Методика очарования

Я согласно закивала, дескать, сволочь — он сволочь и есть, хотя искренне не понимала, зачем покойному Макферсону понадобился старый ковер и как он умудрился уйти, раз он — покойник? Макферсон, разумеется.

Сашка тем временем пришел в себя после горячих объятий Катерины и выразительно покрутил пальцем у виска:

— Всегда подозревал, что вы психические, но чтоб так… — После вынесения диагноза он вдруг подозрительно повел носом: — Да вы пьяны! От вас водярой свежевыпитой за километр несет! Теперь понятно, почему вам ковры ходячие мерещатся: белая горячка…

Я снова затрясла головой, только на этот раз соглашаясь с Сашкой, а сама между тем пыталась поставить мозги на место. В основном выражалось это в стремлении ответить на один-единственный вопрос — куда делся американец? Даже при наличии у Макферсона огромного желания вырваться на волю самостоятельно проделать подобный трюк он бы не смог, потому что был мертв, в чем я имела несчастье убедиться лично. Попробуем допустить совершенно абсурдную мысль, что мы с Катькой ошиблись, и янки все-таки жив, но все равно — у него не получилось бы покинуть место заточения без посторонней помощи, не наделав при этом никакого шума, — я четко видела, как Катерина собственноручно навесила замок. Сашка уверяет, будто сарай открыт. Не доверять ему нет никаких оснований. Из этого следует совершенно однозначный вывод: кто-то помог мертвому Макферсону «уйти», причем с ковром вместе. Мысль о присутствии постороннего на нашей территории заставила меня похолодеть. Он, несомненно, видел, как мы с Катькой волокли коверный сверток. Опытный взгляд без труда определит, что именно находится внутри. А что, если… Следующая догадка заставила меня сжаться в комочек и тихонько заскулить. Еще бы! Вполне вероятно, что этот «кто-то» не только осуществил телепортацию мертвого американца из нашего сарая в неизвестном направлении, но и помог ему перейти из категории живых людей в разряд покойных несколькими часами ранее. Иными словами, убийца где-то поблизости! Тут уж я не сдержалась и завыла в голос.

— Нешто можно так из-за ковра убиваться? — усмехнулся следователь. По его презрительно перекосившейся физиономии было ясно, что мысль о белой горячке сильно ему понравилась и расставаться с нею он не собирается. Несмотря на это, желая соблюсти приличия, а может, из-за сочувствия к ближнему Сашка предложил: — Ну, хочешь, пойдем вместе поищем пропажу?

Сашкино предложение отчего-то особого энтузиазма у меня не вызвало, зато Катерина активизировалась.

— Я сама схожу, — торопливо заговорила она, — а ты, товарищ милиционер, за Александрой присмотри. Видишь, мается человек? А как же? Добро-то прабабкино, почти антиквариат, по наследству досталось, цены ему нет… Может, где за граблями коврик-то и завалялся? Пойду гляну…

Катерина исчезла, оставив нас с Александровым наедине. Правильно, между прочим, сделала, потому что я, зная о близком присутствии убийцы, остаться одна в доме ни за что не согласилась бы. Следователю отчего-то вдруг враз расхотелось насмешничать. Он опустился передо мной на корточки, осторожно взял мою руку и не без сочувствия поинтересовался:

— Сань, ты правда, что ли, из-за ковра так расстроилась?

Естественно, я отрицательно помотала головой, но выть не перестала, а перешла на жалобное поскуливание.

— А что ж тогда? — Сашка предпринял попытку заглянуть мне в глаза, что оказалось весьма затруднительным, потому что с глазами у меня творилось что-то неладное: они то съезжались к переносице, то разбегались в разные стороны, а то и вовсе крепко зажмуривались, не испрашивая на это никакого моего согласия.

— Страшно, — мне удалось наконец сосредоточить взгляд на добром лице следователя.

— Почему? — удивился Александров.

