Мистер Икс

Или: унаследованные мной владения вошли в меня.

Вам, читающим на страницах записной книжки от «Буром и Пиз» или дневника эти строки, начертанные той же надежной авторучкой «Монблан», из-под пера которой в былые дни вышли мои черновые наброски воспитательных посланий к миру, – вам уже известна значимость полуразрушенного дома для Вашей Великой Расы. Именно внутри той самой священной двухсторонней замкнутости Великие Старейшие наполнили мои ранние муки и унижения спасительным величием Готовности. Старшее Божество заговорило, и я узнал Все. Голос Его был низким, чуть охрипшим, доверительным, усталым от бремени многовековой власти, но грозным и повелительным. Познал я и радость от того, что мой Неземной Отец, чья Истинная Личность мне до сих пор неведома, донес до меня самую суть Великой Миссии, ради которой я был отправлен на Землю. Роль моя стала ясна, Природе моей было дано Объяснение. Наполовину человек, наполовину бог, я был первым событием в цепи событий, я был началом Пути, и миссией моей было Истребление. После меня – Апокалипсис, торжественный выход сквозь разодранные небеса моих кожистых, когтистых, крылатых, алчных и прожорливых Прародителей – Старших Богов, потом уничтожение человечества и Ваше так долго ожидаемое повторное вступление во владение планетой Земля. Я перелез через остатки каменной кладки, добавил свой след к отпечаткам следов зверей, пробегавших здесь, и со мной заговорили.По причине моей собственной тленности я должен быть направляем во времени вероломной тенью, и разрешить эту проблему – моя обязанность.(В несказанно приятных взору окрестностях военного училища «Фортресс», что в Оулсберге, штат Пенсильвания, мне надлежало услышать еще больше.) Вы, о Великие Старейшие мои, рассчитывали на мои усилия.Могущественный Голос возвестил: «Мы – дым, струящийся из пушечного жерла». Мне очень полюбилась эта фраза, она говорила о неумолимости грядущего разрушения, дарованного мне Священной Миссией. Фраза стала моим талисманом, я непрестанно повторял ее про себя: «Мы – дым, струящийся из пушечного жерла». Слова эти вдохновляли меня и придавали сил. Мне сообщили, что предназначавшиеся только для меня особенные удовольствия я обрету по завершении моей Миссии.С другой стороны, в незначительных удовольствиях, а именно тех, что имеют привлекательность для юноши, каковым я являюсь, отказа не будет. В разгар нескончаемых страданийгрядущее обещало мне в скором времени немало забав.

Разумеется, мне бы удалось улизнуть целым и невредимым, если б я убил Морин Орт, а именно это я и собирался сделать, поскольку никаких мыслей о сексе в голове тогда не держал. Единственная причина, по которой я попал в историю, заключалась в том, что девчонка добралась до дому живой. Ее чувство юмора испарилось уже через минуту после того, как я связал ее. И не собирался я ее убивать в лесу –я намеревался сделать это в развалинах.

Я хотел видеть, как распахнутся близко поставленные глаза Морин, когда я взгляну на случайно залетевшего голубя, остановлю его сердце и он покатится с насеста вниз. Я хотел усилить эффект, объявив о своем намерении воспарить на восемь дюймов над полом и зависнуть в воздухе, скажем, до счета «десять», хотя от усилий, которые потребовались бы для этого, пот катился бы градом, проступая из каждой клеточки моего тела. Я был уверен, девчонка заявила бы: «Врешь ты все, никому такое не под силу». После чего я хотел увидеть, как изменится выражение ее не-красивой мордашки, когда она поймет, что ошиблась. Я горел нетерпением изумить мою трогательную крошку еще кое-какими трюками – перед тем, как убью ее.

В последующее время я был не в силах совладать с собой, да, сознаю, что был чересчур импульсивен, и несколько отчаянных девиц неосмотрительно дали согласие составить мне компанию для прогулок в лес, чтобы окончить свои никчемные жизни на полу моей «аудитории». Мне стоило больших трудов предать их тела земле, хотя я мог этого и не делать, оставив тела разлагаться. Поисковые партии обходили развалины стороной. Как бы там ни было, подобную разновидность эксгибиционизма я перерос к тому времени, когда меня вышвырнули из училища.

14 МИСТЕР ИКС

По сути своей закрытые учебные заведения все на одно лицо. В особенности для того, кто есть дым из пушечного жерла и всегда заканчивает тем, что его выгоняют из одного жалкого гадюшника, потом из другого, третьего… Настоящее военное училище, старое доброе «Фортресс», что в Оулсберге, Пенсильвания, куда отец отправил меня в последнем приступе раздражения и отвращения, пришлось мне по душе гораздо больше, чем гражданские школы. Отец поставил меня в известность, что мой провал и в этом спасительном заведении повлечет за собой полное крушение: не будет никаких месячных перечислений на мой счет, никакого наследства, ничего, – таким образом, он вынудил меня работать достаточно усердно, чтобы окончить курс обучения. Мне же весьма по душе пришлось холодное фашистское великолепие униформы. Поскольку я поступил сразу на старший, или кавалерийский, курс, одной из моих обязанностей было «строить» младших курсантов, обучающихся на курсах артиллерийском и интендантском, а в особенности – пехотном, укомплектованном плотно, как сардины в банке, запуганными четырнадцатилетними пацанами, изо всех силенок отчаянно старавшимися ублажить своих повелителей. Нам вменялось в обязанностьдоводить этих детей до состояния покорных мурашей, а их обязанностью было принимать все без единого протеста или жалобы.

