Монстры в Академии

Марине стало нехорошо. Но демонстрировать свою слабость было нельзя — этому ее научил первый год в школе, полный слез в учительской и укоризненных советов старших коллег.

— А ну, прекратили мордобой и марш на занятия, — еще не совсем уверенным голосом велела она, торопливо отыскивая в пятках ухнувшее туда сердце.

— Ты кто такая? — нагло спросил ее другой парень — без проблем с зубами, но с противным брезгливым выражением лица.

— Ваш новый учитель, — уже хорошо поставленным, годами тренированным тоном ответила она, пряча струхнувшую душу за этой маской, как за каменной стеной. — А теперь быстро все в класс!

— А то что? — хмыкнул наглец, и остальные довольно гыгыкнули, готовясь узреть, как сядет в лужу эта маленькая смешная учительница.

Марину обдало волной злости. О, как она ненавидела этот вопрос! «А Вы мне что?» — говорили на разные лады и забитые дети алкоголиков, и золотая молодежь, и ей вечно нечего было ответить. «А что я могу сделать?» — отвечали завучи, родители и директора, когда она переадресовывала этот вопрос им.

В прошлом мире ни она, ни другие взрослые не могли сделать ничего. Потому что дети — пуп земли. Их нельзя выгнать из класса (ограничение в праве на образование!), нельзя наорать и высказать, что на самом деле думаешь (психологическое давление!), нельзя нажаловаться родителям, класруку или завучу (точнее, можно, но бесполезно), нельзя поставить плохую отметку (отчетность испортишь — «троек» по музыке не бывает!) и нельзя треснуть чем потяжелее (совсем ай-ай-ай!).

Дети это все прекрасно понимали — по крайней мере, подростки — и нагло пользовались, зная, что ничего им за это не будет и можно издеваться над учительницей как угодно: в самом страшном случае вызовут к директору, который тоже ничего им не сделает. А здесь…

А здесь, если верить ректору, все это можно. И из класса выгнать, и отлупить. Если догонит. Но есть ли смысл?

— Так что вы нам сделаете? — нагло повторил пацан, всем своим видом показывая, что не боится не только ругани, но и порки розгами — уж слишком хилой показалась ему учительница.

Но на этот раз впервые в жизни у Марины был ответ.

— Да ничего, — хмыкнула она, довольно сложив руки на груди. — Домой вернусь. Сдались вы мне с таким непослушанием. Не хотите учиться — не надо. Возвращайтесь в свою колонию или на все четыре стороны. Приятно было познакомиться.

Она развернулась и с легким сердцем пошла в сторону административного крыла. Внутри у нее пузыристо бурлило и радостно пощипывало удовлетворение. Впервые она смогла ответить на этот гадский вопрос «А Вы мне что?». Господи, стоило провалиться в преисподнюю с рогатыми демонами только ради того, чтобы закрыть этот гештальт!

Глубокое чувство отмщения за поруганную учительскую честь заполнило все ее существо до самых краев. Даже апатия куда-то улетучилась, и захотелось идти вприпрыжку, как в детстве. Лучше было бы, только если б ситуация повторилась с каждым наглым подростком, кто хоть раз ставил ее в тупик этим вопросом. Тогда Марина, наверное, даже полетела бы на крыльях облегчения.

— Эй, Вы не можете! — возмутился парень и даже дернул ее за плечо.

— Я? — хмыкнула Марина, развернулась и с демонстративной брезгливостью отряхнула плечо. — Я-то как раз могу. Это ВЫ не можете, дорогие мои преступнички. Вам дали шанс, вы им не воспользовались. Всем до свидания! Я возвращаюсь в свой мир.

Она снова повернулась и даже успела сделать несколько шагов, когда ее окликнул совсем другой голос — низкий и куда более серьезный.

— Эй, подождите! Мы всё поняли. Вернитесь, пожалуйста.

Марина остановилась и вздохнула. Ну вот, а она только было обрадовалась избавлению от подозрительной работы. Но увы, учительская совесть тут же потребовала вознаградить детей за попытку работы над ошибками.

Помрачнев и как будто снова отяжелев, Марина взяла себя в руки, задавила в зародыше чувство разочарования, развернулась к напряженно замершим лицам и сказала:

— Первый и последний раз. Еще одно опоздание — и вы здесь больше не учитесь. И да, меня зовут не «Эй!», а Марина Игоревна.

***

Урок музыки, дубль второй.

Марина подождала, пока последний силуэт скроется в дверях аудитории, оправилась и вошла, думая только о собственной осанке. Сосредоточенность на мелких деталях всегда помогала ей засунуть поглубже свой страх. И тем не менее, стоило ей дойти до кафедры и окинуть взглядом «класс», как внутри что-то скрутилось и захотелось в туалет.

Господи, кого тут только не было! Зубастые, бородатые, рогатые, длинноухие, чешуйчатые. Один вообще походил на блевотного вида лужу, по какому-то недоразумению принявшую человеческую форму. Они расселись максимально свободно — почти каждый занял отдельную парту — и все равно средний размер тела был таков, что помещение мигом заполнилось и едва ли не затрещало по швам. А уж какой установился «аромат»…

— Ну-с, начнем, — с деланной невозмутимостью сказала Марина, раскатала свиток со списком класса… и уставилась на неизвестные закорючки. Отдаленно они напоминали буквы. В начале каждой строки было даже нечто, явно заменявшее цифру. Но на этом ассоциации заканчивались.

Марина мысленно выругалась. Ей еще в первый момент появления в этом мире показалось, что она говорит на другом языке. Но так как этот язык отчего-то воспринимался как родной, она не обратила внимания на этот факт — были дела поважнее. Похоже, артефакт, забросивший ее сюда, дал способность понимать чужую речь. Но не письменность.

— Кхм, — она прочистила горло, торопливо меняя план действий. — Давайте-ка вы представитесь, а я запишу имена.

Она взяла перо и макнула его кончик в чернильницу. В своих способностях красиво писать пером и чернилами Марина сомневалась. Но, к счастью, кафедра была устроена так, что загораживала от учащихся содержимое листа.

— Ну-с, давайте по рядам, — кивнула она, приготовившись. — Молодой человек, поднимитесь и представьтесь.

Из-за парты поднялся потрясающе красивый парень с фиолетовыми косичками, собранными в хвост и украшенными деревянными бусинами. Он чуть насмешливо улыбнулся и представился:

— Шерман.

Марина подождала немного, но продолжения не последовало. Тогда она уточнила:

— А фамилия?

— Просто Шерман, — пожал плечами красавчик.

— Ладно, садись, «Просто Шерман», — сказала она, начиная заполнять новый столбик. На первое время и так сойдет. Главное, что они не начали говорить всякую ерунду, вроде имен персонажей популярных фильмов или матерные слова — было в ее практике и такое. Впрочем, возможно, в этом мире были свои культовые личности. Главное было не подавать вида, что она растеряна и не может сличить имена со списком.

— Следующий! — велела Марина.

Из-за второй парты поднялся серьезный парень. Точнее, даже мужчина лет тридцати — с густой гривой золотисто-медных волос и опрятной бородкой. Марина немного смутилась: может, вместо ребенка пришел чей-то родитель? Впрочем, они вроде как сироты… Ай, ладно, потом уточнит у завуча, что это за ерунда.

— Ксавьер, — приятным баритоном представился мужчина и сел обратно, сразу потеряв к происходящему всякий интерес. Марина кивнула и торопливо записала. Все-таки не родитель.