— Да-а, тебе бы так, — по-детски протянула я, шмыгнув носом, и чуть было не рассказала ему о последних событиях. Одна только мысль — о том, как разгневается Катька и какую страшную епитимью наложит на нас Александров — удержала меня от необдуманного поступка.

Тут очень вовремя вернулась Катерина. Судя по ее лицу, ничего хорошего в сарае она не увидела, то есть дела обстоят именно так, как и говорил Сашка: дверь открыта, а внутри никого нет — ни ковра, ни мертвого Макферсона. Ни слова не говоря, подруга легким движением руки поставила меня на ноги и лично отконвоировала до удобного дивана в гостиной. Потом она, по-прежнему молча, достала из бара бутылку коньяка, три пузатых бокала и наполнила их примерно на треть. Александров следил за всеми манипуляциями подруги с явным неодобрением, однако тоже пока молчал.

Мне пить не хотелось совсем, но нервную дрожь следовало как-то унять, потому я, зажмурившись, осушила бокал одним глотком. Еще некоторое время в гостиной висела угнетающая тишина. Катерина хмурилась, думая о чем-то малоприятном, я украдкой оглядывалась по сторонам, пытаясь угадать, где прячется злодей, а Сашка… тоже, наверное, о чем-то думал. Впрочем, ничего толкового из этой затеи не вышло, поэтому он слегка сморщился (должно быть, коньяк не понравился), после чего, хлопнув себя по коленке ладонью, решил вернуться к цели своего визита:

— Так вы утверждаете, что вам удалось получить консультацию по ценным бумагам у гражданина Саламатина Михаила Игоревича, — произнес следователь, очень пристально разглядывая нас с Катериной.

— Интересно, а что могло нам помешать? — хмыкнула подруга.

Сашка кивнул, словно бы соглашаясь с тем безусловным фактом, что помех на жизненном пути Катерины, а значит, и моем, быть не может в принципе. Тем не менее задавать скользкие вопросы не прекратил. Наоборот, следующий вопрос оказался еще более каверзным и настораживающим:

— Ну и во сколько же вы навестили этого… м-м… консультанта?

Я энергично заерзала на диване, словно подо мной включили газовую горелку, потому что уже догадалась: интерес Александрова к нашему визиту в квартиру Саламатина-младшего отнюдь не случаен. Неубедительное вранье насчет желания вложить свои скудные милицейские средства в ценные бумаги брать в расчет не стоило. Скорее всего, Сашке что-то известно о трагической гибели Михаила, и теперь он хочет выяснить, не причастны ли мы с Катериной к этому «несчастному случаю». Я попыталась послать подружке мысленное уведомление: дескать, подумай хорошенько, прежде чем что-то сказать. Однако, по данным синоптиков, нынче в атмосфере бушевали сильные магнитные бури, они-то и помешали моим сигналам достичь цели. Катька беспечно брякнула:

— Не помню уже точно. Днем, кажется, или после обеда… А что?

Александров долго сопел, как мне показалось, сердито, после чего негромко, но со значением произнес:

— Объясните, пожалуйста, каким образом мертвый человек мог дать вам какую бы то ни было консультацию?

Катерина подпрыгнула на месте, словно новость о смерти Саламатина стала для нее неожиданностью:

— Как это мертвый?! Чего мелешь-то? Ты, товарищ следователь, часом, не приболел?

«Не верю», — дружно сказали мы со Станиславским. На наш с ним взгляд, Катька немного переигрывала с удивлением. Сашка Станиславским не был, но в игру подруги тоже не поверил. Он покачал головой и с печальной улыбкой поведал:

— Когда Александра позвонила мне с просьбой узнать адрес Саламатина, я сразу насторожился…

— Ну, понятно! — усмехнулась Катерина. — Ты всегда настораживаешься, когда Санька тебе звонит.

Я отчего-то густо покраснела, а Александров, к счастью, внимания на слова этой язвы не обратил. Он продолжал говорить каким-то настораживающе-бесцветным голосом: