Месть негодяя
Шрифт:
— У тебя в райдере прописан отдельный вагончик? — спрашивает сурово.
— Что случилось, Андрей?
— Эта новенькая ассистентка по актерам — как там ее? — пыталась выгнать меня из вагончика. Сказала, что он твой. А мне куда? На улице не май…
— Ну, ты же знаешь, в мире, как правило, одним все, другим ничего, — пытаюсь шутить. — Не бери в голову, чувствуй себя, как дома! Принести тебе чай?
— Ты не представляешь, какой у нас тут произвол, актерское агентство из актеров веревки вьет, занижает гонорары, ворует! — продолжает спокойнее. — Если не согласен на их драконовские условия, работать не дадут. Я вот думаю, может, податься в Москву? У вас там как с работой?
Вряд ли он уедет. Я
Выхожу из вагончика подышать. Начинается дождь, прячусь в предбанник ресторана. Там греется полгруппы. Вскоре появляется энергичная директриса.
— Через полчаса начнется бизнес-ланч, — чеканит слова. — Надо освободить вестибюль.
Ей чуть больше тридцати. Чем-то едва уловимо похожа на Светку. Худенькая. И в кошачьих глазах готовность к внезапному броску. Мне нравятся такие глаза, без признаков усталости, с ярко выраженным желанием всеми доступными способами и днем и ночью бороться за лучшую жизнь, отражать удары… Мне вообще нравятся люди, заряженные на успех — с ними я чувствую себя комфортно, даже если это мои соперники. С детства люблю соперничество! А еще я вдруг представляю, как эта директриса стонет и орет, прижатая лицом к моим горячим простыням…
Наблюдая за директрисой, думаю о Наталье. Когда Родиона посадили, Наталья пыталась научиться жить самостоятельно. Но работать не стала, предпочла прижаться к горячим простыням Филиппа…
«Что же все-таки за человек, эта Наталья? — снова пытаюсь понять. — Какие эмоции вызовет у зрителя?»
Вспоминаю, как пару месяцев назад перед самым арестом Родион спросил Наталью:
— Ты бы смогла меня предать?
Первоначально текст был другой, но мы с Володей его переписали. У Натальи там великолепно сыгранная сложная молчаливая реакция, смысл которой я бы коротко сформулировал так: «И ты смеешь задавать мне такие вопросы? Ты же сам изменяешь мне направо и налево… А я… Я люблю тебя…» Но Родион спрашивает не о физической измене, для него предательство — это нечто большее. И все, что происходит с Натальей до самого финала — это, по сути, ответ на вопрос Родиона, в том числе и самой себе: «Смогла бы или нет…?». Мне кажется, большинство предательств в мире совершается не со зла, а от бессилия перед обстоятельствами. И значит, как бы не любили мы, и как бы не любили нас, никто не застрахован… Но понимая это, легче прощать.
— В нашей истории нет положительных или отрицательных, — сказал как-то Вознесенский. — У нас драма ноги…
В предбанник втаскивают одного из боевиков. Его трясет. Волосы дыбом. Изо рта белая пена.
— Приступ эпилепсии, — объясняет его товарищ. — Удар…
Парень приходит в себя. Ему помогают сесть, прикладывают к голове мокрое полотенце. Он бессмысленно смотрит перед собой, в стол, слегка шевелит губами. Как будто повторяет текст роли. Но текста у него нет, он же массовка. Может, молится?
На столе большой рекламный плакат — фирменный логотип банка на фоне сверкающей россыпи золотых монет. Эпилептик не понимает, что это плакат, пытается взять одну монетку, скребет по листу ногтями…
«Вот как надо играть! — вдруг озаряет меня. — Чтобы зритель был, как после эпилептического удара! Чтобы скреб неуклюжими ногтями по экрану… Чтобы прикладывал к затылку мокрое полотенце! Чтобы ни
на мгновение не сомневался — все, что он слышит и видит на экране — настоящее! Как же этого добиться? Черт побери, как?!»— Папа, когда ты вернешься? — спрашивает Славик.