В этом заведении я провел один из счастливейших годов своей юности. Как только я понял правила игры, я выжил соседа по комнате, такого же изгнанника средней школы, как и я сам, по имени Скуайерс, – его болтовня истощила мое терпение к концу первого же дня нашего знакомства. После этого в шикарном одноместном номере я был волен делать все, что вздумается. И меня абсолютно не трогало то, что вследствие отказа родителей принимать меня дома я проведу здесь каникулы на День благодарения или Рождество.

Единственный звоночек, напомнивший о грядущих трудностях, прозвенел в начале марта, когда мой преподаватель математики и командир подразделения капитан Тодд Скуадрон отвел меня в сторонку и объявил, что сегодня в девять вечера зайдет ко мне. Новость эту я воспринял с тревогой. Капитану Скуадрону – уставнику, образцовому представителю регулярной армии – я как будто понравился с первого дня своего здесь пребывания, но потом он стал относиться ко мне с прохладцей и даже отчужденностью. Порой я со страхом думал, что он видит меня насквозь. Я надеялся, что он не обсуждал мое «дело» со всевидящим «дредноутом» майором Одри Арндт, которую я всеми способами старался избегать. Еще одна возможность тревожила куда больше. Как только он заявился ко мне в комнату, я почувствовал, что оба вопроса – первый, не такой значительный, и второй, определенно угрожающий, – были у капитана на уме.

Я отдал честь и стал по стойке «смирно». Капитан Скуадрон буркнул «вольно» и жестом указал мне на койку. К его странной настороженности и выжидательной подозрительности добавлялась отчужденность, которую я в последнее время чувствовал в нем. Когда я уселся на койку, Скуадрон прислонился к шкафчику и долго смотрел на меня сверху вниз, явно намереваясь лишить мужества.

– Что с вами происходит, курсант? Я спросил, что он имеет в виду.

– Вы ведь не такой, как все, а?

– Разрешите расценить это как комплимент, сэр.

– Могу привести пример того, что я имею в виду, прямо здесь и сейчас. После приема на пехотный курс выясняется, что большинство новичков – пустое место. – Он одернул форменный пиджак, распрямляя складки. – Каждого из них повыгоняли из стольких школ, что у их родителей осталась последняя надежда отрехтовать, так сказать, сынков здесь. И даже несмотря на то, что большинство из них недостаточно смышлены, все они считают себя умнее, чем есть на самом деле. Буквально каждый из них имеет большие, очень большие проблемы с властями.

– Только не я, сэр, – вставил я. – Я власть уважаю. Он бросил на меня зловещий взгляд:

– Я искренне советую вам перестать валять дурака, курсант.

Все мы здесь назывались курсантами, независимо от того, на каком курсе числились. Я уж было собрался ляпнуть: «Сэр, понятия «курсант» и "валять дурака" несопоставимы, сэр», но вовремя прикусил язык.

– На нашу долю выпал нелегкий труд заставить этих безмозглых бунтарей взяться за ум, и мы делаем это так хорошо, насколько возможно. Как правило, сорок – шестьдесят процентов из них держится до следующего года обучения. Если они попадают на курс артиллерии, шансов вбить им в головы хоть немного здравого смысла остается пятьдесят на пятьдесят. Ну, а на кавалерии это уже вообще пустой номер. Все, что нам остается, это сконцентрироваться на том, чтобы выучить их стоять по стойке «смирно» и отличать левую ногу от правой на строевых занятиях, и мы тянем их за уши весь курс до тех пор, пока они не выметутся отсюда к чертовой матери. – Капитан переломился пополам, как тряпичная кукла, подтянул шнурки на ботинках и резко выпрямился. – Будь моя власть, я б запретил переводить студентов откуда-то из других заведений на курс кавалерии. В восемнадцать лет уже слишком поздно адаптироваться к нашему жизненному укладу.

Скуадрон повернулся, чтоб взглянуть в зеркало над моим комодом, и снова несколькими точными движениями тщательно одернул и пригладил китель. Вскинув подбородок, он внимательно исследовал результат.

– Эти сопливые клоуны все поднимают на смех, и мне приходится тратить уйму времени на то, чтобы достучаться доих сознания любыми способами, которых в моем распоряжении немало, и потешаться над этими способами я не позволю. – Он поймал мои глаза в зеркале. – Могу заявить, что у меня стопроцентная вероятность успеха в выполнении этой конкретной миссии. Возможно, тупицы были крайне далеки от реальной возможности стать солдатами в момент, когда покидали училище, однако даю вам твердую гарантию: они в это верили. – Капитан все еще смотрел мне в глаза.

– Я поверил в это в ту самую минуту, как прибыл сюда, – сказал я, – сэр.

Скуадрон развернулся и, прямой как палка, спиной прислонился к шкафчику. Круглое, грубо скроенное лицо капитана портил сломанный нос, который делал бы его похожим на бойца, если бы не размер этого носа на его словно усохшей голове.

– А вам я вот что скажу: вы меня одурачили.

– Сэр?

– Вы заставили меня думать: этот курсант заставит вас пересмотреть свои позиции в отношении правил приема в училище, капитан! Через пару дней он отдает честь до того рьяно, аж дух захватывает. Содержит свою форму в таком порядке, как выпускник Уэст-Пойнт. Через неделю он назубок знает устав и «Звания и традиции». Почтителен и всегда готов к занятиям. Случился, правда, казус с соседом по комнате, но с кем не бывает… Да, курсант Скуайерс болтун несусветный, которого следует селить только с глухонемым. Новенький курсант подошел по всем статьям, едва ступил на плац, и стал ценным пополнением своего курса. Вы только посмотрите, как он гоняет этих наглецов из пехотного! Да он, черт побери, настоящий самородок! Вы понимаете, что это за молодой человек? – Он оттолкнулся от комода, воздел руки и вперил взгляд в потолок. – Этот молодой человек – прирожденный офицер!