Между белыми и красными. Русская интеллигенция 1920-1930 годов в поисках Третьего Пути

Из сказанного я не делаю практических выводов; оно только иллюстрация к мыслям, которые вызвали мое не посланное письмо Кусковой. Формулировать их можно кратко: я не вижу позиции, на которой мы здесь можем служить России. Мы либо стоим на позиции непримиримости, и тогда жизнь развивается помимо нас и без нас. Если же мы пытаемся пойти другой дорогой и работать с большевиками, то становимся «сменовеховцами», т. е. заведомо предаем интересы России. Пока – вот наша альтернатива. Будущее вне нашей воли и воздействия. Одно из двух: либо элементы оздоровления создадутся вокруг самой власти, в ней самой, и она повернет сама и низвергнет за собой страну, даже без нашей помощи, естественным процессом жизни; дальновидный и честный капитал окажет поддержку этим элементам. Либо этого не будет: тогда предстоит тяжелая полоса, когда произойдет соединение хищнического капитала с наиболее подлыми элементами большевистской власти; тогда разложение России будет продолжаться, и Россия либо умрет как национальный орган, как раньше ее умирало много других национальных организмов, либо в процессе гниения вызовет и ускорит возникновение тех здоровых органических сил, которые остановят разложение. Но и в том и в другом случае мы остаемся простыми зрителями, т. е. лишними людьми.

Во всем том, что я Вам пишу, есть, конечно, логический пробел, который я хорошо ощущаю. Вы можете мне сказать, и Вы будете правы, что при таком взгляде на дело надо либо безропотно и со спокойствием исполнять ремесло лишнего человека, или ехать в Россию, не став сменовеховцем, и показать на собственном примере, что можно делать. Это все правда. Но во-первых, дело не во мне лично, а в эмиграции, в ее настроении, в известном массовом тяготении; такого решения эмиграция ни за что не примет. Сделать же это одному, показав пример – я не хочу; и совсем не потому, чтобы боялся, а просто потому, что этот пример не только не вызовет ничего, кроме соблазна, но, наверное, придется по душе только тем сменовеховцам, которые мне омерзительны. Noblesse oblige [443] – и я на это не пойду. А успокоиться на роли лишнего человека, писать мемуары, сотрудничать в газетах или просто поступать на службу – мне пока претит. Эмиграция была когда-то трогательна; когда мы видели аристократок, работающих в качестве модисток, предводителей и офицеров в роли метрдотелей, шоферов, лакеев и т. п. Это было ново и часто умилительно. Но к этому теперь привыкли; и когда эти занятия становятся профессией, это начинает производить обратное впечатление. Роль российской эмиграции в Европе в качестве прислужников европейских капиталистов, их развлекателей или нахлебников убивает если не уважение к ней, то всякий политический интерес. Вот тупик, из которого я выхода не вижу. Сменовеховцем я не стану, но обслуживать французскую буржуазию тоже не захочу. Тут стоит предел, за которым я пока себя не вижу» [444] .

443

Положение обязывает (фр.).

444

Hoover Institution Archives. Hoover Institution on War, Revolution and Peace. Maklakov V. A. Box 4. Folder 5. 2.

