Молчание сфинкса

— И это все, Алексей Тимофеевич?

— Погодите, не все. Я этому и значения большого не придал. Мало ли. По нашим дорогам ездить, да чтоб целой машина была? И машин-то таких на свете нет. Вон Малявин Денис, хоть и иномарка у него а, сколько раз вот так загорал? Сходил я, значит, к Парамоновым. А они без света уж спать ложатся. Тут не до разговоров. Тогда решил я к дороге спуститься — там у нас трансформаторная будка. Думаю, пойду проверю — если там в будке внутри гудит, значит, свет скоро дадут Примета верная, апробированная. Иду. Темно. Вдруг слышу — шаги. Бежит мне кто-то навстречу. Ближе, ближе — гляжу, вроде женщина в светлом таком плаще коротком. Поравнялась она со мной и… Знаете, молодые люди, лошадь иногда так в сторону шарахается; себя не помня, когда волка увидит. Не по себе мне стало, честно скажу, когда лицо этой девицы я увидел. Белая вся, глаза ненормальные, дикие. На груди вот тут плащ нараспашку, кофточка разорвана. Лифчик, извините, наружу. Волосы мокрые; плащ тоже мокрый, в грязи весь. Так это видение ночное меня поразило — я прямо языка лишился. Стою на дороге столбом. А она что есть мочи прочь от меня, только плащ парусом раздувается. Пропала она из виду в темноте, и тут только я в себя пришел и вспомнил: ведь девица-то эта мне знакомая. Видел я ее несколько раз. В Лесное она часто приезжает из Москвы, и брат у нее есть. Он часто в сельмаг наш за пивом на машине заскакивает. Берет всегда помногу, чуть ли не ящик. Вера-то, продавщица, не нарадуется — золотой, говорит, клиент. Молодой такой парень, здоровый, рослый, на спортсмена похож. А эта девица-сестра его — тоже молодая, худенькая…

— Никита, это ведь Аня Лыкова! — воскликнул Мещерский, забывшись. — А когда вы ее видели, во сколько?

— Да говорю же, вчера вечером. Поздно. Часу в одиннадцатом это уж было.

— Лыковы вчера из Лесного уехали около десяти вечера, — шепнул Мещерский Колосову.

— А Марину Ткач убили сегодня примерно в половине девятого утра. То есть спустя почти двенадцать часов. Меня сегодняшнее утро гораздо больше интересует, — ответил Никита.

— Но я не понимаю… Они же с Иваном вчера уехали вместе, на моих глазах. Что произошло там, на дороге. Чего Аня так испугалась? От кого она бежала? Где сейчас? Где Иван?

— Убили Марину Ткач, — тихо повторил Никита. — Я понимаю, Сережа, твою, тревогу о своих родственниках. Дай срок — отыщем, выясним. А пока… Алексей Tимофеевич, простите, отвлеклись, и что было потом?

— Да ничего не было. Домой я вернулся. Спать лег. Сегодня утром вот с внуком возился.

— Но, может быть, до этого ночью вы вставали — в туалет там, воды полить, в окно смотрели?

— Вставал, конечно. Дело-то к старости идет, простата пошаливает. — Захаров вздохнул.

— И в окно смотрели?

— Как не посмотреть. Только ведь тьма кругом, — тьма египетская, как в первый день сотворения мира. А электричество нам в Тутыши только в шестом часу дали. Холодильник на кухне заревел, заработал. Тут супруга мою встала — ей до города еще доехать надо. Слава богу, он про убийство еще не знает ничего, а то бы к к врачу не поехала, бог с ними, с глазами, когда такой ужас рядом творится. На улицу носа не высунешь. А вы, значит, молодые люди, это убийство раскрыть собираетесь?

— Собираемся, — ответил Никита.

— А те как же, извините? Отца Дмитрия смерть и Филологовой Натальи Павловны?

— И над ними мы работаем, В комплексе.

— В комплексе? Ишь ты… Ну, вам виднее. — Захаров скорбно покачал головой. — В комплексе, значит.

