Милая любовь

завися ни от кого.

И все же на душе скребли кошки. Препаршивые ощущения.

– Ну что, - вскинула я брови, доставая учебники и тетрадки, - с чего начнем?

– С начала, - улыбнулся Арсений Валерьевич и протянул мне листок бумаги.
–

Здесь все, что вы должны знать на зубок. Правила и прочее. Срок - два месяца. А

пока перейдем к литературе. Что из произведений классиков вам особенно

нравится?

– Ничего, - ответила я просто.

Глаза учителя слегка расширились.

– Совсем?

– Совсем.

– Ладно.
– Арсений Валерьевич вынул какую-то книгу из ящика и открыл ее на

месте, где была заложена веточка какого-то засушенного растения.

Хм. Да наш учитель романтик. Или гей...

– Подарок девушки, - пояснил он с грустной улыбкой, видимо уловив мое

замешательство.

– Понятно.

Значит, не гей. Хоть это выяснили.

– Она умерла, - сглотнув, произнес он и протянул мне книгу.

Я вздрогнула. Книга с глухим стуком плюхнулась на парту. Я встретила взгляд

учителя и вдруг осознала, насколько нелегко ему далось это признание. Неужели...

неужели он чувствует то же, что и я?

– Она болела?
– тихо спросила я.

– Рак, - без каких-либо эмоций произнес он.

– И когда это произошло?

– Семь лет назад...
– Учитель горько усмехнулся.
– Я до последнего верил, что она

выживет. Казалось, я боролся за нее... и вместо нее. Ей на тот момент было уже все

равно.

Он говорил отрешенно, без каких-либо признаков раздражения или злости. Мне

бы его самообладание. При малейшем упоминании о смерти отца я приходила в

бешенство. Мне хотелось заткнуть всем рты, чтобы не слышать. И вырвать из

груди сердце, чтобы не чувствовать...

– Простите...

Рыдания подступили к горлу, и я сглотнула, закусив губу. Затем, не выдержав,

сорвалась с места и выбежала из кабинета. Прислонилась к стене, спрятала лицо в

ладонях. Лишь усилием воли мне удалось сдержаться и не заплакать. Я не могу... Я

обещала...

– Мила... - рука учителя приятной тяжестью легла на плечо. - Я не хотел...

бередить ваши раны.

Я отняла руки от лица, встретила его полный боли взгляд, не удержавшись,

спросила:

– А ваша рана... она уже зажила?

Арсений Валерьевич тяжело вздохнул.

– Боюсь, Мила, такие раны не заживают. Я просто живу с этим и все.

– Но как? Ведь это так... больно?

– То, что не убивает нас, делает нас сильнее. Фридрих Ницше, - добавил он с

улыбкой в ответ на мои сдвинутые брови. - Мне помогают книги, музыка...

Классическая музыка, - вновь улыбнулся учитель, наблюдая за тем, как я

скривилась. - В какой-то момент понимаешь, что ты не один со своим горем.

Миллионы людей теряют кого-то и чувствуют тоже самое, что и ты. Это... не

утешает, нет. Просто пропадает ощущение... своей уникальности, зацикленности

на себе.

– Вы считаете, что я... эгоистка?

– Мы все эгоисты - в той или иной мере. Горе же порой способствует нашей

обособленности от других, толкает к одиночеству, злобе. Но мы не одни, Мила...
–

Внезапно его глаза засверкали, словно он что-то задумал. - Знаете, что... На

следующей неделе мы съездим с вами кое-куда. Это будет частью вашего обучения.

Хорошо?

– Хорошо.

Я была заинтригована.

Я зубрила на перемене очередное задание Арсения Валерьевича, когда

почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. Подняв голову от учебника, я

увидела наблюдающего за мной Артема. Он прямо-таки пожирал меня глаз. Все

внутри затрепетало, сердце болезненно сжалось. Я опустила голову, боясь, что он

заметит мое волнение и примет это на свой счет. Предательство со стороны

собственных чувств и тела раздражало.

– Ну как дела, несравненная моя?
– оперся он бедром о подоконник, в нескольких

сантиметрах от меня.

– Все окей!
– бодро ответила я, по-прежнему не поднимая на него глаз.
– Ты как?

Цветешь и пахнешь?

– А ты думала, что я буду убиваться по тебе бесконечно?

– Что ты!
– скривилась я.
– И в мыслях не было.

В следующую секунду Темный вырвал у меня учебник и, схватив за руку, резко

притянул к себе.

– Тогда что за слухи ты распускаешь о нас?
– зло процедил он сквозь зубы.
–

Захотелось поиграть на моих нервах?

Я вперила в него немигающий взгляд.

– Что за бред? Зачем мне это?

– Вот ты и скажи мне, зачем делаешь вид, что безразлична ко мне, а сама...
– он

сделал паузу и провел тыльной стороной ладони по моей щеке, от этого

прикосновения я вздрогнула и задрожала, - а сама, - продолжил он насмешливо, -

трепещешь стоит мне дотронуться до тебя?

Ну и самомнение!

– Слушай, Темный!
– выдернула я локоть, отступив назад.
– Мне все равно, что ты

там напридумывал в своих фантазиях. Мне по-прежнему плевать на тебя. И не

смей больше прикасаться ко мне. Понял?

– Мила, ты ври да не завирайся.
– Он вновь притянул меня ближе и, едва касаясь

губами виска, хрипло произнес: - Твои губы произносят одно, а в глазах так и

плещется море страсти... Я ведь хорошо помню этот взгляд... не раз терял голову

из-за него... Ты уверена, что... ничего не чувствуешь ко мне? Ну же, Милка, будь

честна с самой собой...

Черт! Убить готова этого самовлюбленного мерзавца! Знает, подлец, какую силу

имеет этот его низкий, сексуальный голос, сильные, но такие нежные руки, в этот

самый момент ласкающие мою спину под джинсовой курткой. И когда он только

успел?.. Черт бы побрал этого засранца!

– Темный, не будь таким наивным, - хрипло произнесла я, его губы были совсем