Очень важными представляются выводы из письма Маклакова от 4 декабря 1923 г.: «Вы можете сказать, что я начал за здравие, а кончил за упокой. Это от того, что я отдал дань эгоцентризму, и от теории перешел к практике, и к основному вопросу: что делать? Как ясно я чувствую справедливость слов Кайо, который сказал в своей защитительной речи, что бывают моменты, когда трудность не в том, чтобы исполнить свой долг, а в том, чтобы понимать, в чем он состоит. Вы лично как-то удивительно счастливо ухитряетесь сочетать спокойствие духа с сознанием невозможности «действовать». Это, вероятно, потому, что Вы больше меня инженер, естествоиспытатель и т. п., который понимает, что такое непреодолимая сила законов природы. Я все-таки адвокат и политик, которые привыкли к тому, что они обязаны действовать, хотя бы из их действий ничего и не выходило. Адвокат не может промолчать и в совершенно безнадежном деле. Но ведь в данном случае мое отношение к этому вопросу происходит не из-за одних профессиональных навыков адвоката. Я не ошибаюсь, когда думаю, что мы и могли бы и должны бы действовать; наши действия не обязаны вовсе заключаться непременно в том, чтобы либо вести гражданскую войну, либо подстреливать Воровских. Пусть под скорлупой зреет цыпленок. Но снаружи мы управляем теми живыми клеточками, которые в этом цыпленке созревают. Но и снаружи яйцо можно окружить здоровой температурой или такой, от которой цыпленок сгниет или замерзнет. Это функция небольшая, но необходимая. Но относительно России мы и ее не соблюдаем. Отчасти потому, что мы в точности не знаем степени нужной для этого цыпленка температуры. Мы колеблемся от блокады до признания большевистской власти. И так как мы не знаем, какая температура нужнее, то и предпочитаем воздерживаться dans le doute astiens toi [445] . Но этой функции я не исполняю еще больше потому, что работать над созданием такой температуры значило бы, в сущности, работать над эмиграцией, над ее объединением, над приведением ее к разуму, и эта тягостная работа для практической цели представляется мне столь же безнадежной, сколь заливание пожара спринцовкой. Очевидно, дом сгорит раньше, чем я залью пожар; в России цыпленок созреет раньше, чем эмиграция между собой сговорится. А простое горделивое сознание, что я правильнее других понимаю положение, что если бы меня послушали, то было бы лучше для меня, не только не утешение и не оправдание, а как раз наоборот. Со мной это случается уже не в первый раз, и в этой позиции Кассандры я не вижу для себя ничего ни лестного, ни утешительного. И оттого во мне нет Вашего олимпийского спокойствия, и потому нет и той мудрости, которая без спокойствия не мыслима. Но довольно. Последними словами Вашего письма Вы указывали некоторый подход к практическому делу. Буду ждать развития этой мысли, тем более что Ваши предчувствия правильны: в отношении большевизма сейчас Европа стоит на плохом пути, но только и в этом эмиграция ей помешать не способна» [446] .

445

Принуждая себя (фр.).

446

Hoover Institution Archives. Hoover Institution on War, Revolution and Peace. Maklakov V. A. Box 4. Folder 5. 2.

В конце 1923 г. вновь поднимается тема «Смены вех», на этот раз в контексте места и роли российских послов для будущей России. В письме от 10 января 1924 г. Бахметев полемизирует с Маклаковым: «Приступаю ко второй части Вашего письма, посвященного России. На странице 37-ой, резюмируя мысли, Вы пишете – «я не вижу позиции, на которой мы здесь можем служить России; мы либо стоим на позиции непримиримости, и тогда жизнь развертывается помимо нас, или… мы становимся сменовеховцами, т. е. заведомо продаем интересы России». На странице 40-й продолжаете Вы – «мы колеблемся от блокады до признания большевиков»; немного выше, оперируя над цыпленком и скорлупой, Вы, однако, говорите – «снаружи яйцо можно или окружить здоровой температурой, или такой, от которой цыпленок сгниет или замерзнет, это функция небольшая, но необходимая».

Вопрос поставлен Вами в лоб. Более того, поставлен в плоскости того окружения русской эмиграцией, которое господствует в Париже и с которым я столкнулся в прошедшем году. Мои парижские впечатления полностью подтверждают Ваши слова – или блокада (скажу в скобках – бравада), или сменовеховство. Вернувшись из Лондона и Берлина и остро чувствуя, что «при всех этих переговорах мы отсутствуем», я сделал известную Вам попытку договориться о реальных вещах и на реальном языке с людьми, которых хочется вывести из этого ужасного положения абсолютной никчемности. Результаты у нас в свежей памяти. В атмосфере Парижа Вы не можете ничего писать иного, так как, говоря об эмиграции, Вы невольно говорите об знакомых нам друзьях и приятелях. Этим, может, объясняется неизбежное с Вашей стороны настойчивое повторение вещей, которые, собственно, по существу не требуют доказательств. Со слов Вашего приятеля из России Вы пишете: там «публика не хочет революции»; усталость и изможденность странно сочетается с активной жаждой творчества. Это все, конечно, так. Россия консервативна, и консервативно настроенное население не делает революций даже против ненавистной ему власти» [447] .

447

Hoover Institution Archives. Hoover Institution on War, Revolution and Peace. Maklakov V. A. Box 4. Folder 5. 4.

