Множество жизней Элоизы Старчайлд

– Разве мы не входим в эти обязанности?

– Проявим терпение. – Адъютант опять нервничал. – Он не из тех людей, которые смотрят сквозь пальцы, когда их отвлекают.

Да уж, очевидно. Тик-так. Тик-так. Тик-так. Сесть было негде.

После очень долгого ожидания высокие двери снова отворились, и оттуда вышел гвардеец в синей ливрее. Он даже не взглянул в сторону Марианны. Он занял позицию у дверей, уставившись перед собой, как манекен.

– Кто это?

– Он офицер личной охраны генерала.

Вот так работа. Торчать у входа в комнату и защищать человека, по которому плачет лезвие ножа.

Они подождали еще. Пехотинец с трясущейся рукой прошел мимо, по пути зажигая свечи. Он вынимал новые свечи из мешочка, висящего у него на поясе, и вставлял их в пустые подсвечники. Он не сказал ни слова ни Муселю, ни Марианне, ни офицеру охраны.

За окном постепенно темнело.

К ним снова вышел секретарь.

– Капитан Мусель, – позвал он.

– К вашим услугам.

– Будьте любезны, приведите двух офицеров из роты вольтижеров. Генерал хотел с ними переговорить.

– Разумеется. – Мусель щелкнул каблуками. – Рота расквартирована в городе. Мне нужно будет послать гонца.

– Ну так пошлите.

– А что насчет нас? – спросила Марианна. – Мы торчим тут уже два часа.

Секретарь смерил Марианну взглядом, как будто видел ее впервые, и счел ее наружность оскорбительной для своей персоны.

– Генерал занят, – кисло ответил он и надул губы.

– Я, между прочим, тоже, – сказала Марианна и направилась к двери решительным шагом.

– Мадам, туда нельзя…

Библиотека не изменилась. Клавесин стоял под окном. Книги остались на своих полках. Ставни были закрыты, в камине горел огонь. На тахте лежал мужчина, сняв сапоги с потных ног и закрыв глаза. Его парик покоился на болванке, а голова была лысая, как кожура абрикоса.

– Мадам! – секретарь ворвался в комнату следом за Марианной, а вместе с ним прибежал и гвардеец в синей форме. – Немедленно покиньте помещение.

– Эгльфин!

Собственный голос поразил даже саму Марианну. Мужчина на кушетке открыл глаза и моргнул.

Sacrebleu! Это действительно был Эгльфин. Это действительно был он. Родерик – пикша – Эгльфин. Даже отсюда она чуяла его мерзкую вонь. Даже с печатью двадцати лишних прожитых лет на лице – это был он. Даже без волос и без парика, даже с бледной кожей, даже с фаллосом, спрятанным в штаны, даже жирным, одутловатым и приумножившим свои подбородки – это был он. Родерик Эгльфин. Брови по-прежнему вразлет. Зубы по-прежнему отсутствуют. Бородавка по-прежнему на подбородке. Его глаза по-прежнему вели в темные бездны ада.

Эгльфин. Ее тошнило. Ей хотелось задохнуться. Обмочиться прямо в платье. Обделаться. Бежать, и бежать, и бежать, и бежать, и никогда не видеть его лица, не слышать его голоса, не слышать его имени, не видеть его во снах. Как славно было бы вырвать его из своих воспоминаний, как страницы из книги, и бросить в огонь.

Гвардеец в синей форме схватил ее за руку и потащил к двери.

– Убери от меня свои руки! – Она ударила его локтем.

– Прошу прощения, господин генерал. – Мусель тоже влетел в комнату и суетился вокруг, как жирная курица. – Я велел ей подождать. Я приказывал ей. Я…

– Кто вы такая? – Голос Эгльфина. Рыбный, маслянистый голос смешивался с вонью пикши.

Она выпрямилась в полный рост.

– Меня зовут Марианна Кашмай, я представляю комитет безопасности в Дижоне по приказу его Императорского Величества, императора Франции и всех ее территорий, Наполеона Бонапарта.

Ее снова схватили под обе руки. Охранник не давал ей пошевелиться.

– Убери руки!

– Уж лучше отпусти ее, – масляно протянул Эгльфин. – Ее ведь сюда послал сам Наполеон Бонапарт. – Он сделал на имени императора странный акцент, как будто передразнивал ее манеру. – Вы с ним знакомы, мадам? Неужели вы так близко знаете нашего императора, что так легко апеллируете к его имени?

Гвардеец ослабил хватку, и Марианна высвободилась. Она вытащила письмо из складок своего платья.

– Вот. – Она помахала бумагой. – Вот мои рекомендации, подписанные самим императором.

– Уберите это, – сказал Эгльфин. – Я видел. – Он поднялся с тахты и потянулся за париком. Напялив его на блестящую макушку, он приладил парик поудобнее. – Как я выгляжу? – спросил он секретаря, приподняв слипшуюся бровь. – Потрясающе? – Он повернулся к зеркалу, висящему на стене, и начал поправлять парик на себе. – Знаете ли вы… – спросил он, все еще увлеченно разглядывая свое отражение, – знаете ли вы, сколько на улицах Парижа умельцев, которые могли бы состряпать подобное рекомендательное письмо, с печатью и подписью до кучи, за… я даже не знаю… – он небрежно махнул рукой, – полфранка… может, шестьдесят сантимов?

У Марианны кольнуло в груди.

– Вы обвиняете меня в подлоге?

Эгльфин усмехнулся, обнажая беззубые десны.

– Ну зачем же непременно в подлоге. Бумага может быть подлинником. Но, в то же время, может и не быть. Возможно, мсье Кашмай просто захотел избавиться от опостылевшей женушки. – Он сел за письменный стол. – Вы не знакомы с императором, не так ли, мадам? Вы никогда с ним не встречались. Иначе вы бы сразу опротестовали это мое утверждение. Значит, кто-то другой взялся организовать это письмо от вашего имени. Собственно, муж, я полагаю.

– Я действительно работала на комитет в Париже, – возразила Марианна.

– Конечно, работали. Ни минуты в этом не сомневаюсь. Равно как и тысячи других парижан. Император боится шпионов, и у него для этого есть все основания. Но он не отправит девицу в Дижон – одну, без сопровождения, без охраны, без даров, доказавших бы его веру в нее, без мужа, который мог бы поручиться за нее, без формы, без узнаваемого имени – без ничего. Поэтому я спрошу у вас еще раз, мадам Кашмай: кто вы? Речь у вас не как у парижанки, а как у бургундки. Мне ли не знать. Я большую часть своей жизни прожил в этой забытой богом провинции. Я знаю этот говор.

– Я родилась недалеко от Дижона, – сказала Марианна. – Но уехала в Париж, чтобы работать на благо Республики.

– Ах, ну конечно, – согласился Эгльфин, но в его тоне звучало подозрение. – Вы точно замужем, мадам? Как вас звали при рождении?

– Моя девичья фамилия – Мюзе. Здесь написано. – Она опять помахала письмом.

– Ах да. Мюзе. Марианна Кашмай, урожденная Мюзе. Родилась в Бургундии. Кого вы потеряли, мадемуазель Мюзе?

– Кого я потеряла?

– В революцию? Ну что же вы молчите? Все мы кого-то теряли. Вопрос, кого потеряли вы? Отца? Может быть, мать? Брата?