Могила на взморье

И уже собиралась открыть дверцу и сесть, как меня кто-то схватил за плечо. На секунду у меня остановилось сердце.

— Ах, вот оно значит как,— прошипела Маргрете. — Мой брат мертв, все рушится, а ты сбегаешь.

Она что, все это время, как паук сидела в засаде, чтобы напасть на меня?

— Отпусти, мне больно. Я только нашла Харри, он покончил жизнь самоубийством.

— Так-так, значит он покончил с жизнью? Как ты смеешь, корчить из себя не пойми кого?

— Я смотрю тебе не угодишь, не важно, что я говорю или делаю, остаюсь или уезжаю. Твое выступление еще раз доказывает, что мне нечего здесь делать.

В то же мгновение я пожалела о своей грубости и быстро добавила:

— Мне жаль, что Харри мертв. Я считаю, он не должен был умирать, и сделал он это не из-за меня, ты так же, как и я, прекрасно знаешь об этом.

Я энергично стряхнула ее руку с моего плеча и сделала вторую попытку сесть в машину, но Маргрете снова не дала мне сделать это.

Она снова развернула меня к себе, на этот раз с еще большей злостью.

— Я не дам тебе так просто уйти. Хочу тебе кое-что сказать, госпожа Всезнайка. Пьер недавно рассказал мне, что посвятил тебя во все. Но версия, которую он тебе изложил, не полная.

Я сразу почуяла нечто ужасное. В лучшем случае я не поверю Маргрете, но ей все же удастся заставить меня сомневаться. А в худшем случае, это навсегда разлучит меня и Пьера.

Мы стояли под дождем, капли стекали с век, носа, подбородка и рук.

— Он рассказал тебе, что его роль во всей этой истории заключалась в том, чтобы вместе с Харри обыскать комнату Юлиана и упаковать некоторые вещи. О, нет, мадам, это было не так. Верно, я была у Моргенротов, чтобы попросить у них яиц и хлеба и тем самым отвлечь их, но Пьер отказался вместе с Харри проникнуть в комнату Юлиана и собрать его вещи. Он не участвует в этом, это было бы пособничество в убийстве и так далее, говорил он. Пришлось моему недоумку брату все делать самому, и, конечно же, он все провалил. В комнате Юлиана он вдруг испугался, что не успеет вовремя и поэтому просто взял и сбежал. Мы вынуждены были придумывать что-то новое. Я же не могла еще раз пойти к Моргенротам. Поэтому я сказала Пьеру, чтобы он тоже внес какой-то вклад, самое меньшее, что он мог сделать, это...

Маргрете замолчала. Никогда не забуду ее издевательскую усмешку, в которой была вся накопленная десятилетиями злость и ненависть, которые она носила в себе.

— Самое меньшее, что он мог бы сделать,— продолжила она,— это пойти к тебе.

Я не поняла, что Маргрете имела в виду.

— В смысле, пойти ко мне?

— Он должен был уговорить тебя еще раз отвлечь Моргенротов. После смерти родителей ты почти пропала из виду и избегала родителей Юлиана так же, как и всех нас. Понятно, что если бы ты пошла к ним и начала плакаться, они бы тебя утешили и пригласили в дом. И были бы отвлечены.

— Что ты такое говоришь? — рассерженно сказала я. — Пьер тогда не был у меня, а я не была у Моргенротов.

Маргрете засмеялась.

— О, нет, все так и было. Еще четыре месяца назад ты знала об этом.

Мне понадобилось три-четыре быстрых вздоха, чтобы понять, что только что утверждала Маргрете.

— Пьер пошел к вам домой. Сабина громко слушала музыку, может, поэтому ты не услышала его звонок. Как бы то ни было, Пьер бросал из сада камушки в окно до тех пор, пока ты не открыла. Но этот трус не решился сказать то, что требовалось, а просто сказал, что мы срочно хотим поговорить с тобой и так далее и тому подобное. Он нервировал тебя, пока ты не сдалась. Только у нас на кухне мы сказали тебе правду. Конечно, поначалу ты была ошеломлена, как и мы, когда все узнали от моей матери. Но когда Майк приказал тебе выполнить свою часть работы, ты сделала это. Пошла к Моргенротам. И позже ты тоже была с нами, когда мы на кухне упаковывали и утяжеляли рюкзак, который Харри потом бросил в море.

