Мощи Распутина. Проклятие Старца

— Роман считает, что Иван не был психически ненормальным, не считая ранней стадии Альцгеймера, — сказала Робин.

If. — Я знаю, что считает Роман.

— Вы согласны с ним?

Он пожал плечами.

— Опять молчите. Интересно, как вы собираетесь раскрывать дело.

— Какое дело? — спросил он. — О смерти Ивана или о том, что мы нашли в банке?

— Думаю, это все части одной истории. Не исключено, что смерть вашего полицейского тоже.

Росток не ответил, не желая признавать, что согласен с ней. Его очень беспокоила та скорость, с которой она складывала кусочки паззла. Робин проработала над этим делом всего три дня, а информации собрала больше, чем он за два месяца.

— Нет, Росток, теперь молчанием вы от меня не отделаетесь, — предупредила она. — У меня уже столько материала, что получится отличный репортаж. Убиты три старика, и в сейфе последнего найдена человеческая кисть. Да я хоть сегодня отнесу это редактору — в том случае, конечно, если вы откажетесь сотрудничать.

— Ладно, ладно, — сдался он. — Давайте поговорим.

В награду он получил очередную из ее дерзких улыбок и вдруг понял, что невольно улыбается в ответ.

Когда она села в машину, к улыбке добавился нежный цветочный аромат ее духов. К нему был примешан какой-то запах, похожий на дым от трубочного табака. Наверное, парень, подумал Росток, не заметив на ней обручального кольца. Хотя, парень — так рано утром?

— Давайте начнем с вашего копа.

— Офицера Бракнера.

— Простите… Офицера Бракнера. Он охранял вдову, верно?

— Да.

— И где она теперь?

— Не знаю.

— Пропала.

— Похоже на то. В спальне мы обнаружили тело Отто, но ее нигде нет.

— Она не могла вернуться в Лас-Вегас?

— Ее машина припаркована у дома, бензобак заполнен на три четверти, и с мотором все в порядке. Офицер, который нашел тело, все это проверял.

— Вы не думаете… — репортерша колебалась. — Вы не думаете, что с ней могло что-то произойти? Вдруг она тоже мертва?

— Я знаю одно: в ее спальне обнаружен труп офицера полиции, и ее нигде нет.

— Но в смерти офицера нет ничего подозрительного — она наступила от естественных причин, верно?

— Если верить коронеру.

Он не ожидал, что у него вырвутся эти слова, но она умела вытягивать из людей необдуманные фразы. Теперь Робин глядела на него, слегка прищурив глаза и, похоже, делая какие-то выводы. С ней нужно быть осторожнее, понял Росток. В конце концов, не исключено, что она знает больше, чем хочет показать.

41

Николь чудом увернулась от первого удара, вжавшись в угол.

Но Светлана была настроена решительно. Она прокричала что-то нечленораздельное на своем родном языке и опять занесла нож. Загнанная в угол, Николь умоляла о пощаде. Она подняла одну руку, защищая лицо, а другой пыталась нащупать что-нибудь. В последний момент, когда нож уже опускался, ее пальцы наткнулись на ручку кувшина. Без лишних раздумий она ударила им по руке Светланы. Нож отлетел к противоположной стене. Светлана повернулась, чтобы вернуть себе оружие. Николь схватила ее за юбку, но только вырвала лоскут ткани. Старуха в ярости закричала, когда Николь набросилась на нее, схватив за костлявое колено и повалив на пол. Затем послышался гулкий удар черепа о деревянные доски, и стало тихо.

Светлана недвижно лежала на полу, протянув руку к ножу. Николь ждала, готовая действовать при малейшем шевелении. Старуха была жива? — Николь слышала ее дыхание. Теперь она казалась такой хрупкой: даже не человеком, а оболочкой человека. Ноги, выглядывающие из-под юбки, были облачены в старомодные чулки до колен. Теперь, когда опасность миновала, Николь ощущала сострадание к этой женщине. Несомненно, ее ярость была вызвана любовью и ревностью.

Николь медленно встала на ноги. Она нагнулась над женщиной и нежно провела рукой по ее волосам.

— Все хорошо, — сказала она, когда Светлана открыла глаза. Я хочу уйти отсюда. Понимаете? Уйти. Вы мне поможете?

42

— Полагаю, ты записывала беседу с Керенским, — сказал Росток. Они с Робин ехали по Миддл-Вэлли.

— Конечно.

— Я бы хотел получить копию пленки.

— А ты разве не делал заметок?

— Люди нервничают, когда видят, что полицейский что-то пишет за ними.

— Я, кстати, тоже это заметила.

— К тому же, Роман мой старый друг. Я решил, что всегда могу навестить его еще раз, если мне понадобятся какие-то записи.

— Если его легкие не откажут раньше, — заметила она.

— Также мне хотелось бы получить копию распечатки по телефонным звонкам.

— Будет сделано. Что еще?

— Расскажи мне, откуда ты берешь информацию, — сказал Росток. — Все то, что ты узнала об Иване и Николь. То есть, я понимаю, что у тебя человек среди помощников коронера, но криминальные сведения обычно доступны только для представителей правоохранительных органов, не говоря уже о психиатрах из клиники, которые раскрывают свои врачебные тайны только в зале суда.

— Вообще-то, нам не положено раскрывать свои источники.

— Брось. Хочешь работать со мной — будь добра, расскажи, кто тебе помогает.

— Это какой-то обман, или что? Ты делаешь вид, что сотрудничаешь, а на самом деле хочешь узнать о моих источниках?

— Боже, ты такая же недоверчивая, как и я, — усмехнулся Росток.

— Сочту это за комплимент.

— Если тебе от этого легче… А теперь рассказывай, откуда твои сведения.

— У нас на станции есть человек, консультант по имени Гамильтон Уинфилд, и у него какие-то невероятные связи. По-моему, он знает всех — действительно всех.

— Могу назвать тебе человека, которого он не знает — я.

— Если он и не знаком с тобой лично, то может узнать о тебе все: от номера банковского счета до личного дела в школе, последней оценки рабочих характеристик, размера обуви, и даже сорта хлопьев, которые ты ешь на завтрак, и название последнего фильма, который ты взял в прокате.

— Он действительно все это может?

— В нашем деле это нормально.

— Тогда откуда мне знать, что он уже не разузнал? Робин удивилась, словно ей это действительно не приходило в голову.

— Если и так, — мягко проговорила она, — то со мной он не поделился.

Они доехали до окраин Миддл-Вэлли, где город плавно сменялся индустриальной пустошью, ограничивавшей Скрантон.

— Не думаю, что тебе стоит беспокоиться о Уинфилде, — добавила она после небольшой паузы. — Он старик, ему лет семьдесят-восемьдесят. Когда-то был знаменитым иностранным корреспондентом — думаю, отсюда его связи. Могу достать тебе копию его резюме, если хочешь. А куда мы едем?

— Увидишь, когда доберемся. Дай мне свой диктофон.