Месть Мориарти

Дабы не вызывать подозрений, Боб Шишка посидел еще немного, но в начале одиннадцатого двинулся к выходу, перебросившись парой слов со встретившимся у двери старым знакомым. Дождь зарядил снова, пусть не так сильно, как днем, но все же достаточно, чтобы плечи пальто быстро промокли. Ветер бил в лицо, капли повисали на ресницах, заставляя моргать и утираться. Опустив голову, глубоко засунув руки в карманы, механически передвигая ноги, Боб шел в направлении Корнхилл и Лиденхолл-стрит, чтобы передать Саксби сообщение для Эмбера: завтра в мастерской будут работать. Задание — проще не бывает. Он уже представлял, как вернется домой, может быть, прихватив по пути одну из тех шлюшек, что постоянно болтаются возле Клэр-Маркет.

Боб Шишка переходил Олдгейт, когда его сбил экипаж.

Отвратительная погода да элементарное невезение — вот и вся причина. В первую очередь, конечно, погода, потому что из-за хлещущего по щекам дождя кэбмен ехал, опустив голову, и слишком поздно увидел возникшую впереди темную фигуру. Он еще успел дернуть поводья, отвернув лошадь вправо, благодаря чему пешеход не попал под копыта, но избежать столкновения не удалось. Колесо ударило в плечо, и сбитый с ног Боб прокатился по мокрой дороге, ударился о бордюр и застыл, распластавшись неподвижно, будто мертвый.

Как и распорядился Эмбер, все были в темной одежде. Собравшись в тесной столовой, все пятеро — хмурый Ивэнс, Франц, аккуратный Петер и его растрепанный приятель Клаус, а также Эмбер — в последний раз повторяли назначенные роли. Больше других говорить, разумеется, пришлось Эмберу.

Уэллборна и мальчишку со спутанными, сальными волосами отослали в другую комнату, а Шлайфштайн уже отправился спать. План был прост: в час ночи за ними заезжает тарантас. Он же заберет их позже. Завтра, когда они вскроют сейф, возница оставит кэб в полной готовности для Ивэнса. Он садится с добычей и побыстрее уезжает. Все предусмотрено.

Задача Ивэнса — вести наблюдение и обеспечить кэб. Вся тяжелая работа на Петере и Клаусе. Франц играет роль связного между Эмбером и Ивэнсом и наоборот.

— Спешка ни к чему, — в двадцатый раз за последние три дня повторил Эмбер. — Вся красота в том, что мы делаем дело за две ночи. Наша цель сегодня — осмотреться, разобраться, понять, что к чему и пройти в магазин. Сейф вскрываем завтра.

На улице было, как всегда, тихо; никаких посторонних звуков Эмбер не услышал, и это обстоятельство добавило уверенности. Спир и Терремант уже наверняка вели наблюдение из пустующей лавки напротив, а на то, чтобы проделать дыру в полу, понадобится не больше двух часов. Скорее, даже меньше. Из Эдмонтона команда выезжает в час. Возвращается к пяти. Все делается, пока темно.

Эмбер нащупал в кармане фляжку, вытащил, сделал глоток бренди. Еще раз проверил инструмент старика Болтона — все на месте, все аккуратно сложено, каждый предмет обернут тряпицей — чтоб ничего не звякало. Стамески и зубила, четыре ломика, американское сверло, гаечный ключ, ножовка и несколько полотнищ, отмычки, щипцы, резак, кусачки, веревка и винтовой домкрат. И, вдобавок, темный фонарь, который будет для них единственным источником света.

Вознице заплатили заранее. Так поступали всегда: воровская честь не допускала обмана в денежных вопросах. Возница, конечно, не знал, что и где произойдет. Не знал, да и не хотел знать. Его дело — доставить людей в Бишопсгейт и в половине пятого вернуться за ними. Первым он увезет Эмбера с инструментами, потом, двумя ездками, остальных — двоих в Хундсдитч и вторую пару на Минорис-стрит. Потом, кружным маршрутом, в Эдмонтон.

