Митридат. Отважный воин, блестящий стратег, зловещий отравитель. 120–63 гг. до н. э.
Шрифт:
Кризисная обстановка в Риме сопровождалась тяжелой экономической ситуацией. Для финансирования легионов Суллы не было денег. Сенаты проголосовали за неслыханную чрезвычайную меру. «Их средства в то время были столь ограниченны, а амбиции неограниченны настолько», писал Юстин, что сенат захватил древние сокровища легендарного царя Рима Нумы, наследника основателя города — Ромула. Царь Нума оставил свои сокровища шестьсот лет назад, наказав использовать их только для святых жертвоприношений богам. Когда Митридат радостно пересчитывал золото в своей «бухгалтерии», агенты сената в отчаянии распродавали самые священные сокровища Рима тому, кто заплатит больше. Аппиан отметил, что рыночная цена наследства Нумы составила всего лишь 900 фунтов золота. «Это было все, что Рим смог потратить на столь великую войну»[263].
Между тем непосредственной целью Митридата
Пленение Аквилия
Аквилию удалось добраться до берега, отплыв с Лесбоса. Он уже слышал, что Оппий стал несчастным пленником Митридата; Никомед IV уже плыл в Рим; где был Кассий, неизвестно. Аквилий нанял судно, чтобы добраться до Митилены на Лесбосе. Там он надеялся устроить отъезд обратно в Италию. Согласно историку Диодору, Аквилий нашел убежище у местного врача. Однако жители Митилены были на стороне Митридата. Они послали отряд «самых отважных юношей в дом, где был Аквилий. Они схватили Аквилия и заключили ею в оковы» и отвезли его на корабле обратно на материк, где передали римлянина людям Митридата. Воины посадили драгоценного пленника на осла и выставили его напоказ перед улюлюкающей толпой. Во время всего пути в Пергам воины заставляли пленного повторять свое имя — Маний Аквилий — и исповедоваться в преступлениях против жителей Анатолии[264].
Рис. 7.5. Дорога в Пергам, акрополь и дворец Митридата вдали. Гравюра на стали, Т. Ailom, 1840. Предоставлено Ф. Деховым
Все узнавали имя Аквилия по пути в Пергам. Испуганные римляне в этой области старались не высовываться и сидели дома. Все остальные проклинали память печально известного отца пленника — Мания Аквилия Старшего, бывшего римского правителя Пергама, бывшей столицы римской провинции Азия. Все отчаянно ненавидели его за удушающие налоги: он разрабатывал настолько вопиющие схемы отъема денег, что его даже отдали под суд за вымогательство, но оправдали. Все помнили, как Аквилий Старший отравил невинных людей — мужчин, женщин и детей, попавших в западню в городах, которые поддерживали мятеж «граждан солнца».
Недовольство из-за эксплуатации таких вымогателей налогов, как Аквилий и его сын, продолжало кипеть в Анатолии, считавшейся римлянами настоящим Эльдорадо, переполненным золотом и природными ресурсами, которые им оставалось только разграбить. Когда юный Митридат был еще в изгнании, старший Аквилий вмешивался вдела царства его матери — Понта, истощив казну займами под огромные проценты. Официально предполагалось, что проценты на налоги в провинциях должны были устанавливаться в Риме, но место сборщика налогов продавали тому, кто заплатит больше: затем откупщик выжимал сколько мог в личных целях, в то время как римские суды закрывали на это глаза. Аквилий-младший получил выгодное назначение в провинции Азия и, как и его отец, был виновен в том, что взимал завышенные налоги и брал взятки. А теперь, как все знали, высокомерный Аквилий-сын шантажировал царя Вифинии Никомеда IV, заставив его вторгнуться в Понт — из чистой жадности[265].
Греки и анатолийцы пылали ликованием и местью: они проклинали закованного в цепи римлянина на его жалком ослике. И какой бы унизительной ни была эта поездка, еще больше Аквилий страшился встречи с царем Митридатом. Ситуация перевернулась с ног на голову, римляне бежали, а Митридат правил Азией.
Человек на осле не мог и вообразить, что ждало его в Пергаме.
Глава 8
Террор
Во дворце в Пергаме Митридат проводил сразу два медовых месяца: один — политического, другой — личного характера. В перерыве между романтическими интерлюдиями с его новой любовью Монимой царь наслаждался победами и обдумывал публичное наказание для Аквилия. Римлянин заслуживал смерти за вторжение в Понт и разграбление Анатолии. Глашатаи царя собрали народ к Театру Диониса, возвышавшемуся на крутом склоне Акрополя, где Митридат только что произнес речь, объявлявшую войну против Рима.
