Между белыми и красными. Русская интеллигенция 1920-1930 годов в поисках Третьего Пути

Пока я здесь, я изображаю эмблему и наблюдаю; но действовать я не могу, ибо, надо ли мне Вам доказывать, что как ни осуждаю я Милюкова, и Львова, и Учредилку, и Земгор, все эти отрыжки той позиции, когда мы все были оппозицией, то я еще дальше от тех, кто с ними со всеми борются во имя старого, кто, так же как и оппозиция, в своих грехах не повинился и их не сознал; что если я считаю, что Львов и Милюков своей бездарностью погубили Россию, то, конечно, вместе с ними еще больше, чем они, погубили ее те, кто им предшествовал. Только издалека, притом там, где этого не ждешь, встречаю я среди политических деятелей лица, с которыми и я могу говорить без досады и мысли которых меня радуют, как откровение будущего. Но это все единицы и крохи. Не эти лица и даже не эти идеи сейчас занимают авансцену. Тем, кто ее сейчас занимает и займет завтра, я мешать не хочу. Если я их «поношу», как Вы пишете, то только в интимных разговорах с Вами и с другими друзьями. Я даже думаю, что они непременно вернутся к власти, чтобы окончательно похоронить себя и закончить период старых воспоминаний. Я смотрю на них как на обреченных. Но быть вместе с ними, говорить на их языке и делать с ними одно общее дело пока я не могу. Я это хорошо понимаю и этому подчиняюсь. Мне сейчас действовать негде» [403] .

403

Hoover Institution Archives. Hoover Institution on War, Revolution and Peace. Maklakov V. A. Box 3. Folder 3. 13.

Необходимо обратить внимание на ряд существенных положений, изложенных в данном небольшом отрывке. Во-первых, Маклаков пишет о том, что «революция вышла на пользу». Во-вторых, он считает, что нужно не призывать «к борьбе против власти, а к влиянию на власть, к желанию толкать ее на путь эволюции, на путь необходимых реформ». Далее, Маклаков опять пишет «о необходимости соглашательства с большевиками», отмечая невозможность для себя занять «сменовеховскую» позицию («пусть это делают другие, я осуждать их не стану»). При этом он откровенно заявляет о гибели Белого движения, в которое у него «потеряна вера».

В письме от 28 сентября 1921 г. Маклаков предостерегает Бахметева от напрасной веры в скорое свержение большевизма: «…Это трагически образом совпадает с тем инстинктом, который давно мне говорит, что не приходится ждать падения большевистской власти, что оно могло выйти только от белых движений, что вне этого есть только либо оздоровление и отрезвление большевизма, которое путем скачков и частичных крушений всех попыток управлять Россией и наступление в ней той анархии, которая явится началом оздоровления. Когда посмотришь на этот второй процесс, то оказывается, что все то, что есть здорового и сознательного в России, боится этого процесса и будет ему сопротивляться. Этот процесс приветствует только за границей наша эмиграция. Все же здоровые элементы внутри России, которые будут ему сопротивляться, все они будут терпеть большевистское правительство, будут толкать его на тот другой путь, в котором может быть его спасение, но будут удерживать его от крушения. А мы по-прежнему ставим ставку на крушение; признаюсь, что чем ближе вглядываешься в то, что делаешь, тем меньше видишь элементов такого крушения… Напротив, кажется, что как ни отвратителен, как ни мерзок большевизм, его крушение не предвидится; и все политики, которые ставят свою ставку на это крушение, рискуют сделать большую ошибку» [404] .

404

Hoover Institution Archives. Hoover Institution on War, Revolution and Peace. Maklakov V. A. Box 3. Folder 3. 15.

В письме Бахметеву от 18 октября 1921 г. Маклаков, выступая с точки зрения русского патриота, подчеркивал: «Среди многих пороков и слабостей эмиграции не могу закрыть глаза на это коренное ее свойство: недостаток настоящего патриотизма – мы сохранили психологию «пораженчества», борьбу друг с другом за счет России» [405] . Во многом здесь есть созвучие с идеями сборника и журнала «Смена вех».

