Мертвая зыбь (др. перевод)

– А вы его родственница? – спросил он девушку. Та задержалась понаблюдать за его замысловатыми телодвижениями.

Она покачала головой и направилась к средней двери. Обернулась на ходу:

– Медсестра из Кальмара.

Юлии захотелось увидеть, что там, за дверью, но проем был занавешен тяжелой портьерой.

Они ждали молча. Обстановка огромного дома, закрытые двери, темные стены – все это не располагало к разговорам. Тихо и величественно, как в церкви. Юлия прислушивалась – ей показалось, наверху кто-то ходит.

Средняя дверь открылась. Появилась медсестра.

– У Мартина сегодня неважный день. Он плохо себя чувствует.

– Вот как? – огорчился Герлоф. – Как жаль… Мы не виделись много лет.

– Зайдите в другой раз.

– Обязательно. Только позвоним заранее, – кивнул Герлоф и попятился к двери.

Юлия неохотно последовала за ним – трудно было примириться, что встреча не состоялась.

На улице за эти несколько минут стало еще холоднее. Она поежилась, открыла калитку, оглянулась и увидела в окне второго этажа бледное женское лицо. Пожилая женщина смотрела на них серьезно и, как ей показалось, печально.

Она хотела было спросить Герлофа, кто это, но он уже был у машины и ждал ее. Она подошла, открыла ему дверцу и снова оглянулась. В окне никого не было.

Герлоф, кряхтя, уселся поудобнее и посмотрел на часы.

– Уже половина второго. Надо что-то поесть. А потом заедем в «Систембулагет» [9] . Я обещал соседям кое-что купить.

– Алкоголь – яд, – сказала Юлия, поворачивая ключ в замке зажигания.

Что ж, паста так паста. Они с трудом нашли не закрытый на зиму ресторанчик. В зале никого не было, но Герлоф тут же пресек попытки Юлии поговорить о неудачном посещении Мартина Мальма и стал с преувеличенным вниманием наматывать на вилку белые щупальца спагетти. Он не позволил ей заплатить – заплатил сам и попросил отвезти его в «Системет», где купил две бутылки полынной водки, бутылку яичного ликера и упаковку немецкого пива. Шесть банок. Юлии пришлось тащить все это до машины. Бутылки в пакете предательски звякали.

9

Систембулагет (шв. – Systembolaget, чаще говорят просто «Системет») – сеть магазинов в Швеции, имеющая монополию на продажу алкогольных напитков. Вино, крепкие напитки и пиво с содержанием алкоголя выше 3,5 % продаются только там.

– Поехали домой, – сказал он с такой безмятежной интонацией, будто удачнее дня в его жизни не было. Юлия мгновенно вспылила, но кое-как сдержалась.

– Пустой день, – желчно сказала она.

Они остановились на красный свет на выезде из Боргхольма.

– Почему?

– Что – почему? Он еще спрашивает – почему! Потому что пустой. Ничего не сделано.

– Как это – не сделано? Прежде всего: у Маргит были замечательные булочки. И кофе они покупают отменный. Это раз. Посмотрели поближе на Блумберга. Это два. А к тому же…

– Зачем тебе все это нужно?

– По разным причинам, – не сразу ответил Герлоф.

Юлия сжалась.

– Пора тебе посвятить меня во все твои дела, – сказала она сквозь зубы, борясь с желанием остановиться и выкинуть его из машины. Прямо здесь, в альваре, к северу от Чёпингсвика. Он просто издевается.

Герлоф помолчал.

– Эрнст Адольфссон, – сказал он. – У Эрнста Адольфссона была теория. Он считал, что мой внук… то есть наш Йенс, не ходил к морю в тот день. Он просто вышел в альвар и там встретил своего убийцу.

– Кого?

– Может быть, Нильса Канта.

– Нильса Канта?

– Вот именно. Почившего Нильса Канта. К тому времени он уже десять лет лежал в земле. Ты сама видела могилу. Но ходят слухи, что…

– Да знаю я, – раздраженно сказала Юлия. – Мне Астрид говорила. Но откуда эти слухи взялись? Это не каждый день бывает… воскресение из мертвых. Я знаю только один пример. Ну, два. И оба из Библии.

