Мое волшебное чудовище
Шрифт:
Иван Кузьмич тоже вытирал полы. Краска у него на потолке вся вздулась и облупилась, шкаф на кухне из «дсп» тоже разбух.
Ну, что?! На бутылку-то дашь? – с лукавой улыбкой поглядел на меня Иван Кузьмич.
Да, я дам больше, на весь ремонт дам! – сказал я и протянул Ивану Кузьмичу три сотни долларов.
Да на хрен мне этот ремонт, – засмеялся Кузьмич, забирая деньги, – мне самое главное – выпить бы, а там хоть трава не расти!
Кузьмич, а под тобой соседей тоже залило?! – спросил я с волнением.
А черт их знает, может, и залило, – кисло
А как ты думаешь, они милицию вызовут?!
Спиридоновы-то?! – засмеялся Кузьмич. – Эти обязательно вызовут! Даже к гадалке не ходи! А что ты испугался?! Ты же вроде сам милиционер!
Ну, ладно, спасибо, Иван Кузьмич, я уже пошел! – прошептал я с опаской.
Что, убежать хочешь?! – хохотнул Кузьмич.
Если б только знать куда?! – вздохнул я.
А давай ко мне в деревню, у меня все равно там дом пустует уж с осени, – предложил Иван Кузьмич, – у меня там, в погребе, и картошка лежит, и огурчики есть с грибочками, а если еще и водки купить, такой праздник можно сделать!
Только я, Кузьмич, не один, – честно признался я, – у меня еще жена и собака есть!
И где же ты их нашел так быстро? – засмеялся еще громче Кузьмич.
Где их нашел, там их уже и след простыл, только жена у меня с ножкой в гипсе лежит, не встает, и как ее повезти, не знаю!
Да, это плевое дело, – усмехнулся Кузьмич, почесав с удовольствием свой затылок, – я свояку позвоню, он вас на «Газели» до самой деревни довезет! Да, а как зовут твою благоверную-то!
Вообще-то, я ее Рыжухой зову, а так в миру ее Идой Марковной кличут.
Еврейка, значит, – почесал уже левое ухо Кузьмич.
Выходит, что так!
Ну, ничего, евреи тоже наши люди, – высморкался Кузьмич, – так что жди! Сейчас свояку позвоню, и сразу к тебе прибегу! А там и в деревню поедем, ты ведь уже не работаешь, ведь!
Да, я пока на женкины денежки живу! – как-то робея, признался я.
Неплохо устроился, – похвалил меня Иван Кузьмич.
Да уж стараюсь! Ну, ладно, я пошел ждать тебя! А как мы будем мою Рыжуху переносить?!
Да, как-нибудь на себе перенесем, – хитро улыбнулся Кузьмич.
Главное, чтоб ее головкой об лестницу не шмякнуть, – призадумался я.
Ну, Тихон, ты вечно, как дите малое, – закашлялся от смеха Иван Кузьмич.
Ну ладно, я пошел, буду ждать тебя со свояком.
Обязательно жди! – крикнул мне вдогонку Иван Кузьмич.
Возвратившись домой, я услышал за дверью разговор моей Рыжухи и Сергея Сергеевича. А как услышал его солидный бас, так и замер весь с перепугу-то.
Да, как ты, дура, не поймешь, что он олигофрен, самый настоящий олигофрен, – говорил Рыжухе Сергей Сергевич.
Да, он просто прикидывается, – сквозь слезы шептала Рыжуха, а Альма на них обоих слегка порыкивала.
Да, как ты не поймешь, я ведь и справки насчет него навел, – еще выше брал ноту своим басом Сергей Сергеевич, – его даже на службу взяли благодаря какому-то дальнему
родственнику! И школу он вспомогательную заканчивал!И значит, вы у олигофрена вымогали деньги, – усмехнулась моя Рыжуха.
Да, не знал я тогда, что он олигофрен, – вздохнул Сергей Сергеевич, – а к вам я пришел сказать, что дело уже закрыл!
А я вам не верю! – прошептала Рыжуха.
Ну и наплевать! – закричал на нее Сергей Сергеевич, – только с этим дураком вы еще сядете в лужу! Помяните мое слово!
Зато он безобидный и смешной! – воскликнула Рыжуха.
Такой безобидный, что меня по рукам и ногам связал, – обиженно вздохнул Сергей Сергеевич.
А вас надо! – уже весело отозвалась Рыжуха.
Японский Бог, какой же я дурак был, что сюда пошел, – опять застонал Сергей Сергеевич, и вдруг неожиданно закричал:
Люди! Помогите!
Я тут же вбежал в комнату и снова засунул ему в рот свою старую милицейскую рубашку, и присел на кровать к Рыжухе.
Это, правда, что ты олигофрен? – прослезилась моя Рыжуха.
Да, нет, это врачи, дураки, чего-то там выдумывают, а так-то я совсем ничего, – смущенно прошептал я, обнимая Рыжуху.
Все равно я тебя не брошу, – прошептала Рыжуха, – потому что ты смешной и безобидный! – и поцеловала меня.
Через час пришли Иван Кузьмич со свояком и помогли мне перенести мне Рыжуху в «Газель», Альма бежала следом, неся в зубах сумку с вещами.
Сергея Сергеевича я уже к тому времени перетащил на кухню, а чтобы он не умер от голода, вытащил изо рта кляп, включил погромче радио, поставил на столе нарезанной колбаски с хлебом, чтобы он своей мордой мог до нее дотянуться, и кран в умывальнике чуть отвинтил, чтобы он хоть по капельке мог попить водички.
Ну, прощевай, Сергеич, авось, Бог даст, еще когда-нибудь свидимся, – сказал я, – квартиру запирать не буду! Тут ко мне еще один врач придет, так ты ему скажи, что я, мол, со своей Рыжухой уехал далеко, но за то, что он помог нам с Рыжухой очень премного благодарен. Он тебя, кстати, отвяжет и отпустит на все четыре стороны! Так что зла на меня, Сергеич, не держи! Ну ладно! Прощевай, Сергеич! – и я на прощанье даже поцеловал его в щеку, как родного, а Сергей Сергеевич почему-то прослезился.
Мне тоже захотелось заплакать, но, вспомнив, что он не столь уж и хороший человек, раздумал.
Пускай сам плачет, а нам некогда! – подумал я и спустился вниз к Ивану Кузьмичу, его свояку, моей Рыжухе и Альме, которые уже дожидались меня внизу в «Газели».
Глава 21
Прекрасная месть эскулапа
Юрий Владимирович Пончаков действительно решил помочь Кларе вернуть сестру Иду. С этой целью, на следующий день после знакомства и разговора с Кларой, он пораньше ушел с работы и отправился на квартиру к Тихону Тихонычу. Когда он позвонил в дверь квартиры Тихона Тихоныча, ему никто не открыл, тогда он ударил кулаком в дверь и дверь неожиданно открылась.