Спускаясь по ступенькам, Эмбер бросил мимолетный взгляд через дорогу и даже различил в темноте — а может, это только показалось — бледное на фоне темной стены лицо Бена Таффнела. Никаких сигналов. Все в порядке. Все спокойно. Напоследок он вытащил из кармашка старые серебряные часы с крышкой — они показывали ровно час ночи.

Сначала Боб Шишка почувствовал холод, сырость и боль. Потом услышал голоса. Его стали поднимать, и боль прошлась волной по всему телу. Погрузили на какую-то подводу. Впрочем, возвращение длилось недолго — тьма снова поглотила его.

Через какое-то время боль вернулась — казалось, кто-то ломает, выворачивает плечо. Время значения не имело — может, в этом жутком, бредовом сне пролетела вечность. Он то приходил в себя, смутно сознавая, что происходит, то снова погружался в кошмар. Потом — свет… едкий запах мыла. Что-то схватило и не отпускало правую руку и плечо. Света стало больше. Он открыл глаза и не понял, куда попал. Какое-то незнакомое место и… ангелы? Белые, парящие ангелы.

— Ну, вот вы и очнулись, — сказал один из них, склоняясь на Бобом. — Все в порядке.

— Что?.. — Во рту пересохло, к горлу подступала тошнота.

— Несчастный случай. Вас доставили сюда полицейские.

При упоминании полиции Боб мгновенно насторожился и торопливо огляделся. Он находился в просторной комнате, на стенах — белая плитка. Под ним — кожаная кушетка. Ангелы были женщинами. Медсестрами.

— Вы в больнице Святого Варфоломея, — сообщила одна из них. — У вас сломано плечо, но врач уже сделал все, что нужно. Так что жить будете и с возницами еще посчитаетесь.

Память вернулась, и Боб шевельнулся и попытался встать, но боль ударила его раскаленным наконечником копья.

— Который сейчас час? — спросил он, когда она отступила. — Это очень важно.

— Да, конечно. Сейчас чуть за полночь. Вы довольно долго оставались без сознания.

Его снова затрясло. Боль вернулась, но теперь уже мелкими уколами.

— Мне нельзя здесь оставаться, — прохрипел Боб. — Не могу. У меня нет денег на больницу.

— Не беспокойтесь. Об этом с вами поговорят утром. Вы действительно сильно пострадали.

У нее были строгие, резкие черты и накрахмаленный халат. Она вся была как будто накрахмаленная. А с чего бы иначе?

— Мне надо передать сообщение. — Он с трудом перевел дыхание.

— Жене.

— Да, — соврал с облегчением Боб — сам бы он до такого объяснения не додумался.

— Хорошо. Мне еще нужно будет записать ваши данные, а потом посмотрим, что можно сделать. В любом случае вам придется побыть здесь какое-то время — полицейские хотят узнать, как это случилось. Даже не представляю… Вы у нас уже четвертый за эту ночь. Возницы носятся как угорелые, а на улицах столько людей. Город совершенно не готов к такому движению. — Она легко коснулась пальцами его лба — проверила, не лихорадит ли. — Так что отдыхайте пока. Я скоро вернусь.

Она вышла из комнаты, прошуршав накрахмаленным халатом — деловитая, строгая, властная.

Болело сильно, но Бобу удалось кое-как подняться. Комната закружилась и остановилась. Новый приступ тошноты. Рядом с кушеткой, на стуле, лежало промокшее насквозь пальто, но Боб даже не стал пытаться надеть его. Неважно. Он взял пальто левой рукой, стиснул зубы, сопротивляясь яростной боли, атаковавшей его при каждом шаге, и двинулся к двери. За ней обнаружился длинный белый коридор и несколько стеклянных дверей. В конце коридора раздались громкие голоса, торопливые шаги — еще двух пострадавших несли на носилках. Его медсестра помогала каким-то мужчинам. Выход был свободен. Боб прибавил шагу, толкнул стеклянную дверь и перешагнул порог. Дождь еще не утих. От глотка воздуха на мгновение прояснилось в голове. В следующую секунду тошнота вернулась. Боль тоже не заставила себя долго ждать.