Мертвая зыбь (др. перевод)

«Хускварна» на дне пролива. Он утопил ружье. Примерно посередине – взял за ствол и отпустил. Обрез жалобно булькнул и скрылся под водой. Все равно в нем никакой пользы – патронов больше нет. Жаль – с ружьем он чувствовал себя в безопасности.

И растерзанный выстрелами рюкзак жаль. Сколько там всего было! А сейчас весь его багаж умещается в карманах, да еще в маленьком узелке из носового платка. И все.

Он идет на север. Медленно поднимается солнце. Нильс точно знает, куда ему надо, но это не близко, идти придется весь день. Он идет вдоль берега, предусмотрительно обходит деревни. Старается все время идти лесом – в лесу он чувствует себя более или менее уверенно. Ему попались две косули – они двигались так бесшумно, что он испугался, когда увидел их совсем рядом. Людей-то он слышит издалека, так что избежать встречи не составляет труда.

Рамнебю. Он там бывал, в последний раз прошлым летом. И даже в деревню не надо заходить – лесопилка дяди Августа стоит на отшибе.

Вой пилорам слышен издалека. А скоро он различает и запах – запах свежераспиленного дерева смешивается с запахом водорослей с пролива.

Нильс, оглядевшись, перебегает дорогу и прячется за навесом, под которым лежат штабеля досок. Хоть он и бывал здесь, но где контора, не знает. И даже если бы знал – не попрется же он туда на глазах у рабочих! В нескольких сотнях метров – вилла дяди Августа, но туда идти опасно. Дети, прислуга, шофер – кто-нибудь обязательно донесет в полицию, если его увидит. Так что надо что-то придумать. Тяжелый, даже удушливый аромат сирени привлекает бесчисленных насекомых, а у Нильса от него кружится голова.

Часы его встали – вода попала в механизм, – но прошло не меньше получаса, прежде чем на территории лесопилки появились люди. Двое рабочих, смеясь и о чем-то разговаривая, проходят мимо навеса. Но Нильс прячется за кустом сирени, и они его не видят.

Только ждать.

Еще через несколько минут появляется мальчишка, совсем подросток, тринадцать или четырнадцать, не больше, но ростом почти как Нильс. Руки в карманах, кепка надвинута на лоб.

– Эй, ты! – шипит Нильс.

Слишком тихо. Он не слышит.

– Ты там, в кепке!

Мальчишка останавливается и оглядывается. Нильс поднимается из-за куста и машет.

– Я здесь!

Наконец-то! Мальчишка делает несколько шагов по направлению к нему и останавливается.

– Работаешь здесь?

– Первое лето, – гордый кивок головы.

Голос еще ломается. Смоландский диалект – ни с каким другим не спутаешь.

– Молодец. – Нильс изо всех сил старается быть спокойным и дружелюбным. – Слушай, можешь помочь? Мне надо поговорить с директором, Августом Кантом. Попроси его выйти сюда.

– Директора? – Паренек явно удивлен.

– Ну да, директора Августа Канта. – Нильс смотрит пареньку в глаза, улыбается и протягивает ему крону. – Скажи, Нильс с ним хочет поговорить.

Тот кивает. Нильс смотрит внимательно, как он среагирует на имя. Нильс. Нет, кажется, все в порядке. Либо ничего не слышал, либо… ну и что, Нильс – частое имя. И к тому же – целая крона!

Паренек с довольным видом опускает монету в карман.

Нильс с облегчением выдыхает и опять устраивается за кустом. Все в порядке. Уж кто-кто, а родной дядя о нем позаботится. Поможет переждать суматоху. Конечно, Смоланд не самое безопасное место, придется прятаться, ну что же… раз так получилось.

Он ждет и ждет. От голода и усталости начинают слипаться глаза. Наконец он слышит шаги и с улыбкой поднимает голову. Но это не дядя Август. Это тот же самый мальчишка.

– Что… его нет на месте?

– Почему нет? Есть. Но он не хочет с тобой говорить.

– Не хочет?

– Нет… Просил передать вот это. – Он протягивает Нильсу конверт.

Никакого письма. Три сложенных вдвое стокроновых ассигнации. Только три.

– И все?

Паренек кивнул.

– И ничего не просил передать? На словах?

– Нет… только письмо.

Нильс посмотрел на деньги.

Деньги – вот и все, чем ему помог дядя Август. Деньги на побег – смысл совершенно ясен. Яснее некуда.

Его дядя знать его не хочет.

Нильс поднимает глаза – посыльный исчез. Он выходит из-за куста и видит его удаляющуюся фигуру. Долговязый, в кепке.

Ты один, говорит он сам себе. Выпутывайся сам.

Надо бежать. Куда?

Подальше от побережья – это ясно. Там поглядим.

Он осматривается. Сирень цветет, запах невыносимый, жужжат насекомые. Начинается лето – светлое, зеленое лето. Видна синяя поблескивающая полоска воды – пролив совсем близко.

Он вернется. Сейчас они его гонят, но он вернется. Эланд принадлежит ему.

Он смотрит в последний раз на море, поворачивается и широкими шагами уходит в лес.

16

Герлоф открыл железную калитку. К большой белой вилле Мартина Мальма вела широкая, аккуратно выложенная каменными плитами дорожка. Юлия почему-то вспомнила дом Веры Кант в Стенвике – такой же огромный. Только у этих хором вид жилой, чисто выбеленные стены, ухоженный сад, а там все заброшено… но кто зажигал свет накануне? Или ей показалось? Она гнала от себя эту мысль, но та упрямо просачивалась из подсознания и не давала ей сосредоточиться.

Юлия поддерживала Герлофа, держала его под руку. А может, наоборот – он ее поддерживал. Она страшно нервничала.

Для нее эта встреча была встречей с убийцей Йенса. Кто еще может послать сандалик? И откуда он у него, если Мальм не убивал? Она была почти уверена, хотя Герлоф и придерживался иного мнения.

Дорожка кончилась у крыльца. Ступеньки вели к широкой входной двери красного дерева. Латунная полированная табличка: «МАЛЬМ». Посередине двери, под круглым окошком цветного стекла, – тоже латунный дверной звонок в форме старинного ключа, вставленного в скважину.

Герлоф внимательно посмотрел на дочь.

– Готова?

Она кивнула и протянула руку к звонку, но Герлоф ее остановил.

– И еще одно, – сказал он. – У Мартина было кровоизлияние в мозг. Давно уже. У него бывают светлые промежутки, а бывает и совсем плохо. Вроде как у меня. Если повезет, сможем с ним поговорить. А нет… на нет и суда нет.

– О’кей, – сказала Юлия с колотящимся сердцем и повернула декоративный ключ.

За дверью послышался долгий приглушенный звонок. В оконце мелькнула какая-то тень, и дверь открылась.

Молодая девушка лет двадцати – двадцати пяти. Взгляд вопросительный.

– Добрый день, – поздоровалась она.

– Добрый, – приветливо ответил Герлоф. – Мартин дома?

– Дома-то он дома… но я не думаю, чтобы он…

– Я его старый друг, – не дал ей окончить Герлоф. – Герлоф Давидссон из Стенвика. А это моя дочь. Мы хотели бы его навестить.

– Ну хорошо… пойду проверю.

– А нам можно зайти в тепло, пока вы проверяете? – спросил Герлоф.

– Да, пожалуйста.

Юлия помогла Герлофу преодолеть порог. Мраморные полы в большом холле с дубовыми панелями, на стенах развешаны фотографии новых и старых кораблей. Три двери и лестница на второй этаж.