Место под солнцем

Он положил на тарелку кусок мяса.

– Ты никогда не гладишь по шерсти, всегда говоришь, что думаешь. Мне никогда не нравилось с тобой спорить, но с годами я стал умнее.

Она не ответила.

Томас жарил мясо и отрезал куски. Жарил и отрезал.

Сама она наелась закуской.

Огонь под каменной плитой постепенно угас.

Пришел официант и унес пустые тарелки.

Никому из них не хотелось ни десерта, ни кофе. Томас попросил счет и расплатился картой, которую Анника раньше не видела. Он расписался в чеке своей обычной размашистой подписью и оставил десять евро чаевых.

– За тебя расплачивается государство, папочка? – спросила Анника.

– Ну нет, – ответил он. – Никто не желает попасть на зуб «Квельспрессен».

Она рассмеялась.

– Это моя личная карта, – сказал он. – У нас есть еще общая карта для всяких совместных расходов, путешествий и так далее…

Анника отвернулась и стала смотреть в темноту. Ей было глубоко наплевать на их совместные счета.

Он почувствовал ее реакцию и растерялся.

– Знаешь, я думаю, мы хотим слишком многого.

Ей стало холодно, вечер был прохладным. Хорошо, что она надела свитер.

– Пойдем? – сказала она.

– Может, мы где-нибудь выпьем? – предложил он. – Где-нибудь у гавани?

– Думаю, не стоит, – ответила она. – Я очень устала.

Они вышли из ресторана и пошли на парковку. Она была почти пуста.

– Ты скучаешь по мне? – спросил он. – Ну хотя бы иногда.

«Все время, – подумала Анника. – Каждый день, каждый час, каждую минуту. Я все время ощущаю свое одиночество. Или мне это только кажется?»

Она вздохнула.

– Я не знаю, – сказала она вслух. – Не так сильно, как раньше. Вначале было очень плохо. Когда ты ушел, во мне образовалась какая-то черная пустота, как будто ты умер.

Она остановилась у машины.

– Наверное, для меня было бы лучше, если бы ты умер, тогда моя скорбь имела бы, по крайней мере, причину.

– Я не хотел причинять тебе боль.

– Об этом надо было думать раньше, – сказала она.

– Я знаю.

Они сели в машину и молча поехали по улицам Новой Андалусии. Небо было темным и беззвездным, к вечеру с Атлантики набежали тучи.

– Такая же ночь была, когда убили семью Сёдерстрём, – сказала Анника. – Было облачно, но холоднее. Им было тепло в их доме.

– Может быть, все-таки выпьем? Пива или кофе?

– Лучше пива, – сказала Анника.

Они остановились у отеля «Пир» и пошли к гавани.

На улицах гавани клубились толпы народа. Они не спеша посторонились, пропуская «ламборгини». Ряды баров и дискотек изрыгали на темную улицу музыку и яркий свет.

Томас направился в бар «Синатра».

– Давай лучше пойдем на пирс, – предложила Анника.

Ей не хотелось сталкиваться с Никласом Линде и его девочками.

Они прошли по пирсу до волнолома. Дул холодный ветер, Томас застегнул пиджак и поднял воротник. Анника засунула руки в карманы джинсов. Они шли рядом, не прикасаясь друг к другу.

– Сейчас я думаю, что многое надо было делать по-другому, – сказал Томас, стараясь перекричать ветер. – Я совсем не думал о последствиях. Я думал только о твоем упрямстве, непонимании, ограниченности чувства.

– И она стала наилучшим выходом, – с горечью произнесла Анника. – Ты получил возможность уйти в «тихую гавань».

Он кивнул, поднял голову, но не посмотрел на Аннику. На юго-западе светился африканский берег.

– Я тоже наделала много ошибок, – продолжила она, – и тоже раскаиваюсь. Но я совершенно уверена, что мы могли бы преодолеть все это, если бы обратились за помощью.

Теперь он взглянул на нее.

– Ты думаешь, еще не поздно? – спросил он.

Она не поверила своим ушам, ветер обдал ей лицо морскими брызгами.

– Не поздно? – как эхо повторила она.

Он коснулся ладонью ее щеки и поцеловал в губы.

Вначале Анника оцепенела. Его губы были мягкими и холодными. Она почувствовала, что ей заложило нос и стало трудно дышать. Она опустила голову и вытерла нос. Он снова поцеловал ее.

– Идем, – тихо сказал он.

Он взял ее за руку, и они пошли назад, к свету набережной.

Она шла за Томасом, пальцы их сплелись в плотный клубок, и ей показалось, что они никогда прежде так не держались за руки. Впрочем, она, наверное, просто забыла. Она приблизилась к нему и сжала его руку трясущимся указательным пальцем.

Они миновали гавань и подошли к отелю. Улицы здесь были пусты, здесь не было баров и дискотек, а холод прогнал людей с улицы.

У стойки портье никого не было, из комнатки за стойкой доносился звук работающего телевизора.

Они быстро прошли вестибюль и вошли в лифт. Анника нажала кнопку четвертого этажа, а Томас погладил ее по волосам. Она покосилась на свое отражение в зеркале, когда Томас целовал ей мочку уха.

Она закрыла глаза.

В номере было темно. Томас включил свет и обернулся к Аннике.

– Я хочу посмотреть на тебя, – сказал он. – Чтобы убедиться, что я тебя помню.

Не фантазирует ли он? – подумала Анника.

Она сняла свитер и футболку. На ней был красный бюстгальтер, она купила его для праздничной одежды, которую, впрочем, никогда не носила.

Он положил руки ей на плечи, обласкал ей руки, обнял груди.

Так он делал и раньше, знал, что ей это нравится.

Она принялась медленно, пуговицу за пуговицей, расстегивать на нем рубашку. Потом она подняла голову и посмотрела ему в лицо.

Его глаза… Ах, как же она любила эти глаза!

– Знаешь, – прошептал он, – меня все время тянет к тебе.

«Меня тоже, – подумала она. – Каждый раз, когда вокруг наступает тишина, каждый раз, когда я остаюсь одна, меня тянет к тебе».

Он расстегнул ее бюстгальтер и бросил его на пол. Потом расстегнул джинсы и обнял за талию.

– Ты похудела, – сказал он.

«Ты ошибаешься, – подумала Анника. – Просто София толще меня».

Она стянула с него рубашку и бросила на пол. У него появился животик. Она положила руки на его пупок и задержала их там на мгновение. Она всегда так делала. Кажется, никогда и не было по-другому.