По сути дела, Бахметев и Маклаков оказались заложниками своего положения послов: они видели все недостатки и даже опасности воинствующего антибольшевизма «белой эмиграции», но были вынуждены лишь в своей тайной переписке критиковать адептов непримиримых антисоветских взглядов. Одновременно они сознавали необходимость проведения политики «компромиссов и эволюций», однако без лакейства перед большевиками «позднего сменовеховства». Разумеется, Бахметева и Маклакова даже условно нельзя назвать сторонниками «Смены вех», но определенно заметно их стремление выразить те же идеологические тенденции, которые на определенном этапе выражали и «сменовеховцы», а именно: строительство русского национально-демократического государства и отказ от непримиримой борьбы против советской власти, надежды на ее эволюцию в сторону либерально-демократических основ. Если большинство «сменовеховцев» достаточно быстро превратились в поборников большевиков, то Бахметев и Маклаков были вынуждены из-за положения послов скрывать свои истинные взгляды от эмигрантской общественности, что позволило им сохранить свой имидж непримиримых антибольшевиков. Только сохранившаяся в архиве Гуверовского института войны, революции и мира Стэнфордского университета (США) тайная переписка двух российских послов позволила узнать их подлинные взгляды, разобраться в эволюции подходов, отметить соприкосновение вектора их поиска новых идей русского либерализма с подобными поисками тех, кого было принято называть «сменовеховцами».

Вслед за авторами сборника «Смена вех» Маклаков и Бахметев уделяют значительное внимание в своей переписке возможности эволюции большевистского режима «в сторону обычной демократии». Маклаков под псевдонимом выступает в журнале «Смена вех», когда без его согласия Ю. В. Ключников опубликовал выдержки из писем посла. Несмотря на недовольство фактом публикации в подобной форме, контакты Маклакова и Ключникова продолжались, что видно из переписки с Бахметевым. Однако быстрое «скатывание сменовехов» к пробольшевистским позициям приводит к тому, что не только Маклаков и Бахметев осуждают подобную эволюцию, но и один из самых ярких «сменовеховцев» Н. В. Устрялов.

Таким образом, и в Советской России, и в белой эмиграции интеллигенция пыталась определить новую идеологию, способную возродить Россию. Поиски Третьего Пути сменовеховцами, евразийцами, национал-максималистами и другими общественно-политическими течениями, движениями и группами базировались на основах патриотизма и на вере в скорое перерождение большевистской власти. При всем различии данных идей открытым оставался вопрос о реальности «эволюции» советской власти в какую-то новую общественную систему. В тех условиях расчеты на «эволюцию большевизма» не могли оправдаться, ибо административно-бюрократическая система «диктатуры пролетариата» была уже достаточно серьезным фактором, могущим подавить любые либерально-демократические поползновения. Исход борьбы в ВКП(б) в 1920-е годы показал мощь системы, выдвинувшей своим лидером Сталина. Тогда можно предположить, что были правы те идеологи интеллигенции, которые ратовали за новый поход против Совдепии и категорично отвергали возможность Третьего Пути. Однако анализ политических, военных и экономических сил в тогдашнем мире не дает оснований говорить о реальности военно-политического устранения большевиков от власти. Противоречия между крупнейшими мировыми державами, политическая раздробленность антибольшевистских сил внутри и вне страны подтверждают верность оценок о невозможности нового похода против «Родины мировой пролетарской революции» в тех условиях. Означает ли это, что идейные поиски Третьего Пути были напрасны, а результаты деятельности его сторонников ничтожны? Конечно, провозглашение большевиками «гражданского мира» оказалось лишь пропагандистским лозунгом, «нэповские» идеи так и не получили широкого, реального воплощения. Многие российские интеллигенты, в том числе интеллигенты-эмигранты, поддавшиеся на призывы сменовеховцев, евразийцев и других близких им течений к сотрудничеству с единственной реальной национальной силой – большевиками, оказались жертвами «большого террора». Но в их сознании жила надежда на «эволюцию большевизма» в сторону реальной демократии. Эти идеи консервативно-либеральных сил не были осуществлены при жизни идеологов Третьего Пути. Но они оказались востребованы отечественной интеллигенцией в конце 1980-х – начале 1990-х годов, когда многие, еще недавно господствовавшие в мире идеологические ориентиры померкли. Значительный интерес к генезису идей Третьего Пути показывает, что идеологические поиски общественного аттрактора интеллигенции российского зарубежья и «нэповской» России 1920-х годов не были напрасными.

