Миражи
Шрифт:
Вообще-то Вяземский не любил, когда за ним наблюдают когда он ведёт машину, ездил Виктор быстро, пассажиров это нервировало, они напрягались, вжимались в сиденье, цеплялись за ремни и затравленно смотрели на сливающуюся в сплошную полосу обочину или на мельканье фонарей и разлиновку трассы. Но Вероника не обращала на скорость никакого внимания, и Виктор почему-то не раздражался, что она смотрит на него.
Проехали кладбище, новостройки, потом Египетские ворота, джип пролетел мимо заправки, вписался в крутой поворот Дворцовой улицы.
— Сейчас налево будет дача Китаевой — дом, где Пушкин жил одно лето с молодой женой, потом костёл, направо Александровский
Ника переводила взгляд от одного окна к другому, но потом отчаялась.
— Ну, всё… на такой скорости я ничего не усваиваю, — засмеялась она и откинулась на сиденье, — вы так здорово водите машину.
— А вы так часто меня хвалите — я возгоржусь, — отвечал Виктор. — Ну вот ещё посмотрите направо, там в парке ворота, Александр Первый приказал построить и начертать на них «Любезным моим сослуживцам» — тем кто был с ним в военной компании восемьсот двенадцатого года, а налево — Запасный Дворец, да только он сгорел, а был хороший концертный зал. Ну, вроде всё в Пушкине посмотрели.
— Шутите! Я вообще ничего не поняла, кроме дачи Пушкина и лицейского сада.
— И то хорошо, а теперь прямиком в Павловск, — сказал Виктор и нажал на газ. Машина рванулась вперёд по пустынной трассе.
До Павловска долетели за восемь минут. Виктор затормозил и остановился на светофоре у вокзала. Старушка с болонкой медленно переходила улицу от парка к станции.
— Ну вот, мы почти приехали, — сказал Вяземский, — налево парк, направо Павловский вокзал. Тот самый, царский.
— Я думала он больше, — Ника, пользуясь остановкой, рассматривала здание.
— Его перестраивали. В начале он, кажется, был деревянным, к сожалению про сам вокзал я не много знаю — только с того времени, как в нём устроили концертный зал и здесь играли все знаменитые гастролёры. Штраус несколько лет руководил тут оркестром. Было много музыки. Это место считалось престижным для дачного отдыха, а ещё рядом — в Царском селе был ипподром, царские конюшни, жизнь кипела. Жаль, что скачек теперь нет. Ни в Петербурге, ни в пригородах ни одного ипподрома не осталось, только конные клубы. Вы любите лошадей?
— Да очень.
— Я тоже. — Джип снова двинулся вперёд. — Здесь мы останавливаться не будем, парковка плохая и до дворца далеко.
— Как вы скажете, полностью полагаюсь на вас, как на лучшего гида, Виктор…
— Стоп! Без Владимировича, — вовремя успел сказать он, — только на этих условиях пойду к вам в гиды.
— Договорились, — кивнула Ника.
И всё же ей трудно было привыкнуть называть его только по имени. Трудно, но приятно. Ей вообще нравилось быть с ним. Она в глубине души уже поняла, что с ней происходит, но отмахивалась от этого… ничего не будет потом, но эти несколько дней они проведут вместе, а дальше… дальше у неё останутся прекрасные воспоминания об этом городе и о Викторе. Сейчас Ника про будущие воспоминания думать не хотела, она была с Виктором, ехала в его машине, разговаривала с ним и всё это волновало её. Не потому, что Вяземский водил «Круизер» с тёмными стёклами, а не видавшую виды «Жигули», хотя ехать в красивой машине тоже было приятно, но не это определяло её настроение. Ника отмечала про себя, что Виктору идёт эта машина, именно такая, с мощным двигателем, массивная, высокая и просторная. Вяземский и без машины производил впечатление большого человека. Не только из-за роста, а он… он был большим. Она невольно улыбнулась
и бросила взгляд на его лицо. Он тут же почувствовал это и посмотрел на неё.— Что?
— Нет… ничего, — она не знала, что сказать и, продолжая улыбаться, пожала плечами.
— Всё хорошо?
— Да… очень… странно немного. Вот я… ехала в Петербург и…не думала, что встречу вас.
— Да как же вы могли про это думать, если мы вообще в Москве встретились.
— Правда… в Москве, — Ника засмеялась, она чувствовала настроение Виктора — лёгкое и весёлое, совсем не такое, как в поезде, или вчера в Летнем саду. Что-то изменилось.
Глава 7
Они всё ехали вдоль ограды парка, обогнули триумфальную арку.
— Вот так же сюда и цари въезжали, на обратной дороге прямо под аркой пройдём, она мне нравится даже больше, чем египетские ворота, — сказал Виктор.
Ника прильнула к окну и смотрела на парк — за оградой и деревьями на холме видна была круглая колоннада Аполлона, потом крутой спуск к реке, парк открывался с дороги живописным ландшафтом.
Они миновали мост через Славянку, в том месте, где река выходила за пределы парка, так же на возвышении стоял чудесный павильон с портиком и колоннами. Ника восторженно ахнула, когда увидала внутри беседки трёх мраморных граций.
— Мы посмотрим на них поближе, когда в парк войдём, — сказал Виктор, — они стоят в так называемом собственном садике. Правда сейчас цветники не так хороши, как летом, но всё равно интересно.
— Конечно интересно! Мне всё интересно! — воскликнула Ника.
— Тогда берите свой фотоаппарат, семечки, орехи, — Виктор резко повернул руль и затормозил, чтобы встать в ряд с машинами, которые выстроились у светлой ограды. — Приехали, — сообщил он и заглушил мотор.
Павловск. Он неизменно ждал Виктора. Песочно-желтые стены дворца, тонкие копья чугунной ограды, выкрашенные белым. Светлый и тихий, мечтательный, с нежной улыбкой очарованием северной природы, с лугами и холмами, изгибами реки Славянки, тёмными елями и стройными берёзами. Виктор никого не допускал сюда, в свой Павловск, но Веронику с радостью привёз, потому что прошло слишком много лет и… он боялся войти сюда один. Нельзя возвратиться в юность, а если и можно, то, как правило — это больно.
За последний год Виктор испытал много боли и думал, что научился терпеть, чувствительность притупилась, но здесь, перед знакомыми воротами парка, понял — всё так же уязвим.
Итак, он привёл сюда девушку, с которой едва знаком, именно ей решил довериться. Почему? Может потому, что она смотрела на мир иначе?
Ещё вчера, находясь рядом с ней, Виктор увидел город, не просто знакомые улицы и дома, а Город. Не будь Вероники рядом, он и не вспомнил бы, когда в последний раз так любовался Невой.
После их прогулки воспоминания юности теснились перед ним всю ночь, В то далёкое время Петербург был для него временем надежд, а теперь? Что теперь? От этих мыслей он и не смог остаться в мотеле, пошел бродить по берегу и встретил Наталью Андреевну с её псом…
В эту ночь он принял для себя решение, самое важное быть может за весь этот год. Всё что произошло с ним, обратного хода не имеет, нельзя ему возвратиться к Нине и детям, да и ни к чему — Нина счастлива с Питером, а дети… они выросли и больше не нуждаются в опеке. У них своя жизнь, пора их отпустить, присматривать издали, оберегать, но не вмешиваться, не диктовать.