— Это зависит от мамы, мой дорогой, — Филипп с порога бросает многозначительный взгляд на Наталью, а Наталья отворачивается и уходит в дом…
Славик крадется в гостиную, посмотреть на странного незнакомца, из-за которого поссорились родители. В руках у него игрушечное ружье — боится.
Когда искали мальчика на роль Славика, попросили мою детскую фотографию. Мальчик нашелся очень похожий — черноволосый, черноглазый, смуглый, худенький. И в этой сцене мне надо сыграть, что каким-то седьмым чувством Родион вдруг осознает — Славик его сын! У меня нет детей. Представить, что бы я почувствовал в такой ситуации, трудно. Трудно еще и потому, что отцовский инстинкт во мне все никак не просыпается. Когда спрашивают, хочу ли детей, молчу и улыбаюсь — не хочу. Как правило, малыши шумные, капризные, беспомощные и неблагодарные. Иногда мне кажется, некоторые завели ребенка только потому, что все другие способы наполнить смыслом пустоту и бессмысленность жизни уже перепробованы.
В гостиную входит Наталья, присаживается на край дивана, проводит прохладной ладонью по моей щеке.
— Больно, родной? — шепчет. — Потерпи, все будет хорошо. — И в глазах у нее слезы…
Знаю, что надо терпеть. Говорю себе это, когда трудно, когда кажется, что тупик, когда жизнь наносит новые удары. Если хочешь чего-то добиться, придется усвоить, что «Терпеть!» — это синоним слова «Жить!».
…Полдня снимаем эту огромную сцену. Володя не доволен, расхаживает по гостиной, устало трет переносицу. Я вдруг замечаю, как он изменился за эти несколько месяцев. Похудел, осунулся. И взгляд другой. Как будто, глядя на меня, он одновременно наблюдает за кем-то за моей спиной. Даже хочется обернуться, настолько Володя увлечен. И только одно останавливает — знаю, что тот, второй — тоже я…
— Между Родионом и Филиппом война, но ты не побоялась, привезла Родиона домой… — не торопясь внушает Яне. — Посмотри на него. Вглядись в лицо, в руки… Этот человек сидит в твоем сердце занозой уже десять лет, принес столько боли и разочарований! Но ты не можешь его забыть. Его пытали, он страдает. Представь, что должно быть у тебя внутри!
— У нее внутри, — опять поправляет Яна.
И тут я понимаю, почему не получается! Для Яны Наталья все еще «она», а не «я». Она сознательно отгораживается от образа. Как будто боится, что испытания, выпавшие на долю героини, ударят и по ней самой.
— Родион — Любовь всей твоей жизни! — терпеливо твердит Вознесенский. — Все эти годы ты любила только его. И ненавидела, и тосковала, и не могла простить… И все эти годы представляла вашу встречу. И вот он здесь, в твоем доме. Ты вытащила его из ада. Ты спасла ему жизнь и бросила вызов Филиппу… А ты играешь так, словно ты доктор по вызову, а Родион — один из списка пациентов. Яна, соберись!
Она собралась. Это случилось уже на моих крупных планах, то есть, когда снимать ее закончили и переставили свет и камеры в мою сторону. Теперь Яна играла очень хорошо.
— Ну, вот, можешь же, когда захочешь! — кричит Володя от монитора.
Яна смущенно улыбается.
— Может, переснимем крупный план Яны? — предложил Володя, когда в мою сторону все сняли.
Яна смотрит с мольбой. Ей очень хочется, чтобы пересняли. Оператор ворчит, но дает команду снова переставить свет.
…Утро. Безжалостный солнечный свет освещает картину ночного преступления. Мертвое тело на полу в луже крови. Работают криминалисты. Параллельно идет допрос…