— Может, у вас какие-то соображения есть, личным Вы ведь старожил тут, — спросил Никита, внимательна наблюдая за выражением лица старика. — Человек мудрый, наблюдательный.

— Да какие там еще соображения. Бесовские делая нас тут творятся. Мерзость вавилонская! — Захаров снова покачал головой. — Отец Дмитрий сто раз прав был, когда это говорил — бесовство и мерзость.

— А когда он это говорил? По поводу чего? — спросил Никита.

Захаров с досадой, махнул рукой:

— Да вы ж молодые, вы ж не верите ни во что, сами все знаете. А что тогда спрашивать, зачем? Отец Дмитрий правильно говорил: есть вещи, которые не рассудком постигаются верой. И потом он еще говорил — вера, она горами движет, а уж людьми-то…

— Вера во что? — спросил Мещерский. Захаров не ответил.

— Ну, спасибо и на этом, — Никита не стал далее развивать эту смутную тему. — Сейчас вас домой отвезут.

— Не барин, пешком дойду, — Захаров натянул кепку. — Мне еще в сельмаг захлебом надо, — он вздохнул и как-то пристально и печально взглянул на внутренность салона кримлаборатории. — Эх, машина. Компьютеры одни сплошные, экраны. Молодые вы. Все только на компьютер надеетесь. Он у вас и бог теперь и все такое. А вот вырубят свет, как у нас тут, — где они будут? И вы где будете вместе с ними? Сказал бы я, да вот только, извините, стаж мой педагогический сорокалетний этого не позволяет.

Глава 25 СОЖИТЕЛИ

— Надо обязательно отыскать Лыковых, — Мещерский дал волю своей тревоге, едва Захаров покинул их. — Надо что-то делать, Никита!

— Сначала расскажи мне все подробно, что было тут после того, как мы увезли Изумрудова.

— Разве Катя тебе не рассказала? Она не звонила?

— Звонила. Но я был уже на пути сюда. На дороге такие вещи не обсуждаю.

Мещерский в деталях расписал, что видел.

— Остальное тебе Катя доскажет. Она все время была, с ними, я же уезжал вместе с Салтыковым. Когда мы вернулись, Лыковы тут же уехали.

— А Марина Ткач? — спросил Никита. — С кем она уехала — одна? А Малявин был тут вчера?

— Вчера я его не видел. Возможно, он был где-то с рабочими — парк очень большой. Но в дом он точно не приходил. А Марина уехала одна. Почти в одно врем нами. За ней приехало частное такси, она его вызвали телефону. Нет, подожди… Она при мне Журавлева просила его вызвать из Бронниц. Мальчишка позвонил.

— Тут до Воздвиженского, где они с Малявиным живут, от силы два километра. И ради этого вызывать из Бронниц такси? Ты не путаешь?

— Нет, я не путаю. Журавлев Валя машину вызвал. Приехала допотопная такая «шестерка» с шашечками. Белая. Водителя я не запомнил — темно было уже, дождь накрапывал.

— Значит, Лыковы уехали раньше ее?

— Раньше. Разница минут двадцать пять — тридцать.

— Ты вот рассказывал — Марина была подавлена арестом Изумрудова, так?

Мещерский вздохнул:

— Поговори об этом лучше с Катей, Никита. Они эти тонкости понимает женские. Она была все время ними, я же уезжал. Лично мне показалось, Марина была расстроена вовсе не арестом Изумрудова, а реакцией на этот арест Салтыкова.

— Ты думаешь, между ними раньше что-то было, он с ней спал?

— Ой, не знаю, она ведь была очень красива. И в Лесное наведывалась чуть ли не каждый день. Я бы подумал, что Салтыков и она — любовники, если бы не этот Изумрудов. Неужели они всерьез обсуждали с Романом насчет венчания? Это уже ни в какие ворота…

— Но ведь, и женщин Салтыков не чурался, был женат… Может, он бисексуал?

— Никита, мне надо подумать, с мыслями собраться. Я все еще в себя никак не приду от…

— Ты думал — убита Анна Лыкова. Почему?