Место под звёздами

– Заткнись.

– Ты опух, черт тебя дери?!

На шум многие оглянулись, и мистер Уокер, попрощавшись с клиентом, спрятав планшет, наблюдал за нашей стычкой. Одиссей напрягся, дыша чаще. У него привычка высоко задирать подбородок, когда он с кем-то ругался. Это позволяло ему считать себя крупнее соперника, доминировать.

– Ты не можешь винить человека, не зная всей истории! – взревел я.

– Я верю тому, что вижу. Она нарывалась и получила.

– Ты ведёшь себя, как идиот.

– А ты как тюфяк, который вдруг решил отстаивать права жизнью обиженных…

Одиссей не договорил. Я замахнулся и только потом уже понял, что врезал ему по челюсти. Одиссей в шоке отшатнулся. Он, как и я, не понял, что произошло, а когда сконфуженность отошла на второй план, шатен рассердился и поддался вперёд, решив не оставаться в долгу и вернуть мне удар.

– Сука, вы даже не друзья! Чего ты заступаешься за неё?! – не понимал мотив моих действий Одиссей.

«Просто я сам жертва», – отражалось в моих мыслях. Я ничего не ответил.

Одиссей больше и сильнее, ему легко удалось повалить меня, к тому же я слабо отбивался. Это прозвучит странно, но мне было лень обороняться. В какой-то степени, я даже хотел быть избитым.

– Одиссей, Ной! – мистер Уокер одним своим тоном сумел добиться тишины.

Сотрудники столпились вокруг, оттаскивая озверевшего друга от меня, пока мистер Уокер направлялся в нашу сторону. Мы с Одиссеем встали друг против друга, стреляя косыми взорами.

Мистер Уокер вдруг на шагу схватил со стола бутылку, быстро открыл её и плеснул сначала в меня, затем в сына холодной водой. Я зажмурился, чувствуя, как капли стекали за воротник одежды. Кожа превращалась в гусиную.

– Вы, два сопляка, как вам хватило стыда устраивать драку перед взрослыми людьми средь бела дня?! В глаза смотри, – рявкнул тот на Одиссея, а потом посмотрел своими сверкающими большими глазами на меня. – Вы ума лишились? А?

– Мы сами разберёмся.

– Я прекрасно вижу как вы сами разбираетесь! Драка – это не способ решать проблемы.

Мистер Уокер служил в армии и даже воевал в Сирии, но из-за глубокого ранения, которое могло стоить ему жизни, он вернулся на родину. Наверное, отсюда и его преданность дисциплине и добропорядочности.

– Сейчас вы оба пожмёте друг другу руки и попросите прощения.

– Я не стану. Я не виноват! Он первый мне вмазал! – откинул чужие руки со своих плечей Одиссей.

К сожалению, его правда. Я слишком близко принял к сердцу его слова. Уверен, если бы Одиссей знал причину моей острой реакции, то изменил бы свои взгляды.

– Ну а ты первый пойдёшь на примирение!

– Нет!

– Он прав, – пока мистер Уокер не придушил Одиссея одним только видом, я решил действовать, – я первый начал. Поэтому прости. Я виноват, что ударил, но от своей правоты я не отказываюсь.

Одиссей обиженно фыркнул, всем своим видом говоря, что уступать мне не собирается. Он твёрдо уверен в своей невиновности.

– Ной… – мистер Уокер попытался достучаться до моего здравомыслия, увы… Я бываю непреклонным.

– Я не передумаю. И извинился только за драку. Мне жаль, что так получилось, сэр, – стыдливо посмотрев на носки своей обуви, я поскорее скрылся снаружи.

Это, кажется, первая наша с Одиссеем драка. До этого, что бы между нами не происходило, мы не доводили дело до рукоприкладства. Теперь я чувствую себя виноватым…

Кэссиди совершенно чужой мне человек, но я воспринял её несчастье как за своё и сильно разозлился. Узнай Одиссей обо мне, он стал бы и дальше дружить со мной? Он бы понял меня? Или также, как и Кэсс, обозвал бы провокатором?

Я не ошибся, когда решил скрыть ото всех случившееся в детстве. Не все люди мыслят как я и не все видят историю как она видна мне. Правду можно истолковать по-разному. Люди хороши в том, чтобы извращать факты. Таким образом, они могут сказать, что я сам вешался на дядю и тянулся руками к его ремню.

За это мне и омерзительны люди, за их превратность.

5. Нужно жить дальше

Правильно Одиссей тогда сказал обо мне «Ной – социальный изгой». Он, как всегда, оказался прав.

Я изгой и я сам себя прогнал.

Мама грозилась снять с петель дверь в мою комнату на третий день «игнорирования». Что такое это «игнорирование»: это период, охватывающий пять дней или две недели, когда мне необходимо побыть наедине с собой. Что это значит? Это значит – никакого взаимодействия с внешним миром. Совсем.

Во время «игнорирования» я мало передвигаюсь и плохо ем, питаюсь ли вообще? Целые сутки я лежу на кровати, под ней, рядом; сижу на стуле, на подоконнике или в шкафу. Я включаю музыку и «ухожу».

Выражение «уходить в себя», это как раз то, что я зову «игнорированием». Главное отличие между этими понятиями заключается в том, что мое – более честное. Мы правда пускаем себе пыль в глаза и убегаем из гнетущей реальности. Когда на душе паршиво, лучшего выхода не найти.

Мое «игнорирование» проходило сумбурно, поскольку я вновь зациклился на нормальности, переживая диссонанс. Оставшись наедине со своими мыслями, ты встречаешься лицом к лицу с тем, от кого старательно прячешься – с самим собой. С настоящим, без брони и разнообразных масок.

«Ну, здравствуй, Ной. Как поживаешь?», – спросил я своё отражение в зеркале.

Оно мне ехидно улыбнулось, и я всё понял.

Первые два дня я много читал. Это была художественная литература, зарубежная, комиксы и даже фанфики по моей любимой киновселенной. За двое суток я прочитал три книги и четыре небольших фанатских историй.

– Ты не собираешься хотя бы поесть? Ной, ты меня слышишь, я знаю.

Моя мама не отчаивалась, потому что сталкивалась с «игнорированием» не в первый и, наверное, не в последний раз. Помню лето, когда она ещё не понимала, что со мной происходит. Она не отходила от моей двери ни на минуту, боясь, что я захочу наложить на себя руки. Огромное заблуждение. Тем летом, в первое мое «игнорирование», я за пару дней исписал все тетради, разрисовывал каждый припрятанный холст и научился играть в шахматы, нарды и домино.