Герлоф вздохнул.

– Был такой почтальон в Стенвике – Эрик Анлунд. Он рассказал историю… с большим, правда, опозданием – ждал, пока выйдет на пенсию. Якобы Вера Кант получала открытки без обратного адреса.

– И что?

– Когда эти открытки начали приходить, я точно не знаю. В пятидесятые… или шестидесятые. Из разных стран в Южной Америке. Так Анлунд говорил – он по маркам определял. Несколько открыток каждый год. И всегда без обратного адреса.

– От Нильса Канта?

– Вероятно. Первое, что приходит в голову. А потом Нильс Кант и сам объявился. В гробу.

– Это я знаю.

– Не все ты знаешь. – Герлоф покосился на нее. – Открытки продолжали приходить и после похорон. Тоже из-за границы и тоже без обратного адреса.

Юлия внутренне ахнула.

– Это правда?

– Думаю, правда. Собственно, никто, кроме Эрика Анлунда, этих открыток не видел, но он голову клал на отсечение – открытки приходили много лет после похорон Нильса.

– И люди стали подозревать, что Нильс Кант жив?

– А как же! Надо же о чем-то посудачить в сумерках. Но Эрнст-то… Эрнст терпеть не мог сплетни, но и он так считал – Нильс Кант пережил свои похороны.

– А ты как считаешь?

– Я, как апостол Фома. Фома неверующий. Мне нужны доказательства, а пока я их не нашел.

– А зачем тебе был этот Блумберг?

– Йон Хагман считает, что Блумберг и Кант – одно и то же лицо… Следи за дорогой!

Это было сказано вовремя, потому что Юлия уставилась на него круглыми от изумления глазами.

– Проще некуда, – сказала она, переварив новость. – И искать не надо… Но ты-то так не считаешь?

Герлоф медленно покачал головой.

– Слишком уж большая натяжка… Но здоровое зерно в рассуждениях Йона есть. Блумберг – моряк, я уже говорил. Вырос в Смоланде, еще подростком нанялся на корабль помощником машиниста. Отсутствовал двадцать или двадцать пять лет, точно не скажу. В конце концов сошел на берег, переехал на Эланд, женился, завел детей. Парень, который нас встретил в мастерской, – по-моему, его сын.

– И что в этом особенного? Нормальная биография.

– Ничего особенного, правильно. Настораживает только… столь долгое отсутствие. Ходили слухи – Йон, во всяком случае, где-то слышал, – его выгнали с корабля, и он болтался без дела в какой-то гавани в Южной Америке. Пил по-черному. Наконец какой-то шведский капитан сжалился и привез его домой.

– Но ведь не один Блумберг переехал на Эланд?

– Нет, конечно. Сюда переехали сотни людей.

– Нельзя же в каждом приезжем видеть Канта!

– Нет. Нельзя. И я считаю – нельзя. Блумберг на Канта даже не похож. Но ведь человек видит то, что он хочет видеть. Моя, к примеру, мама, твоя, то есть, бабушка Сара, видела как-то гнома, когда была молодой. Помнишь? Она даже боялась произносить «гном», называла его «серенький».

– Я слышала эту историю много раз. – Юлия попыталась остановить Герлофа, но куда там.

– Причем в самый обычный день. В конце прошлого века это было. Полощет она, значит, белье в проливе, под Грёнхёгеном они жили… вдруг слышит сзади шаги. Быстрые такие шаги, будто кто-то из леса выбежал. Поворачивается она – мать честная! Маленький человечек, не больше метра, весь в сером. Ничего он ей не сказал, даже не глянул – побежал к воде. И не остановился – так и продолжал бежать. Сначала по воде, потом в воде – по пояс, по грудь, – а потом и вовсе исчез. Как корова языком слизала. Вроде утопился. Да разве так топятся? Как бы там ни было, больше она его не видела.