Между Сциллой и Харибдой

А её мысли при этом были до невозможности мерзкие. Настолько мерзкие, что я не смогла бы повторить их вслух. Она радовалась, что избавляется от человека, который стал догадываться, что с дочерью что-то не то.

— Катя, у неё нет медицинского образования. Что она могла?

— Саша, а как ты думаешь, почему в твоей клинике выздоравливают даже раковые больные на четвёртой стадии? — вкрадчиво спросила я. — Нет, она, конечно, здорово тебе мозги запудрила, но неужели тебе ни разу не приходило в голову, что для этого одной удачи мало?

— То есть она тоже лечила магией? — понял он. — Но это доказывает, что она была хорошим человеком.

— Не буду с тобой спорить, — ответила я. — Но подумай на досуге, что этот хороший человек использовал свои знания лишь для получения денег и что, как только у неё появилась возможность вернуть своё положение, она не задумываясь бросила и тебя, и твоих пациентов. Правда, до этого у неё ещё и Сиятельность пропала и она не могла больше долбать тебя флёром.

— Прости, чем долбать?

Я прикрыла глаза, гася желание показать ему на практике чем. Потому что у меня, в отличие от Эстефании, возможностей придавить флёром хватало. Мне вообще казалось, что меня сейчас распирает от избытка Сиятельности, которую некуда было девать. Я нащупала связь с Альбой и принялась отправлять ей энергию. Это успокаивало и отрезвляло.

— Особенности местной аристократии. После обработки ты считал её совершенством и был на всё готов ради неё. Проблема в том, что обработка не пожизненная, повторять надо, а с тебя к этому времени почти выветрилась. Ты начал сомневаться, что она «самая-самая», и это было для Эстефании нестерпимо.

Я посчитала, что чай достаточно заварился, и принялась разливать его по чашкам, хотя мне уже казалось, что коньяк был бы очень неплохим вариантом сейчас и для меня, и для Саши. Он выглядел совершенно потерянным, а у меня в голове творился полный сумбур. Я даже не знала, к чему первому приступать, чтобы попытаться вернуть собственную жизнь: всё прежнее было не просто уничтоженным, а ещё и залитым напалмом, чтобы точно ничего не возродилось. Я не была уверена, что смогу поговорить даже с сестрой и что-то ей объяснить. На её месте я бы точно не стала себя слушать. И верить бы тоже не стала.

— И всё-таки, зачем ты мне это рассказала? — недоумевающе спросил Саша, уставившись в чашку, которую я поставила перед ним. — Ты могла просто подать на развод и раздел имущества. И я не стал бы выступать против, ты знаешь?

— Знаю. Мне доступно всё, что она делала в моём теле, и всё, что думала. Именно поэтому я хочу исправить то, что могу. Я не хочу, чтобы ты корил себя всю жизнь за то, в чём не виноват. Я не хочу, чтобы она чувствовала себя победительницей. Ты справишься и без неё, уверяю тебя.

— Если мои успехи были результатом её магии… — криво улыбнулся он. — Знаешь, я почему-то полностью тебе верю. Теперь чувствую, что ты не она.

— Чувствуешь, что я чужая, — понятливо кивнула я.

— Напротив, чувствую, что ты на той же волне, что и я, — неожиданно ответил он. — Той Кате было очень сложно объяснить некоторые вещи. Получается, что двум своим пациентам я не смогу помочь.

— Саша, а вот тут ты не прав. Я точно не знаю, какие клятвы привязываются к душе, но чувствую, что смогу поделиться знаниями Эрилейских, пока ты формально мой муж. Разумеется, при условии, что ты дашь клятву передавать знания только внутри семьи. Я не уверена, что это сработает, но мы попробуем, потому что ты — маг.

— Тогда мне невыгодно с тобой разводиться, — невесело усмехнулся он. — Кстати, получается, она тоже могла меня обучить, но не захотела? Как-то дико понимать, что был всего лишь игрушкой для другого человека.

— Если тебя это утешит, могу сказать, что Эстефания тебя по-своему любила. А что она старательно разрушала твою жизнь, так это потому, что Сиятельные иначе не могут.

