Милая любовь

учился в параллельном классе и имел репутацию альфонса, то есть спал и

встречался только с женщинами намного старше себя, опытными, обеспеченными,

не скупыми на подарки и денежные поощрения, благодаря чему в свои неполные

семнадцать лет уже разъезжал на новенькой "ауди" и сорил деньгами, как Билл

Гейтс.

В тот вечер я немного выпила и разрешила ему себя поцеловать. Он тут же

попытался затащить меня в постель. Еще бы! Дочка самой директрисы строит ему

глазки - как не воспользоваться моментом? Но я, не церемонясь, заехала

красавчику коленом в пах и, чмокнув на прощанье в губы, исчезла из виду. И

появилась на его пути лишь спустя полтора месяца - вернее, слезно умоляла его

сыграть перед матерью влюбленного придурка, лишь бы та отстала от меня своими

каждодневными расспросами о личной жизни, которой у меня отродясь не было.

Если я думала, что Алла Викторовна успокоится и оставит меня в покое, то я

жестоко ошибалась. Мама, наслышанная о похождениях Темного, пришла в ужас

от моего нежного щебетания в адрес моего якобы возлюбленного и заставила меня

пообещать расстаться с ним. Иначе она отправит меня учиться в Штаты.

Мама знала мое слабое место - а именно то, что я мечтала жить и писать картины

в городе, где жил и рисовал мой отец. Я мечтала воплотить в жизнь давнюю мечту

отца - нарисовать в хронологическом порядке историю их с мамой любви: парк,

где они впервые познакомились, ресторан, в который папа пригласил маму на их

первое свидание, откуда они потом, смеясь, сбежали, потому что у отца не было

денег заплатить за ужин... Мама знала об этой моей мечте и использовала в своих

целях то, что было самым ценным для меня - любовь к отцу.

С Артемом я порвала. Только вот перестать думать о нем было выше моих сил. А

он, похоже, по-прежнему верил, что я вернусь. В итоге, мы стали жертвами

собственной самонадеянности и уверенности, что у нас все под контролем. Как бы

не так. Три месяца ежедневной игры в любовь обернулись для нас настоящей

любовью, порой граничащей с сумасшествием. Что ж, на то они и ошибки

молодости, чтобы исправлять их и жить дальше. Я сделала свой выбор.

2

– Не хочу ничего слышать, Мила.
– Мама, как всегда, была непреклонна, о чем

ярко свидетельствовали гордо поднятая голова и сверкающие решимостью глаза.
–

Или ты подтягиваешься по всем предметам или тебе не видать учебы в мастерской

Марининой как собственных ушей.

– Но, мама!
– возмутилась я.
– Я не смогу так быстро наверстать упущенное. У меня

практически по всем предметам, кроме черчения и физкультуры, четверки, а по

русскому и литературе и вовсе наверное трояки будут.

– Мне все равно, Мила, как ты собираешься исправлять свои оценки. Можешь

заниматься с репетиторами, оставаться после уроков на дополнительные занятия,

ходить на факультативы, мыть полы, поливать цветы. Мне. Все. Равно.

Выкручивайся, как хочешь. Думаю, если ты попросишь Арсения Валерьевича

позаниматься с тобой какое-то время, он не откажет тебе.

– Не буду я его ни о чем просить!
– заартачилась я.
– Он терпеть меня не может и

оценки специально занижает.

– Мила, - покачала головой мама, - ты как всегда преувеличиваешь. Арсений

Валерьевич - один из самых принципиальных и беспристрастных педагогов в

нашей школе. Поверь мне. Он одинаково относится ко всем своим ученикам,

никого из них не выделяя. А это сложно, если учесть, что он мужчина, а

преподавать ему приходится среди такого количества симпатичных, в

большинстве своем не совсем сексуально уравновешенных девушек.

– Ага!
– усмехнулась я.
– Порой я вообще сомневаюсь, что он живой мужчина и у

него все в порядке с ориентацией. Может он... робот? Или гей? Девчонки перед

ним иной раз такое вытворяют. А ему хоть бы хны. Лицо каменное, челюсти

сжаты, лишь хмуриться немного. Вот и вся его реакция.

– Ох, и доведете вы его когда-нибудь. Уйдет он от нас. А мне действительно жаль

расставаться с таким сильным и нравственно устойчивым педагогом.

– Я тебя умоляю, мама! Нравственно устойчивый? Это с виду он такой весь

правильный, а копни поглубже...

– Мне достаточно того, что я вижу!
– отрезала мама.
– Так ты согласна на мои

условия?

– А у меня есть выбор? Ты умеешь загнать в угол...

– Тебя загонишь...
– вздохнула мама.
– С тобой по другому невозможно, Мила. Ты

же упрямая, как... Вся в отца. Это ты не оставляешь мне выбора.

– Ладно, мам. Давай не будем разводить демагогию. Я принимаю твои условия. Я

подтягиваю оценки по предметам, а ты подписываешь договор, заверенный у

нотариуса, что обязуешься оплатить мою учебу в мастерской Марининой,

проживание на съемной квартире. Ну и... прочие расходы. По рукам?

Мама как-то обреченно вздохнула, немного помолчала, затем протянула руку и

пожала мою вымазанную в краске ладонь.

– По рукам.

Я ненавидела утро. Ненавидела овсянку, которую мама неизменно готовила на

завтрак. Ненавидела дорогу в школу.

Закинув рюкзак за спину и воткнув наушники, я брела от остановки с видом

человека, идущего на казнь. Я пообещала матери поговорить с Арсением

Валерьевичем и вчера мне казалось это вполне осуществимым. Ну что мне стоит

подойти к нему и попросить для себя дополнительные часы? Не исключено, что в

восторге от этого он не будет. Может скривится немного. Вздернет этак удивленно

– или насмешливо - одну бровь. Но как отказать дочери директрисы? У него, как и

у меня, нет выбора. А так может "премию" получит в благодарность от Аллы

Викторовны. Мама у меня человек благодарный и об оказанных ей услугах не