Толпа смотрит, как в центре театра подбрасывают топливо в пылающий костер. Затем появляется гигантская фигура, хорошо известная в Пергаме, — невероятно
высокий воин Бастарна (из племени бастарнов в Карпатах). Верхом на огромном коне он величавой поступью объезжает костер, таща за собой длинную цепь. За ним на цепи ковыляет Аквилий. Напряжение растет, драматизированное перечисление преступлений заключенного заводит публику.Затем с преувеличенной торжественностью привозят горсть золотых монет из сокровищницы Митридата. Блестящие монеты позвякивают, когда их старательно укладывают в огромный каменный тигель, висящий над огнем. Через несколько минут монеты расплавлены. Слабая догадка о том, что случится, брезжит в сознании толпы и самого Аквилия. Тогда его тюремщики силой открывают ему рот и вливают расплавленное золото в глотку жадного римлянина. Последняя дьявольская трапеза для страстного любителя золота[266].
Своим шокирующим зрительным эффектом драматическая постановка казни Аквилия напоминает прилюдное убийство Митридатом его племянника Ариата на виду у двух вражеских армий и Каппадокии.
Рис. 8.1. Ужасающая казнь с помощью расплавленного золота — по заслугам жадным римлянам — стала поэтическим символом справедливости после 88 г. до н. э., когда Митридат приказал казнить Аквилия. Здесь изображена казнь М. Лициния Красса парфянским царем в подражание тому, как Митридат несколькими годами ранее казнил Аквилия. Pierre Coustau, Pеgma, 1555, Glasgow University Library, Special Collections
Поколением позже, в 53 г. до н. э., царь Парфии, подражая Митридату, влил золото в глотку другого богатого римского захватчика, бывшего предметом ненависти за его жадность, — М. Лициния Красса. Грубая символичность смерти от расплавленного золота сделала это зверство олицетворением жестокой — хотя и не лишенной поэтической справедливости — мести в Средние века и после. Образ разозленного порабощенною народа, который заставляет империалиста получить свою порцию золота, прочно укоренился в общественном сознании еще пятнадцать столетий спустя. Европейские историки и художники заимствовали эту сцену для того, чтобы изобразить, как Монтесума, последний император ацтеков, наказал ненасытную страсть испанских конкистадоров к желтому металлу[267].
Однако в 88 г. до н. э. жестокую казнь Митридатом ненавистного римлянина затмило еще более ужасающее происшествие: хладнокровная резня десятков тысяч италийских поселенцев в провинции Азия.
Смерть римлянам
После того как Митридат разбил армии римской коалиции и начал уверенное движение через центральные регионы Анатолии, римляне и их сторонники бежали от него к побережью. Среди них были Херемон Нисский с семьей и римский военачальник Кассий. Декреты Митридата, в которых за Херемона предлагалось вознаграждение, проливают новый свет на положение дел в римской провинции, не до конца проясненное античными текстами. Надписи свидетельствуют, что италийские беженцы — со своими домашними и рабами — бежали в Эфес, Адрамиттий, Кавн и другие крупные города на побережье.
Таким образом, в течение нескольких месяцев перед резней 88 г. множество римлян и других жителей Италии уже ночевали в храмовых святилищах ради безопасности. Легионеры из потерпевших поражение римских легионов также присоединились к потоку беженцев. Это значит, что латиноязычное население в этих городах возросло перед тем, как был фактически исполнен приказ об их убийстве. Стекаясь в крупные города, отчаявшиеся беженцы становились еще более уязвимыми. Этот массовый исход помогает объяснить чудовищный успех распоряжения Митридата, которое практически уничтожило присутствие римлян в Малой Азии.
Приключения одного выжившего римлянина прослеживаются в античных источниках. В Риме ходил слух, что бывший провинциальный военачальник Рутилий Руф спасся от смерти в период массовой резни, поскольку переоделся в греческую одежду. Некоторые выходцы из Италии действительно избежали судьбы своих соотечественников, одевшись в характерную греческую одежду, но Рутилия Руфа, вероятно, пощадили, потому что его так уважали в Анатолии за попытку защитить провинцию от безжалостных сборщиков налогов. Было хорошо известно, что римский сенат наказал Рутилия за его снисходительность, вынеся ему приговор по вымышленным обвинениям. В 92 г. до н. э. он поселился в Смирне, к северу от Эфеса, где народ встретил его почестями и цветами.