— Сиятельные — это кто? Ты всё говоришь: «Сиятельные», а чем они отличаются от обычных людей?

— Вот этим? — Я засияла так, что на кухне стало светло как днём, полюбовалась на ошарашенное лицо «мужа» и притушила свет, вернувшись до обычного сияния, которое не так резало глаза, но как раз и служило отличием Сиятельных от обычного человека. — Но это лишь внешнее проявление.

Я подумала, достала бутылку коньяка и щедро плеснула нам обоим. Какой чай? Чай нас сейчас не спасёт, нужно что-то покрепче, чтобы залить потрясение.

Глава 39

Говорили мы с мужем долго, пока я не почувствовала, что отключаюсь. Саша благородно уступил мне супружескую кровать, а сам отправился спать на диване. А я ухнула в сон, как в омут, втайне ожидая встретить там Рауля.

Почему я на это надеялась? Даже не знаю, ведь прекрасно знала, что расстояние, через которое маг может вломиться в чужой сон, ограничено. Если Теодоро после потери Сиятельности не смог бы достучаться до адресата в Теофрении, то как Рауль доберётся до другого мира? Но незаконченная фраза Альбы о том, что Рауль что-то хотел мне передать, подарила надежду, что он что-то придумает. Но он не навестил меня во сне, и утром я проснулась необычайно расстроенной.

Пришлось заставить себя трезво посмотреть на жизнь, тем более что пары коньяка, выпитого вчера под разговор, к утру полностью выветрились вместе с оставшимися иллюзиями. Зачем я Раулю? Мы с ним познакомились, когда я была в теле юной мурицийской аристократки. Даже если я ему нравилась, то для него моя душа была неотделима от тела Эстефании, он воспринимал их в комплекте и вряд ли перенесёт свои чувства на девушку с совсем другой внешностью, да ещё и старше на восемь лет. Тех препятствий, что стояли между нами, теперь не было, зато появились другие, куда более непреодолимые.

Странным образом принятие новой реальности меня успокоило, и я начала обдумывать, как теперь заново обустраиваться в этом мире. Эстефания словно мстя мне за что-то, последовательно уничтожала всё, что относилось к моей прошлой жизни. Пожалуй, я бы не рискнула пока подойти даже к сестре, не говоря уж о подругах, тайны которых Эстефания сделала всеобщим достоянием. Даже если удастся доказать, что это сделано не мной, трещина в отношениях всё равно останется. О том, чтобы вернуться на прежнюю работу, тоже можно было не думать — сомневаюсь, что они теперь согласятся даже положительный отзыв на меня оставить. По итогу я была сейчас в точности в такой же ситуации, как при попадании в Мурицию, за тем исключением, что у меня не было герцогских драгоценностей, которые можно продать для повышения уровня жизни. Можно было, конечно, продать вещи Эстефании, но у меня чесались руки отнести их на помойку, и я решила не отказывать себе в этой мелочи.

— Екатерина Васильевна, доброго утречка. — Вошедшая домработница напоминала сестёр Риос, служивших экономками у Эрилейских. Только не в варианте противостояния, а в варианте подлизывания. По их образу и подобию наверняка и подбиралась. — Как ваше самочувствие?

— Прекрасно, Елена, прекрасно, — ответила я, чувствуя некоторое неудобство от того, что она обращается ко мне по имени-отчеству, а я только по имени. Но менять манеру общения сейчас всё равно что рассказывать направо-налево о случившемся. А это чревато: если не отправят в психиатрическую клинику, то загребут на опыты. — Александр Дмитриевич ещё не ушёл?

То, что мы спали по отдельности, она наверняка отметила, так что скрывать смысла не было. Но удивляться домработнице было не с чего: если Катя злилась, то всегда отправляла Сашу ночевать на диван.

— Он даже ещё не позавтракал. — Она позволила себя улыбку. — Вас ожидает, Екатерина Васильевна.

Несмотря на показную доброжелательность, она точно была не на моей стороне. Точнее, не на стороне той, с кем она раньше общалась. Зато Саше она симпатизировала. Но сегодня здесь она в любом случае была лишней.