Мертвые души. Том 3

Посему, разлепивши глаза, он кликнул Петрушку и, велевши тому себя собрать, призвал коридорного, дергая засаленный, с кистью снурок, свисавший у изголовья его постели. Дёргать за него Чичикову пришлось не раз и не два, покуда, наконец, в дверь не постучали, и в тёмном растворившемся её проеме на показалось голова плешивого малого, по самыя уши ушедшая в разве что не дыбом стоявший воротник того, что покушалось называться ливреею. Но какова была та ливрея, заслуживает отдельного разговору, потому, как простиралась она от самоей плешивой макушки явившегося на зов слуги, почти что до самых его пят. К тому же, похоже, было на то, что наместо обычного сукна, из которого подобает быть изготовленной всякой уважающей себя ливрее, была она словно бы сколочена из обтянутых тканью досок, образуя собою нечто вроде панциря, отчего коридорный сей походил более на таракана, нежели чем на представителя рода людского, чему, к слову сказать, способствовали и тонкия его конечности свисавшие из—под того, что уже названо было нами ливреею. Пришедши из темного коридора, он принёс с собою запах кошек и кислой капусты, тот, что всегда стоит на чёрных лестницах почитай что всех доходных петербургских домов и Чичиков недовольно поморщивши носом, сказал.

— Тебя не дозовёшься, братец! Нешто это у вас тут так заведено в Петербурге?

На что «ливрейный» малый отвечал, что замешкался в соседнем нумере, потому, как с собачкою проживавшей там барыни приключился ночью странный припадок, от которого она, протявкавши без умолку всю ночь кряду, к утру издохнула, испустивши дух.

Однако Чичиков не обративши на сие печальное известие никакого внимания, сказал, что это всё равно, а являться надобно по первому зову, с чем «ливрейный» малый не мог не согласиться и, склоняясь в почтительном полупоклоне только и смог что произнесть:

— Слушаюсь Ваше Превосходительство! Чего изволите приказать?

И Чичиков, несколько смягчаясь от «превосходительства», но всё ещё дергая носом от кошачьего духа, принесённого коридорным, отвечал, что изволил бы позавтракать, и желал бы, чтобы завтрак ему доставили бы прямо в нумер.

— Ежели это, конечно же, в обычаях вашего заведения, — добавил он.

Напуская на своё маленькое, точно бы сложенное фигою, личико важное внимание и словно бы всем своим обликом давая Чичикову понять то, что «в обычаях их заведения» многое из хорошего, к примеру, такая вот как он вышколенная прислуга, коридорный снова с подчёркнутым смирением произнес.

— Слушаюсь Ваше Превосходительство! Чего изволите подать?

«Вот дурака Бог послал!», — подумал Чичиков, в слух, однако сказавши:

— А что у вас то имеется к завтраку?

— Всё, чего пожелает Ваше Превосходительство, — ответствовал коридорный продолжая игру во чертах чела своего, от чего Чичикову нестерпимо захотелось запустить в него сапогом, который он как раз натаскивал на ногу, но вовремя спохватясь, Павел Иванович решил отложить сей порыв до будущих времён и принялся заказывать себе завтрак.

Сколько уж лет, господа, знаю я Павла Ивановича, а всё так и не могу не дивиться, могучему желудку моего героя. Желудку, способному на многия и многия подвиги, вызывающем во мне, жалком сочинителе сей поэмы, страдающем, почитай, всеми известными медицинской науке желудочными хворями (да простят меня дамы), жгучую и неизбывную зависть. Послушайте лишь только, друзья мои, что, к примеру, заказал он себе в то утро, и вы, я думаю, без сомнения со мной согласитесь.

В списке, который я здесь привожу без сокращений, присутствовали: блины с сёмгою, числом в двадцать штук, политые растопленным коровьим маслом; варёное молоко, но не горячее, а остынувшее, это верно для того, чтобы сёмга удобнее улеглась у него в животе, ибо всякий знает, что рыба плохо чувствует себя в горячей воде; затем следовала яичница на свином сале из пяти яиц, изжаренная так, чтобы шкварки не подрумянились, а лишь сделались бы прозрачные точно стеклы, к яичнице полагался стакан сладкого чаю с двумя пшёнными булками, а напослед, вероятно, дабы освежиться, заказаны были ещё и яблоки – штук, эдак, пять, шесть, от которых к концу завтрака, может быть, и останется какой огрызок Петрушке, да и то – навряд ли. Ибо Павел Иванович проснулся, как имели мы уж место упомянуть не в духе, так, что и впрямь — не видать сегодня Петрушке и огрызка.

Однако, подкрепивши подобным образом свои несколько поистраченныя долгою дорогою силы, Чичиков вновь призвал к себе коридорного и прежде чем сей «ливрейный» малый собрал поднос с порожнею посудою, приступил к расспросам.

