Мёртвые люди
Шрифт:
– Витек, слышишь, Витек? Щас, братан, зеленкой намажем, все как рукой снимет! Окунь, сука, я тебя щас сам лечить начну! А? Пулевое в грудь! Тащи сюда свою аптеку!
– с Димыча дождь стекал ручьями — Броник, сука, спас! Витек! Слышишь? Витек? Молодой человек? Я говорю, молодой человек!
Виталик почувствовал толчок в плечо и тут же проснулся. Перед ним, во весь свой невероятный рост, стоял «Ржавый Гвоздь» - профессор Фролов.
– Доброе утро, молодой человек!
– он смотрел на Виталика с нескрываемой злостью.
Витя встал.
– Извините, профессор.
– Вот что, скажите мне: что может получиться из таких вот студентов?
– профессор окинул взглядом аудиторию.
– Для чего вообще пригодны такие, с позволения сказать, люди?
– Только спать, жрать и, прошу прощенья, гадить! Таким лучше вообще не рождаться! Презрение! И только презрение могут вызывать такие... Зачем вы вообще поступили, молодой человек? Кстати, я вас не помню — как ваше имя?
– Лобанов.
– Что-то я не припоминаю, чтоб у меня был студент по фамилии Лобанов.
Витя посмотрел на Лену: она, опустив голову, в руках нервно теребила ручку.
– Извините, я только что восстановился и впервые у вас на лекции.
– В таком случае, Лобанов, я лично буду настаивать на том, чтобы о вашем восстановлении забыли раз и навсегда!
– Хорошо.
– Что значит «хорошо»?
– у профессора, пожалуй, впервые в жизни брови, от удивления, поползли вверх.
– «Хорошо», профессор, означает, что имел я такой универ, где такие профессоры.
По аудитории пронесся шелест вздохов. «Ржавый Гвоздь», напротив, - казалось, забыл как дышать. Побагровев, он, еле сдерживаясь от того, чтобы закричать, выдохнул:
– Пошел вон...
– Прошу прощенья, вы позволите?
– Витя, обращаясь к Лене, улыбался. Она встала, освобождая ему дорогу, и незаметно взяла за руку.
Поравнявшись с Фроловым, оказавшимся на целых две головы выше, Виталик нарочито громко, словно для глуховатого, произнес:
– Удачного дня, профессор!
– и направился к выходу. Проходя мимо рядов со студентами, он видел, как они улыбаются ему — единственное, чем они могли его поддержать. Впрочем, нужна ли она - поддержка?
Сигарета, вторая, третья - тягучее, черное месиво из смол налипает на мембраны легких, голова слегка кружится от избытка никотина, выдыхаемый ядовитый дым - сероватый, затейливо вьющийся - будто осеняет ее - и еще одна, прикуренная от последней, истлевшей до самого фильтра, вспыхивает угольком и начинает свое медленное таяние. Виталик сидел на поребрике, рядом со входом в университет и курил, ожидая, когда выйдет Лена, чтобы извиниться за свое не слишком пристойное поведение в аудитории. Время тянулось бесконечно долго и Витя курил одну за другой, пытаясь таким образом справиться с одолевавшей его скукой. Вокруг было чересур ясно и пустынно, если не брать в расчет стайку довольно воркующих голубей, изрядно "облюбовавших" неподалеку стоящий памятник Ленину, рукой указывающего в неизвестном направлении.
В конце концов пара закончилась и студенты шумной гурьбой высыпали на улицу. Среди этой шумной толпы была и Лена - смеющаяся, что-то увлеченно рассказывающая окружившим ее подружкам. Виталик хотел было ее окликнуть, но она сама его заметила и тут же направилась к нему, прижимая к груди пару пухлых учебников, не поместившихся в уже набитой до отказа сумке.
– Лен, мне действительно неловко...
– начал было извиняться Виталик, но она его тут же перебила.
– Слушай, ты даже не представляешь, что там было!
– засмеялась она, схватив его за руку.
– Ты теперь главный герой всего потока! Пойдем - с тобой
– крепко держа его за руку, она потянула Виталика след за собой, к стоявшим неподалеку девушкам, не сводящих с них глаз.
Девушки действительно оказались знакомыми: правда, учились они на другом отделении - романо-германском - и Виталик с ними никогда прежде даже не здоровался, но лица их он все же помнил. Так же, как и они помнили его.
– Постой, - произнесла, улыбаясь, одна из них, - ты же вместе с нами раньше учился, правда?
– Было дело.
– смутился Витя, не успев даже поздороваться.
– Точно, точно!
– защебетала другая, поправляя очки, совершенно ей не идущие.
– Только ты с русского отделения, да? Я помню... А куда ты пропал? Слушай, Ржавый Гвоздь до сих пор кипятком ссытся от злости!
– произнесла она и расхохоталась.
– С ним, похоже впервые такое...
– А нам Ленка сказала, что ты восстанавливаешься.
– заговорила третья (волосы собраны по-старушечьи - в пучок, нижняя губа выпячивает) - А Фролов точно к декану пойдет - он такой.
Виталик смотрел на девушек и думал о том, что, черт побери, правы те, кто утверждает, что красивые девушки всегда дружат с теми, кто явно не блещет красотой, чтобы выделяться на их неказистом фоне.
– Может быть, это не так уж и важно...
– Витя вымученно улыбался, глядя на них, пытаясь скрыть свое нежелание поддерживать этот дурацкий разговор с людьми, которых он толком и не знал да и знать, честно говоря не хотел.
– Лен, - продолжил он, - извини, мне идти надо...
– Так ты к Соколову сейчас?
– Нет, я совершенно забыл, нужно съездить кое-куда, - он врал ей и понимал, что она об этом знает.
– Тогда до вечера, - вмешалась та, что в очках, - ты же придешь к Игорьку?
– К какому еще Игорьку?
– Виталика это стало уже раздражать.
– Это препод один.
– стала объяснять Лена.
– Ты его должен знать: он на курс старше нас был - теперь преподает фонетику. У него сегодня почти весь факультет соберется...
– Ну не весь уж...
– опять вмешалась подруга, непоправимо испорченная очками.
– Да... то есть...
– Лена взглянула на Витю с надеждой и недоверием во взгляде одновременно.
– Ты ведь придешь? Все-таки так долго не виделись...
Витя почувствовал себя крайне неловко: дух его захватывало так, как, должно быть захватывает у тех, кого впервые в жизни пригласили на свидание, но и память о прошлом не оставляла его ни на миг.
– Да, Лен, конечно, - нерешительно ответил он, - я обязательно приду.
– О'k. Я тогда тебе позвоню ближе к вечеру.
– она вдруг обняла его и поцеловала в щеку, но как-то не совсем по-дружески - слишком долог и приятен был этот поцелуй. После чего, Лена, вместе со своими не слишком обаятельными подругами, тут же скрылась в шумной толпе студентов.
Виталик соврал: на самом деле у него не было никаких неотложных дел, но возвращаться в университет - искать преподавателя, о чем-то договариваться - уже не было никакого желания. Спуститься по этой чертовой вьющейся лестнице (и кто придумал строить университет на самом высоком холме в городе?), дойти до метро и умчаться домой - в темную, сырую конуру с треснувшими стеклами в окнах и нелепыми цветами на пожелтевших обоях. Там тихо и есть кровать - это все, что нужно сейчас - завалиться спать до самого вечера.