Министерство мокрых дел
Шрифт:
– Понимаешь, мы ведь в тот раз сейфы в банке бомбили вслепую. Наудачу, в общем. И залезли не туда, куда надо. Хватанули, в общем, чужое. А люди обиделись…
Шмыгов засмеялся, а глаза оставались холодными, словно были прикрыты корочкой сверхпрозрачного льда.
– Хочешь взглянуть?
– На что?
– На это вот.
Он извлек из-за пазухи видеокассету.
– Это мы нашли в одной из ячеек. Бесполезная, думали, вещица, но все равно прихватили второпях. А когда уже после всего просмотрели… О-о-о! Там такое заснято!..
– Компромат?
– Ну! – обрадовался он моей догадливости.
– На кого?
–
– У меня другой профиль. Я журналистикой не занимаюсь.
– Но ты ведь с телевидения! У тебя там все завязки, все концы. Знаешь, кому кассету эту сплавить. Мы пробовали кассету передать журналюге одному, а он, дурак, стал информацию перепроверять. Позвонил в банк Ласунскому, стал расспрашивать, что там с этой кассетой. А ему – с какой кассетой? Да вот с этой, которая у меня. А вы приходите к нам, говорят. Мы посмотрим и скажем – действительно наша или нет. Он к ним отправился, а по дороге на него нападают, натурально, хулиганы, портят ему фотокарточку, отнимают бумажник и кассету, само собой, в результате этот идиот попадает в Склиф, и лично для него это еще не самый плохой итог. Хорошо еще, что мы ему не ту самую кассету отдали, а копию.
– Думаешь, Ласунский охотится за этой кассетой?
– Ну!
– А ему-то что за забота?
– Почем мне знать? Наверное, тот, кто хранил кассету в ячейке его банка, претензии предъявил. Замочить пообещал или разорить, к примеру, дочиста. Вот Ласунский и старается. Своих псов по моему следу пустил, еще чуть-чуть, и мне башку снесут. Я это чувствую.
– Отдай им кассету, – посоветовал я.
– Я что – больной на голову? Если все сделать тихо, они все равно меня порешат. Тут нужен шум. Ты понял? Надо, чтобы кассету много людей увидело. Чтоб, в общем, кипеж поднять. Чтоб по телеку, на всю страну.
Он боялся их. Так боялся, что был готов на все. Знал, что в покое его не оставят. Он может уехать из Москвы, вообще покинуть пределы России, спрятаться хоть в Антарктиде – и все равно до него доберутся. Вычислят и убьют. Не пожалеют на поиски ни времени, ни денег. А возможности у них, судя по всему, есть. И Шмыгов отдает себе в этом отчет. Наверное, сейчас клянет себя за то, что в тот раз вскрыл в банке именно эту ячейку, с кассетой. И дело было не в кассете, а в том, что он, Шмыгов, с содержанием кассеты ознакомился. И отныне его жизнь не стоила ровным счетом ничего. Ни единой копеечки. Так будет до тех пор, пока содержание кассеты не станет известно многим. Сотням тысяч, миллионам людей. В этом безмерном море посвященных Шмыгов растворится, превратится в молекулу, одну из миллионов других, и тогда к нему потеряют всякий интерес. Конечно, если он демонстративно объявится, его убьют, хотя бы в отместку за произведенный шум, но если будет сидеть тихо, то выживет, потому что специально его искать уже никто не будет. Овчинка выделки не стоит.
– Почему ты решил, что я захочу тебе помочь?
– А как же? – засмеялся Шмыгов. – Как не помочь человеку, на которого открыли настоящую охоту?
– Этот человек, между прочим, виновен в гибели людей.
Шмыгов перестал смеяться.
– Ты организовал налет на банк? – спросил я.
– Какая разница!
Помолчал, после чего признал неохотно:
– Ну, в общем, я там был.
– Я это заметил. И с Жихаревым – ты?
–
А что с Жихаревым? – попытался отмахнуться мой собеседник.Он смотрел мне в глаза, но я выдержал, взгляд не отвел, и тогда Шмыгов сказал сквозь зубы:
– Какая разница!
Были темы, которые он совсем не хотел со мной обсуждать.
– Кассету я возьму, – пообещал я. – Но ты для меня прояснишь некоторые вопросы.
Я предлагал ему сделку. Их, конечно, было больше. И они были вооружены. Но в том-то и дело, что убить они меня никак не могли. Я нужен был им живой. И готовый на передачу кассеты по нужному адресу. В этом весь смысл. Я уже понял. Они один раз обожглись на журналисте и теперь хотели действовать наверняка. Им было нужно, чтобы кассета достигла цели. Только так они могли выжить.
– Договорились? – произнес я.
Шмыгов качнулся с пятки на носок. Раздумывал. С большим удовольствием, наверное, ответил бы мне «нет», но боялся все испортить. Столько усилий приложили, чтобы устроить эту встречу со мной, и неужели же все зря?
– Ну! – сказал Шмыгов односложно.
– Ведь это ты организовал налет?
– Ну!
Глаза его смотрели настороженно. Боялся сказать что-либо лишнее.
– А Жихарев?
Пауза.
– Что – Жихарев?
– Его ведь подставили, – сказал я голосом человека, не подверженного сомнениям.
Шмыгов не произнес ни слова, но ответ я прочитал в его глазах. Зачем же спрашивать, будто говорил он, если ты и сам в курсе.
– Чья была идея? – спросил я.
– Шибздика этого.
– Какого шибздика?
– Бояркова.
– Антона?
– Ну!
– Тебе удобно все свалить на него?
– Зачем удобно? Так и было. Он меня разыскал, предложил поучаствовать…
Я не верил. Потому что знал Бояркова в жизни. Ни на что не способный самовлюбленный павиан. И уж тем более придумать план ограбления банка… Не может быть.
– Жена его ячейку в банке взяла, – продолжал как ни в чем не бывало Шмыгов. – Потом Боярков вышел на Костяна…
– На Жихарева?
– Ну! Навешал тому лапши на уши, что вот подарок жене хотел бы сделать…
– А он был в курсе?
– Кто?
– Антон. Он знал, что у Ольги с Жихаревым что-то было?
– Знал. Собачились Боярковы по этому поводу. Ольга мужу – что он ничтожество. Он ей – что потаскуха. Весело жили. Я наслышан.
Ольга говорила мне, что Антон вряд ли что-либо подозревал насчет их с Жихаревым отношений. А он, если верить Шмыгову, не просто подозревал, а знал наверняка. Кто же говорит неправду? Ольга? Шмыгов? Пару дней назад я бы сказал, что Шмыгов. Но не теперь. Ольга исчезла, бестрепетно лишив жизни приставленного к ней малоопытного стража. И теперь все, что рассказывал Шмыгов, обретало вид почти что правды. Оставалось только этому поверить.
– Антон хотел расправиться с Жихаревым? – спросил я. – Втянув в эту историю с банком.
– Он не просто хотел расправиться. Он хотел разбогатеть.
– Чтобы доказать Ольге…
– Ну, в натуре! – засмеялся Шмыгов. – А ты просекаешь! На лету схватываешь. Мы берем банк, все бабки пополам. Это Антон мне предложил.
– Почему тебе?
– А кому? Ты думаешь, он сам бы смог? Это же чмо, он ни фига не смыслит в жизни. В нем форсу по самые уши, а как до дела доходит – пользы, как от сквозняка. Единственное, на что сгодился, – Костяну голову задурил да выманил того за город.