Впервые в переписке двух послов об этом общественно-политическом течении прямо говорится в письме Маклакова Бахметеву 24 октября 1921 г. При этом автор характеризует «сменовеховство» как «самое интересное из всего того, что за последнее время писалось». Интересна и информация о личных контактах Маклакова и Ключникова: «Я посылаю Вам почти одновременно с этим[письмом. – А. К.] книжку «Смена вех»; посылаю потому, что не уверен, что она продается в Америке, а между тем настойчиво рекомендую Вам на досуге не торопясь ее прочесть. Я об ней когда-нибудь поговорю с Вами подробнее; для меня эта книга представляется самой интересной из всего того, что за последнее время писалось, не только потому, что она ставит самые интересные вопросы, злободневные и острые, но и потому, что подходит к их разрешению не по-старому, а по-новому. В самой книге перемешаны правда и неправда, бесспорное и очень спорное; вся ее критическая сторона, нападки на Белое движение, на первое Временное правительство, на эмиграцию и ее методы борьбы, в значительной степени верно и трагически верно; то, что в ней «от лукавого» – это признание, что большевизм принес какие-то новые слова, которые должны восторжествовать и в Европе, которые переживут большевизм и т. д.; читая эту книгу, можно подумать, что не из тактических соображений, а всерьез авторы стали коммунистами. Мне было интересно выяснить, чего они хотят на самом деле, и я вызвал к себе Ключникова и вчерашний день, воскресенье, четыре часа с ним беседовал. Все, что он мне говорил, настолько интересно и ново, что мне хочется не теперь, когда ни мне, ни Вам некогда в это вникать, рассказать Вам подробнее об их мечтаниях, планах и надеждах.

405

Hoover Institution Archives. Hoover Institution on War, Revolution and Peace. Maklakov V. A. Box 3. Folder 3. 16.

Ключников, к слову сказать, только что вернувшийся из Лондона, где он много, долго разговаривал с Красиным, приподнимает завесу над их иностранной политикой, которую Вам полезно знать. Искренне или неискренне, они намерены взять курс, который может быть опасен, поскольку речь идет об уловлении Америки. Они, во-первых, станут всецело на защиту единства России; они не считают серьезными наши упреки, что они же раздавали ее направо и налево; на этот упрек они отвечают, что всякое признание чьей бы то ни было независимости сопровождалось немедленно той работой внутри независимой страны, которая вводила ее обратно в состав Русского государства…

Ключников находится в периоде увлечения большевизмом, по крайней мере, поскольку речь идет об его иностранной политике, и думает, что ради дружбы с Америкой большевики действительно в значительной мере способны свою политику изменить…

Второе, что я хотел сказать в связи с Ключниковым – это своеобразие личных переживаний. Формулирую их кратко. Я проверял себя во время разговора с Ключниковым, и могу сказать, что разумом я допускаю целесообразность такой политики, хотя не берусь утверждать, что для нее наступил подходящий момент; но морально ни сегодня, ни завтра она для меня недоступна; я не мог бы идти вместе с теми, которые не отвергли солидарности с большевиками первого периода, т. е. Брест-Литовска и террора. Только тот большевик, который низвергнет большевиков-предателей, мог быть приемлем. Итак, разум принимает, моральное чувство отвергает. Есть другая политика разрушения, которую олицетворяет Савинков, о которой, не называя ее прямо, говорит и «Смена вех»; морально я эту политику понимаю; не усмотрите противоречия с тем, что говорил раньше, что эта деятельность Савинкова для меня недоступна по моральным мотивам, ибо эти слова нужно понимать в более узком смысле, т. е. что я лично не был бы способен делать то, что нужно делать на этом пути. Это то же, что было и при царизме; я понимал революционную деятельность и даже считал ее полезной, но сам не мог в ней участвовать, не из страха за собственную шкуру, а из брезгливости к систематической лжи. Но, если моральное чувство мирится с работой Савинкова потому, что она отвечает чувству ненависти к большевизму, то разум мне говорит, что в результате этой деятельности нет блага, что это пораженчество, которое бьет по России для того, чтобы ударить по правительству, что в лучшем случае эта деятельность может достигнуть успеха линии Ключникова. Итак, здесь обратный вывод: мораль оправдывает, разум осуждает. Но когда я смотрю на деятельность учредиловцев и эмиграции, я прихожу к выводу, что их одинаково осуждают и разум и мораль. Это пустое место по результатам и непохвальное дело по противоречию с сознанием своего долга охранять интересы России» [406] .

