Молотов. Полудержавный властелин

Там много таких, которые хуже Тито. Да и он уже завыл от национализма, сам националист, и это его главный недостаток как коммуниста. Он националист, то есть за-заражен бу-буржуазным духом. А теперь он ругает и критикует своих за национализм. Значит, дошло его дело до того, что лопается государство. Там же несколько национальностей: сербы, хорваты, словенцы…

Когда Тито приехал впервые, еще не все в нем было ясно, даже он мне немного понравился внешностью. Я, когда смотрел на Тито, еще ясно не понимал, потому что сразу не поймешь, он тогда мне нравился, а вместе с тем что-то другое… и вспомнил провокатора Малиновского.

Тито — не империалист, а мелкая буржуазия, противник социализма. Империализм — это другое дело.

21.06.1972, 31.07.1972, 16.06.1977

Югославия

Не раз с Молотовым говорили мы о советско-югославских отношениях. Еще в дошкольном детстве, когда я уже умел читать и кое-что понимал в международных делах, и это вполне серьезно, я прочел в «Правде» о том, что титовскими агентами убит начальник Генерального штаба югославской армии Арсо Иоанович. Облик генерала в пилотке помню до сих пор. Знал ли я тогда, что мне придется работать вместе с одним из его сподвижников, тоже югославским генералом Перо Попиводой?

На работе мы звали его на русский манер по имени и отчеству Петр Саввич. Как и Арсо Иоанович, он участвовал в военном заговоре против Тито и был единственным, кому удалось спастись, перейдя границу с Румынией, затем на советском самолете он улетел в Москву и был принят Сталиным.

Петр Саввич рассказывал мне, как он открыл указанную ему дверь и едва не столкнулся с Иосифом Виссарионовичем, который в этот момент решил выйти из кабинета.

— Я настолько растерялся, — говорил Попивода, — что от неожиданности протянул ему руку, здороваясь.

— У нас, у русских, через порог не полагается, — сказал Сталин, приглашая гостя в кабинет, и пожал руку.

— «Попивода» — сказал я ему при этом. «Сталин», — ответил он и улыбнулся. Тут до меня дошло, что представляться было незачем — он знал, кого пригласил.

— Смотрите, какой молодой, а уже генерал! — сказал Сталин. В его кабинете сидело несколько человек. — Вот у нас Буденный в Гражданскую войну тоже был молодым генералом, — Сталин кивнул в сторону сидящего за столом Семена Михайловича.

Петр Саввич, красивый, крупный, большеголовый, шевелюрой напоминающей седого льва, рассказывает, как Сталин быстро снял напряжение в разговоре, и беседа пошла легко и естественно.

— Какая у вас, у югославских партизан, была самая большая трудность в годы войны? — спросил Сталин.

— Раненые, товарищ Сталин, — ответил Попивода. — У нас ведь не было «большой земли», и мы всю войну их носили на себе.

— А что вы думаете о Тито?

— Я ответил честно, не раздумывая, — говорит Петр Саввич. — Троцкист он, товарищ Сталин.

Сталин молча походил по кабинету и сказал:

— Хуже. Хуже. Троцкизм был сильным и вредным рабочим движением. Наша партия разбила троцкизм, но пакость от него осталась. Такая, как ваш Тито, — и неожиданно добавил: — Я слышал, вас лишили депутатского мандата?

— Да, товарищ Сталин.

— И лишили всех наград и званий?

— Да, товарищ Сталин.

— И приговорили к смертной казни через повешение? Сколько раз в жизни вас приговаривали к смерти?

— Трижды: немцы, итальянцы и свои.

— Какое у вас воинское звание?

— Генерал-майор народно-освободительной армии Югославии.

— Я думаю, — сказал Сталин, — что генерал-лейтенант Советской Армии товарищ Попивода справится с возложенными на него обязанностями!

Рассказ об этом эпизоде возник, когда Петру Саввичу пришла пора оформлять пенсию. Выяснилось, что нет постановления Совета Министров о присвоении ему советского генеральского звания, хотя столько лет он носил его. Пришлось пойти в ЦК партии и сказать: «Но вы же знаете, что звание советского генерал-лейтенанта мне было присвоено лично Сталиным на заседании Политбюро. Я не думаю, что это было не авторитетное решение!»

Засмеялись. И пенсию оформили, как полагалось.

…Во время войны советские летчики авиации дальнего действия спасли Тито и его штаб. Помню, как маршал Голованов говорил мне: «Я принимал участие в спасении Тито. Теперь и не знаю, хорошо это или плохо».

В Москве Тито встречался со Сталиным и другими советскими руководителями.

— Берия сильно перестарался, — говорил Молотов, — напоил Тито. Он, видимо, считал нужным так угодить Сталину. Тито вышел в туалет, ему стало плохо. Сталин подошел, положил ему руку на плечо: «Ничего, ничего…»

28.07.1976

— Мы критиковали югославов за национализм, — говорит Молотов. — Они сравнивали США и СССР. Почему у нас и разрыв получился, что они практически не проводили различий между главной империалистической страной и главной социалистической. Один из главных проектов по Югославии писали Жданов и я.

09.10.1975

Кроме П. Попиводы, я знал еще несколько югославов, которым удалось бежать в СССР, спасаясь от преследований титовских властей. Они рассказывали мне, что в 1948 году в Югославию пришла резолюция Информационного бюро коммунистических и рабочих партий, верней, как они мне говорили, письмо, подписанное Молотовым. Смысл этого письма вкратце сводился к вопросу, На чьей стороне хотят быть коммунисты Югославии — СССР или Запада?

Письмо обсуждалось в партийных организациях, и те, кто был на стороне Советского Союза, его подписывали. Этот шаг для многих оказался роковым: коммунистов стали бросать в тюрьмы и концентрационные лагеря. Тито называл их «советскими прихвостнями» и «сталинскими шпионами». В свою очередь, советская пресса пестрела заголовками типа «Клика Тито — Ранковича», «Прихвостни американского империализма», «Брозтитутка» и т. п., причем Тито рисовали в виде собаки, под столом гложущей американскую кость…

Известный болгарский поэт Венко Марковский, отсидевший восемнадцать лет в фашистской тюрьме и титовском концлагере, рассказывал мне, что в тюрьме, где томились брат П. Попиводы и начальник гвардии Момо Джурич (я тоже знал его, удивительный был человек!), заключенные на стене нарисовали трехметровый портрет Сталина. Сталин, во весь рост, в шинели спускался по ступенькам… Охранники старательно пытались уничтожить портрет, но им удалось стереть только сапоги. Били, мучили многих заключенных. Джурича истязали. Главного редактора военной газеты затоптали ногами. Люди умирали с именем Сталина…