Мое волшебное чудовище

Нужно познать крепость водки, чтобы затем познать

крепость духа, – говорит Леллямер и снова со всеми чокается.

С похмелья он вообще ускоряет процесс употребления алкоголя, а тосты приобретают самый абсурдный, хотя и гипотетический характер.

Наконец его тосты мне надоедают, как и прильнувшая ко мне Тоня, и я отталкиваю от себя Тоню, а остатки водки выливаю на голову Леллямера со словами:

Теперь твой дух, братец, еще больше окрепнет! А голова станет такой крепкой, что ее можно будет использовать в качестве спортивного снаряда!

Вы просто не представляете, что это за кретин, – закричал Леллямер, заламывая у себя руки над головой, – час назад он пытался выброситься из окна, и если б не я, то он бы уже наверняка проломил головой асфальт!

Да, нет, он вроде нормальный, – возражали Тоня с Соней.

Ага, такой нормальный, что я скоро рычать начну! – засмеялся Леллямер и тут же переходя на звериный рев, встал на четвереньки.

Слушай, после этой водки он еще хуже стал, – прошептала на ухо Тоне Соня.

Да у них, кажется, у обоих крыша поехала, – шепнула в ответ Соне Тоня, глядя как Леллямер подполз на четвереньках к занавеске и сорвал ее зубами, издавая мощный рев.

Успокойся Леллямер, а то мы уйдем отсюда, – прикрикнула на него Соня.

Ой, не надо, – Леллямер тут же встал с четверенек, и неожиданно схватив Соню, приподняв ее от пола, закружился возле кровати.

Уронишь, придурок, – кричала напуганная Соня, а Тоня опять куражась, обнимала мое безвольное тело и валилась вместе с ним на кровать, но тут дверь открылась, и на пороге появился Иван Матвеевич с большой холщовой сумкой, из которой торчало горлышко шестилитровой бутыли самогона.

Вот и Дед Мороз пожаловал, – обрадовался Леллямер и бросив на кровать Соню, кинулся обнимать Матвеича.

Да, осторожно, черт, а то бутыль разобьем, – забеспокоился Иван Матвеевич, и от его слов всем сразу стало как-то тепло, светло и весело.

Ну, что, соскучились уже небось?! – дружелюбно похлопал Леллямера по плечу Иван Матвеевич.

Ага, – всхлипнул Леллямер и еще крепче прижал к себе Ивана Матвеевича.

Ну, ну, дорогой, – покраснел Иван Матвеевич, глядя на удивленных Соню с Тоней, – ты уж освободи меня от своих страстных объятий, ведь я все-таки мужик, а не баба!

Да, да, Матвеич, – покраснел Леллямер, – ты уж меня извини, это все от избытка эмоций.

А хочешь на охоту, на кабанов?! – спросил Иван Матвеевич, уже усаживаясь с нами за стол и вытаскивая из сумки бутыль самогона.

Да, да, на нее родимую, – заревел от счастья Леллямер и снова кинулся обнимать Ивана Матвеевича.

Да, сядь ты, неугомонный, – усмехнулся Иван Матвеевич, – а то из-за тебя весь самогон расплескаю! – Иван Матвеевич в это время разливал самогон по стаканам.

Да нет, Матвеич, от меня беды не будет, ты лучше вон за ним поглядывай, – кивнул на меня головой Леллямер, – а то, как бы он всю бутыль не опрокинул.

Это, с какого еще буя?! – забеспокоился Матвеич.

С утра из этого вот окошка стал вниз головой свешиваться, а я еле за ноги вытащил, – пожаловался Леллямер, – а счас недавно, перед твоим приходом, остатки водки мне на голову вылил!

Да тебе, паря, надо просто полечиться, – усмехнулся Иван Матвеевич, похлопав меня по плечу, – сейчас полечишься, и все как рукой снимет! Ну, за лечение! – и Иван Матвеевич чокнулся сначала со мной, потом с Леллямером, с Соней и Тоней и мы выпили.

Однако, закусывать было нечем.

Ой, а про сало-то я забыл! – хлопнул себя ладонью по лбу Иван Матвеевич и тут же вытащил из сумки здоровенный шмат сала и буханку черного хлеба, и тут же порезал их на столе.

Все же ты, Матвеич, добрая душа, – заулыбался Леллямер, – я вот разных на свете мужиков видел, но таких как ты почти не встречал!

А с чем это связано?! – икнул Матвеич, стряхивая с бороды крошки хлеба.

Да с тем, Матвеич, что ты мне как отец родной! – прослезился Леллямер.

Ну, что ты, право, как маленький, – громко рассмеялся Иван Матвеевич и по отцовски обнял Леллямера.

За тебя, Матвеич! Как за батю! – крикнул Леллямер и разлил всем по стаканам и мы снова выпили.

Иван Матвеевич, а вы нам может, почитаете свои стихи? – вдруг вспомнила про поэтический дар Ивана Матвеевича Соня.

Да, да, Иван Матвеевич, почитайте, – поддержала ее Тоня.

Иван Матвеевич глубоко задумался, жонглируя на конце указательного пальца пустым стаканом.

Ну, Матвеич, ну что ты там застрял, уж прочти нам какой не то шедевр! – весело поглядел на Матвеича Леллямер.

Шедевр, говоришь?! – икнул Иван Матвеевич.

Он самый, – кивнул Леллямер.

Значит, шедевр?! – опять икнул Иван Матвеевич.

Ну, естественно, – засмеялся Леллямер, снова покачивая головой.

И Иван Матвеевич неожиданно запел:

Наш корабль плывет по морю,

А за ним плывет мазут.

Берегите, девки, целки —

Х** на палубе везут!

Ну Матвеич, ну, творец ты наш, ну и удружил, – и Леллямер опять обнял со смехом Ивана Матвеевича.

У милашки под подолом

Неостриженный баран,

Подыми, милашка, ногу,

Я барану корму дам! —

продолжал пение Иван Матвеевич.

Ну, блин, Матвеич, – хохотнул Леллямер, и свалился с кровати под стол.

Это правду говорят,

Что я совсем состарился —

Вые* шесть девчат подряд,

На седьмой – запарился!

Иван Матвеевич пел, а Леллямер только хрюкал под столом. Наконец Иван Матвеич поднял из-под стола Леллямера и усадил с собой.

Ты уж, паря, не падай, а то головку зашибешь! – и Иван Матвеевич ласково погладил Леллямера по голове.

А еще чего-нибудь спойте! – попросили Ивана Матвеевича Тоня с Соней.

Давайте лучше выпьем, – улыбнулся Матвеич и снова разлил самогон по стаканам.

Давай, давай, – бормотал уже пьяный Леллямер.

За охоту! – поднял свой стакан Иван Матвеевич, и все крикнули:

За охоту! За кабанов! – и снова чокнулись.

Свой стакан Леллямер пил уже с чувством глубокого омерзения, я же чтобы не перепить, осторожно слил самогон в ладошку и стал натирать ступни ног, от сильного градуса влага почти сразу испарялась.