406

Hoover Institution Archives. Hoover Institution on War, Revolution and Peace. Maklakov V. A. Box 3. Folder 3. 16.

В ответном письме Бахметев сообщал Маклакову о том, что уже давно внимательно изучил сборник «Смена вех» и нашел многие его положения неприемлемыми для себя. Ему представлялась более продуктивной линия, близкая «новой тактике» Милюкова, основанная на союзе с эсерами. Тогда в пространном письме от 31 октября 1921 г. Маклаков попытался переубедить Бахметева: «Не хочу отговаривать Вас от линии, которую Вы взяли и держите; то, что я Вам говорю, я говорю только для Вас. Я хотел бы только, чтобы мы, и особенно Вы, себе иллюзий не делали. В эмигрантской психологии здорового нет ничего; Вы рекомендуете в своем письме избегать «ископаемых»; Вы «ископаемых» видели только в правых элементах; левые – это такие же ископаемые. То, что они, став у власти, погубили Россию не только потому, что задача ее спасти была выше их сил, но потому, что все, что они делали, вело к заведомой гибели, – их ничему не научило. Недаром, когда Милюков прочел о составе Комитета для голодающих[Комитет помощи голодающим. – А. К.], он искренне поверил, что именно этот комитет – будущая Россия, что он станет властью и порыв народной любви к нему его оградит. И он не только так думал, но он имел такт это написать в своей газете. Он уверял, что на местах отделения этого Комитета заменяют большевистскую власть и что его начало – конец большевизма; между тем, об этом Комитете приходят вести из России и они очень характерны. В Комитет в России никто не верил. К Кишкину и Прокоповичу все отнеслись с нескрываемым осуждением, как людям, которые либо играют дурака, либо себя продают. Вы в Вашем письме по поводу Комитета констатировали в нем отсутствие хороших имен; Вы были правы; а Милюков был доволен его составом, и если бы зависело от него и его единомышленников, то тех имен, которые Вы считаете настоящими, они бы туда как центровиков не допустили. Как после Февральской революции Временное правительство вообразило, что революция была сделана только для того, чтобы иметь возможность видеть их во главе правительства, так и теперь они живут той же идеологией и иллюзией.

Из того, что доходит к нам из России, видно одно: что там не интересуют[ся] больше политикой, но зато увлекаются торговлей, спекуляцией, различными формами экономики; если большевики поймут это – а они способны понять – они смогут попасть в тон народного настроения; они смогут привлечь всех к живой работе, и страна на первое время простит им пролитую ими кровь и разорения. Конечно, это их не спасет, ибо, поставивши во главу угла производство, они должны будут соответственно этому изменить административный аппарат; тогда начнутся внутренние конфликты, которые приведут их к гибели. Но курс будет взят ими правильный, народная масса будет ставку ставить на них, на тех, кто это поймет, а не на эсеров в эмиграции. Мы приближаемся к тому, что в истории называют аполитичным моментом. Равнодушие к политике, особенно к внутренней политике, поможет России пережить моральные унижения от примирения с большевизмом; да его трансформация все же будет сопровождаться некоторыми гекатомбами, в которых увидят расплату за старые грехи; но эмиграция, которая сунется в Россию не с этими лозунгами, а с политикой, потерпит окончательное крушение. Большевики привлекут к себе и интеллигенцию, играя на патриотической струнке, и капитал, играя на струнке наживы. А эсеры и «новая тактика» прозевают и то, и другое» [407] .

407

Hoover Institution Archives. Hoover Institution on War, Revolution and Peace. Maklakov V. A. Box 3. Folder 3. 16.

