Милая, у нас не будет развода

— Сломали клюшки, — он щурится, — не в игре, играйте обломками, либо теми, что выдают в секции.

— Да они стремные! — охает Саша.

— Не мои проблемы.

— Но…

— Повторяю, клюшки для игры, — Егор взгляда не отводит. — Не для того, чтобы рубить березу, не для того, чтобы копать ямы или шкафы поднимать. Для игры. Сломали вне игры, ваши проблемы.

— Да блин! — повышает голос Саша и встает. — Мы только один раз прогуляли школу!

— Ладно, — Егор улыбается, — если вы сейчас скажите, что вы маленькие несамостоятельные лялечки, за которыми нужен постоянный присмотр, то мы все поймем, — переводит на меня взгляд, — да, милая?

— Да, — вздыхаю я. — Я, в принципе, непротив колыбельные вам петь, бутылочку с компотиком приносить, а потом за ручку в школу водить.

В негодовании округляют глаза, глядя на меня.

— Да, вы только вслух это скажите, — Егор говорит серьезно и спокойно, — а то мы, может, зря решили, что вы подросли?

— Зря, — упрямо цедит сквозь зубы Саша, и Паша его дергает за футболку, вынуждая сесть на диван.

— Ты чо?

— А чо?

— Да, блин! Нас же реально за ручку будут водить в школу!

— Ну и пусть!

— А чо пацаны скажут?

— Да ладно пацаны, — Егор постукивает пальцами по подлокотнику, — что скажут девочки?

Сколько ярости в глазах будущих мужчин. О девочках, похоже, они не подумали. Медленно выдыхаю, потому что я сейчас могу в голос засмеяться.

— Девочкам мальчики не нравятся. Им нравятся мужики, парни, — Егор пожимает плечами. — И даже в двенадцать лет можно быть мужиком. А мужиков разве мама будит по утрам, завтраки мужикам готовит? Домашку проверяет? Трусы стирает?

Краснеют и раздувают ноздри.

— Мужики не убираются… — клокочет Саша.

— Убираются, — Его щурится. — Мужик держит в порядке место, где живет. Он уважает свой дом и тех, с кем живет. И хочешь впечатлить девочку, то приготовь ей обед и после помой посуду.

— Фигня какая, — Паша фыркает.

— Я, как девочка, подтверждаю эти слова, — скрещиваю руки на груди. — Я влюбилась в вашего отца, когда он мне на третьем свидании нажористый такой гуляш приготовил.

— Фигня, — упрямо повторяет Саша.

— Фигня не фигня, — Егор поднимается на ноги, — но новые правила вступают с этой минуты. Начнете выкобениваться, то у меня масса способов вам рожки пообломать. Даже без ремня. Дом и семью надо уважать, — всматривается в глаза то одного, то второго “козлика”, — и сегодня вечером вы останетесь одни. Сами узнаете, что задали, сами сядете за уроки, сами поужинаете и сами вовремя ляжете спать.

Вот тут я напрягаюсь.

— У нас с мамой сегодня свидание, — Егор щурится на обомлевших сыновей. — Мы будем дома поздно. Очень поздно.

Саша и Паша смотрят на него с вызовом.

— А теперь встали и пошли накрыли на стол, — выдыхает Егор. — Мама обед приготовила.

Встают, и мне на секунду кажется, что они сейчас кинуться на Егора с кулаками. Шмыгают, вскидывают подбородки и шагают в столовую, гордые и непонятые орлы. Егор выжидает минуты, выдыхает, приглаживает бороды и разминает шею:

— А это было не так просто, — разворачивается ко мне, — но я же был хорош, да?

— Свидание? — игнорирую его вопрос.

— На всю ночь.

— С ума сошел?

— Ничего не знаю, — хмыкает. — Я принял решение.

— А посоветоваться?

— Я домашний тиран, — шагает мимо. — Пойду рубашку сменю, а то от меня воняет, как от бешеного гризли.

— Не те тарелки, Саня, — долетает возмущенный голос Паша.

— Да тут тарелок хоть жопой жуй! Какие надо?!

— Вот эти!

— Точно эти?

— Как я тебе в плоскую тарелку суп налью?!

— Да блин! Дай покажу!

— Иди у мамы спроси!

— Не буду! Дай сюда! Нормально же наливается! Чо разнылся?

Сжимаю переносицу и вытягиваю ноги. Не пойду я спасать своих козлят. Пусть учатся. Это во благо. Это ради того, чтобы наша семья осталось целой.

— Да фигня же получилась! — рявкает Паша. — Суп едят из глубоких! Вот тех!

— Мы накрываем на стол, наши правила!

— Не беси меня! Дай нормальные тарелки!

— Да подавись!

Массирую переносицу. Мне было бы куда легче самой накрыть стол, чем ждать, когда наши сыновья придут к согласию, в какие тарелки наливать суп.

Но я выдержу это испытание. Я не хочу воспитать из Саши и Паши бытовых инвалидов и маменькиных сыночков.

— Ну вот! Я же говорил! Даже наливается круче!

Глава 24. Сам виноват

— Нормально накрыли на стол? — с вызовом спрашивает Саша.

Я смотрю на толстые криввые куски хлеба. Затем на суп, который вот-вот перельется через края мисок, потом кучи пюре и отбивные, что сверху взяли и просто шмякнули. По-мужски так шмякнули, от всей души, чтобы было сразу ясно, что сыночки старались.

— Нормально, — поднимаю взгляд на Сашу.

Я помню, как я словила от матери порцию критики и недовольства, когда в первый раз сама накрыла ужин.

До сих пор помню ее вздохи.

— Супа надо было меньше наливать, — шепчет Паша и аккуратно погружает ложку в суп. Затем косит взгляд на Сашу. — Я еле донес, а теперь нормально не пожрать.

— Ты лучше посмотри, как ты хлеб порезал, — Саша сует ему под лицо кусок хлеба. — Им можно убить. А отбивные? Кто их сверху кладет? Они теперь все в картошке!

— Блин! — Саша встает. — Ты салат забыл!

— Сходишь, не переломишься, — Саша кривится.

Через минуту в центре стола красуется салат из огурцов. Это уже самодеятельность наших сыновей. Салат я забыла.

Огурцы тоже порезаны в разнобой.

— О, салатик, — говорит Егор и подхватывает миску с огурцами. — Отлично.

Выкладывает несколько ложек салата мне на тарелку, затем себе и возвращает его на место:

— Приятного аппетита.

— Угу-м, — отвечает Паша и отправляет ложку с супом в рот. — Приятного.

— Вот, справились же, — Его хмыкает.

— Ты убираешь со стола, — Саша шмыгает. — И моешь посуду. Раз у нас тут уважение к семье.

— Я часть уже помыл, — Паша кусает хлеб.