Могила на взморье

Я не решалась обращаться к Пьеру про остальных из компании. Я до сих пор не поставила ни один из вопросов, которые лежали у меня на сердце, и из-за которых я вернулась в Кальтенхусен. В клинике они были еще далеки и абстрактны. Теперь они пугали меня. Кто позвонил мне тогда в Нормандию и почему? Что побудило меня оставить свою работу и мчаться на Пёль? Как происходила моя встреча с Сабиной?

Я стояла совершенно рядом с собой – и это почти буквально. Мне казалось, будто меня было две. Одна Лея искала правду, встречалась с прошлым и хотела понять. Другая Лея хватала потной рукой ключи от автомобиля в своем кармане брюк и говорила себе: «Тебе нужно только встать и уйти. Через двадцать секунд ты можешь покинуть дом, а через двадцать минут Пёль, и в пределах двадцати часов Германию».

Как тем утром в клинике, я бы лучше утомленно упала на кровать и целый час смотрела в потолок. Вместо этого я слушала Пьера, который вел себя так, будто не замечал моих проблем. Он рассказывал мне о своей практике, своих родителях и существующих проблемах сельского врача. Мужчина умело избегал того, что отдаленно должно было происходить со мной, компанией, Сабиной или в те два дня в мае. На самом деле, за полчаса он успел успокоить меня и даже развеселить немного. С одной стороны, у меня было впечатление, что судьба была, по меньшей мере, к нему добра. С другой стороны, Пьер просто приятно выглядел со своими чертовски красивыми глазами. Я не могла избежать его черных зрачков. И могла бы слушать Пьера до следующего утра, не уставая.

В какой-то момент щелкнул замок на двери. Наконец-то, появился Харри, чтобы присматривать за своей матерью. Он нашел Пьера и меня на кухне. Я встала. Харри, немного хиппи, немного бомж, рассматривал меня несколько секунд и затем, без слов, пошел на верхний этаж.

— Не относи это к себе, с тобой это не имеет ничего общего, — сказал Пьер.

— Я поссорилась с ним, когда была здесь в мае?

— Нет, нет. Он просто сложный парень, замкнутый и упертый. И с тех пор, как руины находятся под угрозой сноса…

— Об этом я слышала. Что старый Бальтус вообразил на самом деле?

— Он все еще грубиян, ты же его знаешь. О его мотивах я ничего не знаю. Лучше всего поговори об этом с Жаклин. Она плохо относится к отцу, но если ты не хочешь говорить с самим стариком, то лучше встретиться с ней.

— Да, хорошо. Где мне ее найти?

— В доме Майка. Он во втором браке с Жаклин.

Глава 7

Четыре месяца назад

Налистник с сиропом ясменника⁸– так называла остров Пёль Сабина во время своей молодости. Большая, плоская клякса зелени, окаймленная песком. Казалось, что вам никогда не преуспеть на этой зеленой долине. Во время прогулки, через километр, вы удивленно терли глаза и спрашивали себя, сходили ли вы с места. Сабине хватило одного взгляда, чтобы понять, что ничего существенно не изменилось. Был ли это просто приговор, ее не интересовало. Девушка хотела как можно быстрее умчаться с этого острова, почему она так долго должна была жить мыслями о чем-то, под которыми через полчаса она бы навсегда протянула заключительную черту?

Вместо морского бриза и шума ветра, она выбрала «Deep Purple» как музыкальное сопровождение на протяжение дамбы до Кальтенхусена. Великолепное майское солнце все еще стояло высоко в небе, но море уже было серо-металлического цвета из-за тяжелого тумана, который покрывал побережье. Когда вскоре Сабина остановилась перед своим родным домом, то низко висящие шлейфы уже покрыли шесть домов в деревне.

Она прибыла на четверть часа раньше. Сначала девушка хотела остаться сидеть в машине так долго, пока не прибудет маклер, но затем все же вышла. Ее спина, измученная трехчасовой автомобильной поездкой требовала отдыха, и вообще все онемело.

Она прикурила сигарету и глубоко вдохнула никотин. Ее взгляд блуждал по брошенному гнезду и задержался на слегка обрисованном туманом родном доме. Только тогда она выдохнула дым.

— Дерьмо, — пробормотала Сабина.

Проклятие не считалось домом, хотя вполне могло им быть. Это были скорее мелочи: силуэт крыши, гнездо аиста на трубе, запах морского тумана, порыв ветра позади, крик чайки и все это в течение одной секунды. Ее чувства мгновенно на это среагировали и вызвали тысячу давно забытых картин, слишком много, чтобы можно было их снова отодвинуть в сторону.

В течение двадцати трех лет Сабина умудрилась поверить в то, что освободилась навсегда от воспоминаний о захолустье и доме. Были времена, в которые ее собственное детство было таким далеким, как история, которую она выдумала. Если кто-то спрашивал ее, где она выросла, Сабина ненадолго морщила лоб, будто бы должна была подумать и затем отвечала: «На Балтийском море». Поразительно, как мало потребовалось для того, чтобы в один миг разрушить успешный в течение многих лет механизм оттеснения. Мало того, что на каждой картине висел небольшой, одинаковый для всех, ярлык с указанием цены: тонкий голос, приговор, улыбка, перенесенная или розданная подлость, немного любви, немного злости, короткое, приятное соприкосновение, которое позволяет надеяться, и покачивание головой, которое разрушает каждую надежду.

— Дерьмо.

С сигаретой в уголке рта, Сабина закрепила укрепленный на заборе обветшалый почтовый ящик. Вывеску с именем еще хорошо можно было прочитать: «Шарлотта Малер, Йоханнес Малер, Сабина Малер, Лея Малер». Нужен был только толчок, чтобы отодрать окислившуюся штуковину. Сабина размашисто бросила его в сад, где тот исчез между кустами терновника и разным сорняком.

Сабина развернулась и прошла несколько шагов по растрескавшемуся асфальту. Быстрым движением она вытерла слезу из глаза, будто выплаканные слезы не шли в счет. Эта была первая после того, как прострелили колено четыре года назад.

Песни птиц умолкли, вероятно, из-за ставшего плотным тумана. Сабина занервничала, как всегда было, когда вокруг нее становилось так тихо, как будто из состояния покоя в любое время мог подняться голос, из глубины собственной души, которая будила бы нежелательные чувства.

Она снова села в машину и включила проигрыватель компакт-дисков. Случайно заиграл «Alan Parsons Project», музыка из тех лет, когда она уже давно оставила Пёль и не желала себе ничего более страстно, чем духовно и физически, наконец, оттуда уйти. «Alan Parsons Project» также хорошо подходил к Пёль, как готы курсам по вязанию.

В течение пяти минут Сабина пять раз смотрела на часы. Маклер⁹ опаздывал.

Она неохотно согласилась на эту встречу. С ее точки зрения, было абсолютно ненужно лично знакомиться с людьми, заинтересованными в покупке дома на протяжении уже восьми лет. Но мужчина на этом настаивал, видимо, потому что хотел что-то узнать об истории дома. Предложение Сабины предоставить желаемую информацию по телефону, натолкнулось на сопротивление брокера, который отказался от прямого контакта между продавцом и клиентом. Перспектива освободиться от последнего пережитка ее детства, наконец, заставил Сабину уступить стремлению маклера. Так как кроме всего прочего ей пришлось ликвидировать целую гору сверхурочной работы, она поневоле собралась в дорогу из Берлина в Пёль.