— Ну и каково же, братец, живётся вам здесь в Петербурге – весело али худо?— спросил Чичиков, ловко орудуя зубочисткою, извлечённою им из специального футлярчика.

— Знамо как, Ваше Превосходительство – по всякому случается, — отвечал коридорный, стуча посудою.

— Ну а на что у вас тут можно поглядеть, где погулять, где пообедать?— не унимался Павел Иванович.

— И погулять можно, и пообедать. Ежели по—простому, то и тут недалеча двое трактиров помещается. Один, можно сказать, разве что не насупротив. Ну а ежели на широкую ногу, так чтобы и себя показать и на людей поглядеть, то лучше Палкинского трактиру и не ищите, Ваше Превосходительство. Там и зеркала, и сервизы, и мраморы, всё имеется, — отвечал коридорный.

— Хорошо, братец, ну а что—нибудь позабористее! Чтобы, как бы в Раю оказаться, чтобы вокруг одно только золото, бронза, да хрусталь! И чтобы всё светом залито, и приборы все серебрянныя, и обхождение самое, что ни на есть изысканное! Есть ли тут такое?— спросил Чичиков.

— Как не быть, — ответствовал коридорный, — очень даже что и есть! Вот к примеру: «Лондон» —ресторация. Надобно сказать, что и даже сами великие князья не гнушаются…

— Это хорошо, — сказал Чичиков, — это нужно будет взять на заметку, а что интересного можно было бы посмотреть? Насчет театров я и сам знаю, а вот из прочего?

— Насчет «киатров» не скажу, я до них не охоч, меня туда и калачом не заманишь. А интересного много всякого. К примеру, завтра Охтяне с крючниками из хлебных амбаров на Семёновском плацу сойдутся! Обязательно надоть бы поглядеть!

— Постой, постой, братец, как таковое возможно, ведь мордобои давно уж как запрещены?! — не поверил сказанному Чичиков.

— Запрещены то они, запрещены, а с позволения полицмейстера – можно! Да и как же без этого?— недоуменно пожал плечами коридорный.

— Нет, это не по мне, — поморщился Чичиков, — мне чего—нибудь бы поделикатнее…

— Имеется что и поделикатнее. Как же, Ваше Превосходительство, не быть? Петербург на то и столица, чтобы в ней всё было. Можете, даже очень просто пожаловать на гулянье. Можно и в Вольфов сад, и в Таврический, и в Аптекарский, и в Строгановский, либо же в «Вокзал» на Мойке. Правда, там вход – целковый, зато чисто и барышни все с билетом. Можно так же и в танцевальный клуб зайтить. Вот у Полицейского мосту очень хороший танц—клуб имеется. Всякого можете спросить, всякий и покажет, — говорил коридорный.

— Так, хорошо, — перебил его Чичиков, — ты мне лучше вот что расскажи, как мне до Невского прошпекту добраться, да так, чтобы нигде не заплутать?

— И ничего в том такового нету, чтобы заплутать, — разве что не обиделся коридорный, — сейчас, как выйдете из дому, перейдёте в Столярную улицу, оттель в Мещанскую, поворотите в Гороховую, а там уж и Невский! Так что ничего в том и нету, чтобы вам заплутать…, — снова пожал плечами коридорный.

— Ну, ладно, братец, иди, — сказал Чичиков, махнувши рукою, на что коридорный собравши поднос, принялся топтаться у двери, оглашая нумер красноречивыми вздохами и с укоризною поглядывая на Чичикова, который, дабы развеять все его сомнения на сей счёт и укоротить пустыя надежды на возможныя чаевые, спросил:

— Кстати, любезнейший, а как пройти мне до квартального надзирателя? Далеко ли, близко ли? И может быть, ты тоже сходил бы к нему со мною?

На что коридорный, переменившись в лице, проговорил уж иным, лишённым прежней игривости голосом, в котором очень легко угадывалась сквозящая в нём тревога:

— А пошто к квартальному—то?

— Да ты пока что не пугайся, — отвечал Чичиков, — ты ведь, как я думаю, ничего у меня покуда не украл, не правда ли?

— Нет, нет! — зачастил коридорный, и, порываясь поскорее покинуть нумер, принялся, было пихать дверь, подносом надеясь открыть её эдаким манером. Но попытки сии, увы, оканчивались неудачею, причиною коей явились тугие дверные петли, и потому единственным ответом на сей порыв коридорного, служили лишь звон, да дребезжание прыгавшей по подносу посуды. Чичиков какое—то время следил за бестолковыми телодвижениями коридорного, а затем, налюбовавшись сим замечательным зрелищем вдоволь, отпустил того восвояси.