— Нет,— в ужасе прошептала я.

— Ты, моя дорогая, одна из нас, волков. Просто благодаря несчастному случаю ты об этом забыла.

— Нет,— повторяла я, тяжело дыша. — Нет. Нет!

— Четыре месяца назад ты позвонила Пьеру из Нормандии, потому что из всех нас ты нашла только его номер телефона. И он сказал тебе, что Сабина здесь что-то вынюхивает. В тот же день ты приехала на Пёль.

Я вырвалась из рук Маргрете, чтобы сесть в машину, и на этот раз она не стала мне мешать.

Опершись одной рукой на крышу машины и подбоченившись другой, она сказала:

— Странно, Лея. У нас никогда не было много общего, по крайней мере, ничего важного. Только одно, а именно то, что мы по одной и той же причине стали помощниками в убийстве Юлиана. С одной стороны из лояльности к нашей компании, с другой, потому что он обидел нас обеих, когда отказался брать с собой в путешествие по миру.

Не в силах больше слушать Маргрете, я закрыла дверь и уехала.

Сама не понимаю, как мне удалось выехать из Пёля. Эта ночная поездка почти не осталась в памяти. Я почти ничего не видела из-за слез, да еще этот ливень, темная ночь, хаос в моей голове... Просто чудо, что я не очутилась в кювете.

То, что говорила Маргрете, вообще возможно? Можно ли забыть такие чудовищные, ставящие всю жизнь с ног на голову, вещи?

Я искала аргументы, снимающие с меня вину.

Во-первых, я считала себя не способной участвовать в заговоре с целью убийства и потом полжизни носить в себе осознание этого. Кроме того, Маргрете не предоставила мне ни одного доказательства. В ней говорила зависть и горечь от обиды, поэтому у нее были все причины испортить мне жизнь, рассказав эту ложь. Она могла использовать мою амнезию, рассказать невесть что, а я даже не была в состоянии доказать обратное. Маргрете вполне была способна на такое. Однако у меня в голове появились и аргументы, подтверждающие ее теорию, или скорее у них был потенциал, поддерживающий ее тезис, хотя их и можно было истолковать по-разному.

Например, галлюцинации, в которых я видела Юлиана. Мой психолог из Шверина говорила, что, наверное, я пыталась абстрагироваться от них. Я «видела» Юлиана под окном в саду Пьера — измененная картинка реальности, в которой Пьер однажды стоял под окном моего родительского дома и сделал меня соучастницей в убийстве Юлиана? Я «видела» Юлиана и на парковке у Фриды Шойненвирт, подруги моих родителей — и одновременно подруги Эдит, убийцы Юлиана. Вскоре после того, как Эдит узнала о моей амнезии, она призвала меня тотчас же покинуть Пёль и что-то говорила о втором шансе. Имела ли она в виду, что в отличие от всех остальных, я могла бы продолжать жить дальше, без чувства вины? Или речь шла об автомобильной аварии, в которой я едва не погибла?

Эти ситуации можно было истолковывать как угодно. Вполне могло быть и так, что я «видела» Юлиана на парковке, потому что в последний раз встретилась с Фридой Шойненвирт в тот же день, что и с Юлианом, а именно в день похорон родителей. Для всего остального тоже можно было найти и другие объяснения, кроме того, что изобличало меня.

Это как с множеством фотографий, которые я сделала за свою карьеру. При определенном свете, с определенного ракурса вещи принимали угрожающую, пугающую форму, хотя под другим углом это были всего лишь груда камней или тени от «резиновых» мармеладных медвежат.

Я проснулась за рулем машины на парковке рядом с небольшим шоссе недалеко от Шверина. Хоть я почти не помнила, как добралась до туда — я ехала в полном дурмане — меня не удивило, что я двигалась именно в сторону столицы земли. В Шверине работала Ина Бартольди, и если кто-то и мог дать мне достоверные ответы, то только она.

— Неважно выглядите,— сказала она, как только мы зашли в помещение, где три недели назад прошел наш последний сеанс.

Я не обиделась на ее замечание, потому что на самом деле выглядела как бездомная пьяница. Одежда, еще сырая от дождя прошлой ночью, была помятой и неприятно пахла. О прическе этим утром вообще не могло быть и речи, а мои глаза беспокойно смотрели на женщину, от которой я во второй раз в жизни ждала спасения.