В письме от 8 ноября 1921 г. Маклаков специально подробно останавливается на своем отношении к идейно-политическому движению «Смена вех» (в тексте письма он их называет «движением новых «Вех» или «вехистами»). В четвертую годовщину установления советской власти в России он прямо пишет: «Мы, очевидно, вступаем в новую фазу отношений к большевикам. Для меня несомненно, что в том движении, о котором я Вам писал, в движении «вех», много здоровых мотивов; их сила, кроме того, в том, что это движение ново, еще не истрепано и не изжило себя самого. Думаю даже, что оно, наверное, станет тем руслом, к которому в известный момент мы придем все, как к неизбежному концу[выделено мной. – А. К.]. Вопрос только во времени; но в этом движении и сейчас обнаруживаются две слабые стороны. В первом номере их журнала, который они выпускают под тем же заголовком, можно видеть обе эти опасности.

Первая в том, что, либо по тактическим соображениям, т. е. из желания как можно скорее завести близкие отношения с большевизмом, примириться с ним, а, может быть, даже и получить его поддержку, ибо по законам психологического равновесия движение новых вех вместо того, чтобы неприкосновенно выставлять себя как новый вид борьбы с большевизмом, вырисовывается как примирение с ним. По моему мнению, вехизм должен был бы соответствовать тому, что в старое время представлял русский либерализм. Борьба велась между старым режимом и революцией. Либерализм был движением, которое должно было угрозой революции побуждать старый режим идти на уступки; он должен был воплощать те идеи, которые одни могли остановить революцию и отсутствие которых революцию питало и укрепляло. Но, идя по одной дороге с революцией или, по крайней мере, борясь с ней, либерализм должен был сам от себя наносить удары старому режиму. Только поскольку он это делал, он имел право осуждать революцию. Вехизм должен был объявить большевизму войну не на живот, а на смерть. Он мог оправдывать отдельных людей и объяснять эксцессы переходного периода их неизбежностью; но он должен был бороться с ними, с их продолжением, с возведением их в систему управления; он должен был резко отречься от знакомого принципа: сначала успокоение, а затем реформы; только делая это, борясь с большевизмом, апеллируя к тому, что в нем осталось разумного и честного, только делая это, он мог осуждать эмиграцию. Вместо этого вехи уже усвоили принцип: [пропуск в тексте. – А. К.] иными словами, сначала успокоение, а потом реформы. Вместо того чтобы, идя из лагеря типичных белых антибольшевиков, сделаться антибольшевиками новой формации, вехисты становятся апологетами большевизма; так, когда Лев Тихомиров в свое время разочаровался в революции, то он стал не либералом, а перешел в «Московские ведомости». Второй недостаток вехистов – это то, что они стали обрастать всякой дрянью, ибо это течение представляет слишком много соблазна для продажных людей, которые к ним уже примазываются и пристраиваются. В первой книжке журнала появилась уже статья Носкова; плохое начало, хотя вполне естественное и неизбежное. Но стоит им дальше пойти по этой дорожке, как все это движение потеряет весь налет идеализма, станет простой спекуляцией, собранием новых продажных людей, которые продаются новому хозяину. Но пока это не совершилось и не отделено то, что в этом течении было здорового, вехизм представляется настолько оригинальным, что те, кто с ним знакомится, невольно поддаются его влиянию…» [408]

408

Hoover Institution Archives. Hoover Institution on War, Revolution and Peace. Maklakov V. A. Box 3. Folder 3. 17.

При этом письме Маклаков подтвердил уже высказанное ранее суждение о том, что изменение режима произойдет в результате внутрироссийских процессов: «Мое убеждение, что спасение придет не из эмиграции, а из среды большевизма; что совершается теперь, если даже считать, что оно и неискренне, показывает, по какой дорожке пойдет эволюция большевизма, где принуждены будут искать спасения. Эта дорога все-таки правильная и единственная задача, которая стоит перед нами – это чтобы не ошибиться временем, когда можно будет раскрыть карты и выступить на помощь одной стороны во внутренней борьбе среди большевизма. Пока я не считаю эту борьбу дошедшей до того момента, когда можно не опасаться, что появление третьего заставит враждующие стороны соединиться вместе против этого третьего; так появление Корнилова когда-то бросило Керенского в объятия Троцкого, так и сейчас преждевременное появление «Европы», т. е. буржуазии, может заделать щель, которая в большевизии уже намечается. Нужно пока ждать и действовать очень дискретно. Что в этом отношении я не ошибаюсь, доказывают последние сведения о переговорах, которые ведутся с правым крылом большевизма…