Место третьего
Шрифт:
Когда я вхожу на кухню следом, мама гладит Рицку по голове, улыбаясь, а папа привычно устроился за столом с газетой в руках. У меня такое чувство иногда, что он с ней и не расстаётся. Не помню, когда я видел его за едой с пустыми руками.
На моё появление родители реагируют стандартно: мама подходит и коротко целует в щёку, а отец только кивает, даже не поднявшись с места. Рицка уже устроился на стуле напротив него и теперь взахлёб рассказывает, где мы были и что видели, хотя, по правде, ничего нового или интересного нам по пути не встретилось.
Не успеваю и я усесться за стол, передо мной появляется
Пока я придумываю, с чего начать, мама, ловко расквитавшись со своей порцией, относит тарелку в раковину, возвращается за стол и принимается с улыбкой меня рассматривать, будто год не виделись. Под её взглядом есть становится совсем неуютно, и в конце концов я с извиняющимся видом отодвигаю от себя лишь на треть опустевшую тарелку.
— Как дела в школе? — спрашивает она, кажется ничуть не обидевшись.
— Спасибо, всё хорошо, — произношу я ритуальную фразу и соображаю, как лучше подвести разговор к нужной теме, но тут голос подаёт отец:
— Сегодня же понедельник. Ты никогда не приезжал посреди недели. Ты надолго?
Рицка моментально поднимает Ушки, поворачивает голову ко мне и ободряюще улыбается.
Ладно, к чему дёргаться? Я же не о помолвке сообщать собираюсь.
— Теперь уже насовсем.
Родители быстро переглядываются, причём с совершенно разными выражениями на лицах: у мамы — почти что восторг, а вот отец хмурится.
— Я перевёлся на экстернат. Сдал экзамены досрочно. Теперь буду возвращаться в Гоуру только во время сессии.
Вываливаю всю информацию разом, чтобы не вытягивать из них никому не нужные наводящие вопросы.
— О, как здорово! — всплеснув руками, мама весело смеётся. — Значит, теперь ты снова будешь жить с нами?
— Ну да.
Становится немного неловко: не ожидал я от неё такой бурной реакции. Кошусь на отца, но тот спокойно дожёвывает кусок рыбы, поддевает горстку риса и ровно интересуется:
— Зачем?
А действительно, зачем? Это я ещё не придумал. Пока подбираю объяснение поубедительнее, мама, разумеется, решает за меня заступиться:
— Хочешь сказать, ты не рад? Это же замечательная новость, Юки!
— Я не спорю. Просто хотелось бы выяснить, что послужило её причиной.
— Естественно, то, что Сэймей захотел вернуться домой. Верно? — и смотрит на меня, ожидая подтверждения.
— В том числе. Просто я понял, что смогу доучиться послед…
— И что ты намерен делать теперь? Сидеть до конца учебного года дома?
— Юки, хватит! Конечно же, он не будет сидеть дома. Правда?
— А что тогда? Пойдёт работать? Он ещё даже не окончил среднюю школу.
— Вообще-то, я подумал, что я бы мог…
— Не находишь, что это невероятно глупо:
срываться ещё до конца первого семестра, чтобы поскорей вернуться домой?— Я не говорил, что я хотел…
— Мы не были против, когда тебе предложили учиться в школе для одарённых. Но раз уж ты принял решение ехать в такую даль, я наделся, ты будешь учиться как следует и доведёшь дело до конца. Все дела нужно доводить до конца — я говорил тебе об этом сотни раз.
Пока какой-то странный разговор у нас выходит. Из-за этого отцовского монолога, который с каждой фразой становится всё экспрессивнее, я чувствую себя всё младше и младше…
— Пожалуйста, дай мне сказать!
— Говори, — пожимает он плечами, вновь возвращаясь к еде. — Только будь добр не повышать голос.
Глубоко вздыхаю, стараясь не закипать. В конце концов, это всего лишь родители — а они явно не те люди, за чьё мнение о себе я должен переживать.
— Как я уже пытался сказать, — начинаю я спокойно, но с выразительной расстановкой, — я вернулся, так как понял, что смогу самостоятельно освоить программу последнего года. Но сидеть дома до следующего апреля я не намерен. Я буду ходить в обычную школу и параллельно сдавать экзамены в Гоуре.
— И какой в этом смысл, если в Гоуре у вас такая же программа, как и в обычной школе, только углублённая? Я не могу понять, с какой стати ты решил добровольно лишить себя дополнительных знаний?
— Поверь мне, я ничего не потеряю. Я буду усердно заниматься.
Отец ставит подбородок на сплетённые пальцы и какое-то время молчит, глядя в стол. Потом качает головой.
— Не знаю… По-моему, это просто детская дурость.
Дурость?! Нет, отец, это не дурость. А знаешь, что дурость? Торчать ещё год под боком у Минами, терпеть его длинный нос, вечно сующийся не в своё дело, и слушать идиотские наставления!
Ладно, не хочешь по-простому, будем по-взрослому.
— Отец, у меня был ряд причин, чтобы оставить Гоуру. Решение уже принято, и менять его я не собираюсь. Я буду жить и учиться здесь.
— Кем оно принято? Тобой? Мне не кажется, что ты имел право что-то решать, не посоветовавшись с нами. Тебе всего четырнадцать, Сэймей. Мы по-прежнему за тебя отвечаем и тебя обеспечиваем. А этого вполне достаточно, чтобы в подобных ситуациях мы с матерью имели решающий голос. Не знаю, чем был продиктован твой поступок — эгоизмом или неспособностью разобраться со своими школьными проблемами, — но я такой выходки от тебя не ожидал.
Скрестив руки на груди, откидываюсь на спинку стула и хмыкаю. Спорить с ним больше не буду. Пусть говорит всё, что хочет. Хотя его слова с непривычки сильно задевают.
После десяти секунд неприятной тишины, мама осторожно трогает его за рукав.
— Юки, Сэймей уже вполне самостоятельный, чтобы сам решать, где ему учиться. Если он считает, что так будет лучше…
— А если он попросит продать дом, чтобы уехать на учёбу в Америку, ты скажешь то же самое?
Сначала мама резко втягивает в себя воздух, но затем «сдувается». Зато после отцовского заявления мне наконец становится ясна истинная причина его недовольства. Последние четыре года за мой быт ответственность несли «Семь Лун», а теперь в доме опять появился четвёртый рот. И конечно же, отец уже прикидывает, сколько денег ему придётся потратить на моё обучение здесь.