцом складывались странным образом. Не сказать, чтобы плохим, но всё равно странным. Наверное, всё потому, что мистер и миссис Дексен происходили из различных социальных слоёв. Старший Дексен не спешил вовлекать мальчика в свой мир, учить его своим понятиям, вдалбливать в голову мысли о тяжёлом физическом труде, пиве, бейсболе, футболе, телевизоре и рыбалке. Отец хотел, чтобы парень вырос таким как его мать: образованным, умным, амбициозным и красивым. И что интересно, по сути, так оно и вышло. Поэтому Ченнинг Дексен с готовностью отдал сына в руки дядьёв фон Дорфф, чтобы тот пошёл по их стопам и ему стал близок именно их мир, где вращаются уже совсем другие деньги, и люди живут в других условиях. А он продолжит крутить баранку.
Иногда отец заезжал к детям в Нью-Йорк и его принимали с радостью — мистер Дексен-старший показывал себя человеком простым, молчаливым, незлобным и обходительным. Джокаста очень любила отца, тем более, что довольно сильно походила на него внешне.
Кстати, в Нью-Йорке история с ней повторилась — сестра Джо не слушалась никого. Жена Даррена — Фиона, мягкая, добрая женщина, боялась сильно ругать и наказывать полусироту, сам Колам воспитанием даже своих детей: Джейн и Отто занимался мало из-за занятости в бизнесе, а Берч вообще заявил, что девочек воспитывать не умеет, а «абы как» не хочет. Младшая Дексен плохо училась в школе, воспитателей своих не признавала, посуду за собой мыла только если ворваться к ней в комнату с воплями и угрозами, готовить отказывалась категорически и сама предпочитала питаться «фаст фудом».
Но Андрею она всё равно чем-то нравилась, он её в какой-то степени уважал. Конечно же, это был взбалмошный подросток с неустойчивой психикой, полный противоречий и причуд, но девчонка никогда не притворялась хорошей и прилежной. Набедокурив, не пряталась за чужую спину, и не трудилась скрывать, что использует своего умного, красивого, такого вот всего из себя старшего брата, чтобы поднять себе авторитет среди подруг и одноклассников. Из чего Андрей делал вывод, что девчушка его любит. Кстати, за право называться сестрой такого человека как он, Джокаста платила чистой монетой. Тот, кто посмел бы усомниться, что её брат самый красивый и крутой парень на всём Манхэттене, рисковал очень сильно и по-взрослому. Сестру Джо не смущали ни гендерная принадлежность, ни габариты, ни мускулы нахала — она вцеплялась в него как пиранья и требовала взять свои слова обратно. А особым покровительством у неё пользовались девочки, честно и открыто признавшиеся, что влюблены в Андрея. Таких сестра Джо брала под свою личную опеку, иногда приглашала в гости, когда брат присутствовал дома, и подстраивала так, чтобы несчастные влюблённые могли полюбоваться или хотя бы услышать голос своего «господина сердца». Разумеется, всё это длилось только до тех пор, пока «господина» об этом не просветили (заговорщиц сдал Отто, подслушав их болтовню) и он заявил, что если ещё хоть одна «шмакодявка» появится у них в доме, он женится, а сестру Джо отправит в Мэн к Билли с Чаком — эти двое были единственными людьми на всём земном шаре, которых оторва всё-таки побаивалась. Отто потом ещё долго ходил с поцарапанной щекой и открученным ухом, но зато одна из подруг Джокасты, всё-таки излечившись от Андрея-зависимости, согласилась сходить с ним на свидание.
А в один прекрасный момент заболела и сама сестра Джо. Театром. Вот этого уж точно не ожидал никто. Даже руководительница их школьного театрального кружка миссис Риз Руни. Но всё-таки именно она посоветовала Джокасте какую-то экспериментальную студию в Нью-Йорке, коих на Манхэттене имелось великое множество. Девчушка повадилась бегать туда на спектакли и, проникнув за кулисы — ну, а кто бы сомневался! — напросилась в помощницы. Ей уже даже пару раз устраивали просмотры и обещали небольшую роль. Одно Джокасту очень огорчало — она не сможет вести себя до такой степени хорошо и столь долго, сколько запросит Андрей, чтобы отпустить её на гастроли с труппой в Мексику. Что-то ей подсказывало, что он вообще её не отпустит. А вот папа отпустил бы. Отпускал же он когда-то давно самого Андрея ещё маленьким на всё лето в Мэн.