Мое стихийное бедствие. 1 часть

Нехотя поворачиваюсь, рассматривая его спину, нависшую над чем-то. Даже немного сгорбился, будто пряча от чужих взглядов что-то.

И мне снова хочется сказать что-то гаденькое, например:

— Милый, — слащаво и наиграно, — ты там ни о ком не забыл? — растягиваю вопрос, подбираясь когтями по одеялу к нему. Ещё не много и точно сцапаю! Сожру, наверное, от злости. Вот, чего он все планы ломает?

Дамир лишь усмехнулся, вдруг щёлкнув... Что за звук? Будто шкатулка закрылась. У него там что вообще? Амулет, труп зверушки, волос бывшей? Не, ну а кто знает, какие черти водятся в этом красивом затылке, от чего он не стремится оборачиваться.

А не, не черти… Не успеваю вспомнить, кто там на этом поприще у мусульман, прекрасно понимая, что гореть мне от этих мыслей на каком-нибудь там кругу в трактовке великого Данте, как он наконец оборачивается и светит такой улыбкой, что у меня, почти к нему ползущей, скручивает живот в морской узел от одного его вида.

Сглатываю, отшатываюсь на вторую половину кровати и тихо шепчу, пока взгляд скользит от лица к прессу, к которому ещё минуту назад мне можно было прижаться, но не останавливается там, а спешит к ладоням, сцепленным и определенно что-то скрывающим.

— Ты чего?

Он снова улыбается ещё шире этой своей добродушной, от которой я не знаю, куда там прятаться.

— Нин!

И мне совершенно точно не нравится этот тон. Таким объявляют что-то торжественное: объявляют войну, делают предложения, ссылают на каторгу во имя… так, всё же какой там круг я заслужила?

— Ммм, — тяну на его манер, пытаясь не улыбаться так криво.

— Я хотел утром, но лучше сейчас.

Ти-хо. Если что можно притвориться глухой и уйти. Он медленно убирает одну ладонь со второй, протягивая мне маленькую коробочку.

И это очень плохо.

Чертовски плохо!

— Мы четыре дня знакомы, придурок… — не отрываю взгляд от того, что точно не хочу открывать.

Он снова усмехнулся, скривив губы.

— Если там кольцо, Дамир, забудь об этом.

Он расправляет плечи, поджимает одну ногу под себя и только после говорит:

— Там кольцо, Нина, но не с тем значением.

— Не с тем? — Так я и поверила. — Точно не с тем? Зачем?

Не отвечает, снова начинает улыбаться, будто сама должна всё понять.

— Это... мне? — Глупый вопрос, нет, сейчас скажет Алике передать…

Хотя было бы не плохо.

— Тебе.

— За-чем?

Снова улыбается. И он же вроде не дурак, тогда что это за колесо чёртовой фортуны, крутящей нас по одним и тем же вопросам?

— Зачем?

Немного приближается, пока я отшатываюсь чуть ли не к краю.

— Открой.

— Зачем!?

— Нин…

Ладно, выдыхаю, садясь и поджимая под себя ноги.

Нет, мне очень любопытно, что там такое. Я уже напридумывала себе тысячу образов, думая, какое оно: тоненькое или что-то масштабное, с камешками или без. Но зачем? И брать от него что-то сейчас — это непосильная дичь даже для меня.

Я всё же выдыхаю и тянусь к его ладони. Синий бархат, нежный на ощупь. Аккуратный позолоченный крючок, который он даже закрыл. Я сдвигаю его подушечкой указательного, желая списать свой трепет на что угодно.

Каким оно будет? Кольцо, которое я не смогу принять.

Мне, кажется, никто никогда не дарил именно кольца. Тёма так точно, а больше было некому. Отец предпочитал деньги в качестве подарка или подачки. Тёма… шмотки, пати, карточки с безлимитом.

Так, какое оно?

Подцепляю край, прикусывая губу. Мне даже страшно смотреть на лицо Дамира, наблюдающего за моими эмоциями.

Да, это слабость, но я всё равно не могу…

Синий бархат сменяется алым шёлком, маленькой подушечкой, в которую вложено оно.

Выдыхаю сквозь боль в грудной клетке, отвожу взгляд и пока не нахожу слов.

— С днём рождения, моя Нина. — Откликается Дамир, сам доставая аккуратное золотое колечко, обвивающее листочками небольшой гладкий камень цвета его дурацких волчьих глаз. По этому камешку бегает тонкая полоса блика. И я не знаю, как теперь быть.

— День Рождения? — Переспрашиваю. — Ты… стоп… какое… какое сегодня?

— Уже тридцатое, — не отрываясь от действа, улыбается.

Пока его руки скользят к моим, берут за пальцы левую и аккуратно надевают на безымянный. И кольцо подходит…

Он задерживается на моей ладони, не сразу разрывая контакт между мной, золотом и его ладонями.

Снова выдыхаю и только сейчас решаюсь посмотреть в глаза.

— Это хризоберилл, — показывает на камень, — а полоска…

— “Кошачий глаз”, — догадываюсь сама, зная о подобном в мире маникюра.

И мои ногти кажутся сейчас жуткими, не достойными такого.

— Да. — Подтверждает.

“Котёнок ты или кошка сегодня?” — кажется, он так и не сказал тогда значение этой дурацкой фразы.

— Ты запомнил?

Кажется, я говорила о 30-ом в машине после вечеринки в честь его 26-летия. Кажется, о собственном дне рождения с той ночи я и не вспоминала. Кажется, мне и не стоило вспоминать.

Кивает, не двигаясь.

Я отвожу руку к коленям, думая, как сказать.

Дамир пробует отдать коробочку, пока мои пальцы касаются колечка, намереваясь то стянуть.

— Не снимай, очень красиво. — И снова этот тон с хрипотцой.

— Я не хочу…

— Почему?

— Это… неправильно это…

— Почему?

Пытается найти ответ на лице, пытается задержать, пытается быть хорошим, пока я пытаюсь сопротивляться.

— Тебе лучше найти кого-то хорошего. — Сглатываю. — Какую-нибудь красавицу, которой будешь такое дарить, Мир.

Снова называю его этим дурацким сокращением… У меня, и правда, для себя плохие новости. И мне становится вдруг жутко обидно за себя, только сколько не жалей, между нами ничего общего. Ни-че-го.

— Я уже нашёл.

Идиот. Глупый идиот.

— Ммм, желаю вам счастья.

Лучше притворяться дурой… А пальцы всё равно не заканчивают начатое.

Я… я не знаю, что теперь делать.

Благодарить и падать в его объятия? Отрабатывать, как поездку в его машине? Да вашу мать…

— Почему ты вообще запомнил!? — И знаю, что обвиняю, взрываясь.

Губы дрогнули, пока ещё пытаюсь себя контролировать.

— Это важно. — Спокойно парирует мне, начиная медленно падать на свою дурацкую подушку. — В ту же ночь заказал.