Месть под острым соусом
Шрифт:
– Судя по всему, в тот момент, когда вы почувствовали толчок, вы сбили человека, переходящего дорогу на пешеходном переходе…
Нет! Этого просто не может быть! Я всегда очень осторожно проезжаю пешеходные переходы, всегда останавливаюсь и пропускаю всех пешеходов. Я не могла не затормозить! Разве что… я просто его не заметила, потому что в тот момент отключилась, а машина с автоматической коробкой продолжала путь сама по себе.
– Я не видела ни перехода, ни человека! Возможно, у меня был обморок, а машина продолжала двигаться, но я ею не управляла? Я не виновата! Это несчастный случай!
Боже,
– Ну, был ли у вас обморок, или вы его на ходу придумали, определят медики. Факт в том, что человек, которого вы сбили, в тяжёлом состоянии находится в реанимации. И если…
– Он жив? – перебиваю, не могу сдержаться.
– Пока жив. Но если он умрёт, вам светит восемь лет колонии. Молитесь, чтобы он выжил и не остался инвалидом.
– Но как такое может быть? Я же ехала медленно! Даже если я его сбила, то удар не мог быть слишком сильным!
– Разберёмся. Не волнуйтесь, мы во всём разберёмся. Вы выздоравливайте.
Он уходит, а у меня начинается истерика. Что там мама вчера говорила про спокойствие? Как можно быть спокойной с такими новостями?
Дрожащими руками набираю сначала маме, рыдаю в трубку и прошу поскорее ко мне прийти. Мама на работе, но обещает выбраться в обеденный перерыв. Затем звоню любимому.
– Дима, Димочка, я в больнице!
– Я знаю уже, мама твоя с утра звонила.
– Мне так плохо! Когда ты ко мне придёшь?
– Сейчас я на занятиях. Как пары закончатся, поеду к тебе. Что купить?
– Ничего, ничего не хочу. Просто приезжай поскорее. Мне так страшно и плохо!
Повторяю про себя, как мантру: «Только бы выжил, только бы выжил, только бы выжил». Я не хочу в тюрьму! Я же… не виновата. Никогда раньше у меня не было обмороков, даже в разгар токсикоза! Ну почему это случилось, когда я была за рулём? Как вообще это могло произойти?
Медсестра, видя моё состояние, пытается успокоить, отвлечь разговорами. Но в конце концов отчаивается и просто колет мне что-то, и я засыпаю.
Будит меня санитарка, которая развозит по палатам обед.
– Поешь, деточка.
– Не могу, аппетита нет.
– Ты не хочешь, а ребёночек голодный. Ты о нём подумала?
А если этот человек не выживет и меня посадят? Как же мой ребёнок? Может, меня пожалеют?
Санитарка кормит меня из ложки, буквально заставляет съесть весь суп и запить сладким чаем.
Приходит мама, я снова реву… Если он умрёт, я не представляю, как жить дальше. Как вообще можно сосуществовать с чувством вины? Как можно ходить, есть, спать, смеяться, зная, что по моей вине другой человек умер? Он тоже мог жить на полную катушку, но из-за меня его больше нет.
– Доченька, не плачь раньше времени. Я схожу к следователю, всё узнаю. И кто он, и где лежит, и какое его состояние. Пойду к родственникам, предложу им помощь в оплате лечения, объясню ситуацию. Они, конечно, сейчас очень нервные и злые на нас. Но может, пожалеют тебя?
– Ма, а деньги откуда возьмём?
– Кредит возьму под квартиру. Может, свёкры твои чем-то помогут, они люди небедные, а ты уже почти член их семьи. Надеюсь, не откажут. Они и сами наверняка заинтересованы, чтобы всё это как-то замять, не придавать огласке и решить
полюбовно.Маме удаётся меня успокоить. А когда приходит Дима, то я и вовсе чувствую прилив сил. Он общается с моим врачом, докупает какое-то дорогое лекарство и обещает поговорить со своим отцом относительно поддержки.
Жизнь налаживается?
Глава 6
Через неделю меня выписывают. Врачи уверяют, что угроза миновала и можно возвращаться к привычным занятиям. Только моё самочувствие не столь оптимистично. Боль от ушибов не отпускает, преследует слабость, всё время клонит ко сну. Возможно, все беременные так себя чувствуют.
В университете я всё-таки появляюсь. Дима не отходит от меня ни на шаг, опекает, как маленькую. Это безумно приятно. Наши отношения выходят на совершенно новый уровень, полный нежности и заботы. Таким любимый нравится мне ещё больше. И я бы могла с уверенность сказать, что абсолютно счастлива, если бы не переживания за человека, которого сбила.
Информация о его состоянии весьма скудная. Димин отец объясняет это тем, что он – сын крупного бизнесмена, да и мама его тоже известна в кругах бизнес-элиты. Такие люди не любят публичности, поэтому нет ничего удивительного в том, что о здоровье сына они не трубят на каждом углу. Правда, напрягает, что меня тоже никак не информируют, а ведь именно от того, насколько сильно он пострадал и какими будут последствия травм, зависит наказание.
Меня неоднократно вызывает следователь, по сотому разу задаёт одни и те же вопросы. Я понимаю, что им надо всё выяснить, чтобы максимально объективно оценить степень моей вины, а потому снова и снова пересказываю одно и то же. Мне нечего скрывать, я ничего не нарушила, скорость былы ниже допустимой. Разве что не пропустила пешехода. Но я его не видела из-за обморока!
– Мы нашли свидетелей, сняли записи с камер наблюдения и навигаторов, так что, в целом, картина ДТП ясна. Дело простое, можно передавать в суд, – следователь бубнит себе под нос, листая папку с бумагами.
– А как… себя чувствует пострадавший? – всякий раз боюсь задавать этот вопрос.
– Он жив. Но состояние по-прежнему тяжёлое. Насколько мне известно, родственники пытаются найти западную клинику, в которой его могут спасти. Повезло, что они люди богатые и в состоянии оплатить лечение.
Знаю я… Мама пыталась с ними поговорить, хотела предложить деньги, но над суммой, которую мы можем взять в кредит под квартиру, они лишь посмеялись. Говорят, что только конструкции для крепления костей стоили дороже.
Я бы очень хотела повидаться с ним и попросить прощения, но в реанимацию никого не пускают. Он жив – и это главное. Значит, меня не посадят…
Время движется незаметно. Приготовления к свадьбе идут полным ходом. Мы со свекровью выбираем платье, остаётся подогнать его по фигуре, оставив небольшой припуск на возможный живот. Его пока почти не видно, но теперь с каждой неделей он становится всё больше и больше. Малыш растёт.
На УЗИ нам сделали его первую фотографию. И хотя там мало что можно разобрать, сам факт, что на этой картинке изображён мой ребёнок, вызывает трепет и умиление. Беременность делает меня очень сентиментальной и плаксивой, я постоянно плачу по любому поводу.