Место явки - стальная комната

— Значит, ты считаешь, надо ей все сказать? — не слушая друга, говорил Стен. — Конечно, ты прав, если она — это она, как я ее понимаю, она все должна понять! Ах, Карл, как я счастлив! Я буду работать, как вол, как зверь, я сделаю наш спектакль, я докажу, что я молод еще, что я все могу, что я есть я, и она меня полюбит. Не сможет не полюбить…

В фотолаборатории, которая расположена в одном из подвальных помещений хутора, принадлежащего немецким разведчикам, Эрвин Грюне печатает фотографии Карин. Несколько ее увеличенных портретов уже висят на протянутом вдоль стены шнурке.

Эрвин вынимает из раствора очередной большой отпечаток, внимательно разглядывает его, вешает рядом с другими. Красный свет от фонаря придает всему зловещую таинственность.

Подумав, Эрвин решительно приспускает цилиндр фотоувеличителя, изображение Карин резко уменьшается, и вот он ножницами вырезает маленькую — в четверть ладони — фотокарточку Карин.

В этот момент к фотолаборатории по темному коридору бесшумно приближается профессор. Он заглянул в дверную щель и только тогда постучал. Он успел увидеть, как Эрвин что-то быстро спрятал вместе с бумажником в нагрудный карман, а потом уже открыл дверь.

Профессор вошел и увидел портреты Карин:

— Натали Ростова?

— Карин Хольм…

— Ясно, ясно, — говорит профессор. — А зачем так много?

— Для витрины… ей подарю…

— Так много? Зачем? — тусклым голосом повторяет профессор и вдруг напористо приказывает: — Глаза!..

Эрвин вытягивается, смотрит в глаза профессору.

А тот ловким жестом извлекает из внутреннего кармана Эрвина бумажник и вынимает из него еще влажное фото Карин. Профессор пристально смотрит в глаза Эрвину и веско произносит:

— Как это надо понимать? Эта девушка не для тебя. Она ни для кого. А может быть, ты влюбился?.. Мальчик, ты ведь все провалишь… Отвечай! Влюбился?!

Профессор бьет Эрвина по одной щеке, потом по другой. Тот стоит без движения. Только отводит глаза.

— Глаза! — кричит профессор. — Скажи, что я ошибся! — Он бросил фото Карин на пол. Эрвин видит, что мягкие войлочные тапочки профессора наступили на фото.

— В нее влюблен Стен Экман. Их видели вместе в парке, — сказал Эрвин.

— Знаю. А что ты узнал?

— У Экмана мать, сын шести лет, оба живут за городом, — докладывал Эрвин.

— Сын, говоришь? А вот это мы упустили… Это мы упустили! — И в дверях профессор добавил, кивнув на фото Карин: — А с ней никаких контактов, кроме деловых, проверю.

Эрвин с ненавистью смотрел вслед профессору и, когда тот скрылся, поднял с пола фото Карин, снова положил его в бумажник и спрятал в нагрудный карман.

У себя дома Карин ходит по комнате, держа тетрадку с текстом роли, и репетирует.

— Три недели, целых три недели его нет!.. так… — она смотрит в тетрадку. — Так, поездил и перестал… И совсем я не хочу выходить замуж. И я его боюсь… Я теперь совсем, совсем успокоилась…

Карин сделала легкий тур по комнате и, отбросив тетрадку, продолжала:

— Вот она я!.. Ну и хороша. И ничего мне не нужно…

В квартиру вошел Аксель Хольм, прислушался.

Несколькими музыкальными фразами Карин попробовала голос, потом стала ходить по комнате, переступая с пятки на носок:

— Что за прелесть эта Наташа!.. Хороша, голос, молода, и никому она не мешает, оставьте только ее в покое…

Хольм вошел в комнату, заговорил сердито:

— Я проклинаю ту секунду, когда согласился взять тебя на Тегнера.

— А я благословляю. Жизнь перестала быть пустой. Я встретила людей, которые нашли себе настоящее дело в этом стоячем болоте, в каком все мы барахтаемся… — Карин, выслушай меня, выслушай внимательно, — в голосе Хольма зазвучали просительные интонации. — Я почти уверен, что те выстрелы были не случайны.

— Ну и что?

— Не ходи в этот театр. Ты рискуешь жизнью.

— Стен Экман тоже рискует?

— Конечно.

— Почему ты ему об этом не скажещь?

— Я говорил. Он не слушает. Или не верит. Нужны точные доказательства.

— А когда они появятся, ты думаешь, он отступит?

— Он смелый человек. Но нельзя идти в бой, не зная врага.

— Сейчас один враг — фашизм. Этого врага он знает. Я жила, как во сне, — сказала Карин. — Сейчас я проснулась.

Она села к пианино и упрямо, сильно ударяя по клавишам, заиграла Грига.

Звуки музыки донеслись до Эрвина Грюне, который в этот момент, опасливо озираясь по сторонам, подходил к дому Хольмов.

— Безответственное фрондерство! — сказал инспектор, включая приемник на полную громкость. Оттуда зазвучал бравурный марш.

— Я такая, какой воспитал меня ты! — задорно заявила Карин, продолжая играть.

Закрывая окно, Хольм вдруг увидел укрывавшегося в подъезде напротив Эрвина Грюне.

— Тут что-то не так, — задумчиво сказал Хольм, — я думал он не захочет попадаться мне на глаза…

— Что там? — заинтересовалась Карин и тоже подошла к окну. И тоже увидела Грюне. — Эрвин?! — удивилась она. — Это он меня ждет.

— Я сейчас выйду и для начала набью ему морду, — сообщил Аксель Хольм.

— Где твоя знаменитая выдержка, папа? Выйду я.

— Это человек, которого, вероятно, надо опасаться больше других.

— Только не мне, — Карин выбежала из квартиры, по пути прихватив свою сумочку.

Эрвин, увидев Карин, поманил ее в подъезд:

— Карин!.. Я пришел предупредить вас… Я хочу вам сказать…

— Знаю: все в вашей жизни переменилось! — остановила его Карин. — Это вы уже писали. Я вышла… Я в прошлый раз вела себя неправильно… Надо было сразу сказать, чтобы вы ни на что не надеялись. Возьмите ваше письмо обратно, — вынув из сумочки письмо, она сунула его Эрвину.

— Я совсем о другом… — Было видно, что Эрвин Грюне растерялся искренне. — Вы ничего не знаете…

— И ничего знать не желаю! — заявила Карин. — И не мучайте себя, не надо. Ни я, ни отец — он, кстати, смотрит на нас из окна — мы не хотим ваших страданий.