Аннотированный указатель периодических изданий

«Смена вех» – журнал эмигрантской интеллигенции, продолживший пропаганду идей сборника «Смена вех» (Прага, 1921). С 29 октября 1921 г. по 25 марта 1922 г. вышло 20 номеров. В них были опубликованы публицистические материалы А. Бобрищева-Пушкина, В. Белова, М. Григорьева, Р. Гуля, Б. Дюшена, Ю. Ключникова, Г. Чуковского, С. Лукьянова, А. Львовича, В. Львова, Н. Насветича, А. Носкова, Ю. Потехина, П. Садыкера, С. Стелецкого, Н. Устрялова, С. Чахотина, проживавших в то время в эмиграции, а также материалы из России Н. Ашешова, А. Блока, Э. Голлербаха, С. Городецкого, Е. Дорошевича, П. С. Когана, М. Кузьмина, В. Лаврецкого, В. Муйжеля, С. Членова. Выпуск журнала в финансовом плане поддерживался представителями советской власти. Именно по финансовым соображениям и по требованию советского представителя выпуск журнала в Париже был заменен на выпуск ежедневной сменовеховской газеты «Накануне» в Берлине. Подробнее см.: Агурский М. Идеология национал-большевизма. Парше, 1980; Квакин Л. В. Идейно-политическая дифференциация российской интеллигенции в период нэпа: 1921–1927. Саратов, 1991; Федюкин С. Л. Борьба с буржуазной идеологией в условиях перехода к нэпу. М, 1977. Hardeman Hilde. Coming to terms the Soviet regime: the «Changing signposts» movement among Russian emigres in the early 1920s. Illinois, 1994.

«Накануне» – центральный печатный орган сменовеховцев. Газета выходила в Берлине с марта 1922 г. по 15 июня 1924 г. Газета продолжила пропаганду идей, высказанных ранее в сборнике «Смена вех» (Прага, 1921) и журнале «Смена вех» (Париж, октябрь 1921 г. – март 1922 г.). По финансовым причинам и по требованию советских представителей издание данной газеты было организовано в Берлине для воздействия на демократические слои эмигрантской интеллигенции, особенно широко представленные в Германии и ее столице. Первоначально в состав редколлегии входили Г. Л. Кирдецов, Б. В. Дюшен, С. С. Лукьянов, Ю. Н. Потехин при редакторе Ю. В. Ключникове. С № 114 от 23 августа 1922 г. главным редактором стал Г. Л. Кирдецов, а в редколлегию вошли С. С. Лукьянов, П. Л. Садыкер, С. С. Чахотин, так как Ю. В. Ключников и Ю. Н. Потехин были приглашены в Москву и под давлением советских представителей и остальных членов редакции были смещены со своих постов в редакции газеты «Накануне». Всего в издании газеты принимало участие около 400 корреспондентов, преимущественно из числа эмигрантской демократической интеллигенции. Достаточно быстро чисто газетное дело выросло в крупномасштабное предприятие – акционерное общество издательского дела «Накануне». Оно занималось не только издательской деятельностью, но также и вопросами репатриации, представляло некоторые службы Красного Креста. «Накануне» оказалась единственной эмигрантской газетой, разрешенной к ввозу на советскую территорию, и доставлялась в Москву авиакомпанией «Дерулюфт». Газета оказала существенное воздействие на организацию движения «возвращенчества» российских эмигрантов. Одновременно «Накануне» с патриотических позиций отстаивала внешнеполитические интересы страны. На ее страницах шел интенсивный диалог двух разделенных частей единой российской культуры: советской и эмигрантской. Газета издавала воскресное литературное приложение под редакцией А. Н. Толстого, а также по четвергам экономическое обозрение под редакцией профессора Г. Г. Швиттау, кинообозрение под редакцией О. С. Мельника. Здесь печатались М. Булгаков, С. Есенин, В. Катаев, К. Федин, А. Неверов, О. Мандельштам, М. Зощенко, Б. Пильняк, А. Яковлев и многие другие известные представители российской творческой интеллигенции 1920-х годов. Всего вышел 651 номер газеты. Из-за финансовых трудностей и усиливающихся разногласий в редколлегии 15 июня 1924 г. было объявлено о прекращении выпуска газеты, официально объясненного редакцией завершением выполнения основной сменовеховской задачи – «разложения белой эмиграции».

Подробнее см.: Агурский М. Идеология национал-большевизма. Париж, 1980; Осипов В. А. Газета «Накануне» // Культурное наследие российской эмиграции: 1917–1940-е годы: Сборник материалов Международной научной конференции. М, 1993. С. 46. Hardeman Hilde. Coming to terms the Soviet regime: the «Changing signposts» movement among Russian emigres in the early 1920s. Illinois, 1994.

«Новая Россия» («Россия») – ежемесячный литературно-общественный журнал сменовеховской ориентации. Главный редактор – И. Т. Лежнев. Журнал издавался в Петрограде и в Москве с марта 1922 г. по март 1926 г. Планировалось открыть филиал редакции журнала в Берлине и печатать часть тиража в зарубежье для русских эмигрантов, однако из-за финансовых трудностей данный замысел не был осуществлен. Тираж колебался от 8100 до 15 000 экземпляров. По административным и экономическим причинам издатели, место издания и названия журнала неоднократно изменялись, о чем свидетельствует следующая таблица: