Мощи Распутина. Проклятие Старца

— История знает много случаев, когда святых преследовали и убивали за их веру. Генералы не любили Распутина за то, что он был пацифистом и убедил царя не вступать в Балканскую войну. Торговцы — за то, что он защищал бедных. Консерваторы — за то, что он боролся за права евреев. Иерархи Православной Церкви — за то, что он мог подорвать их влияние. Политики — за то, что по его совету назначались министры. Дворянство — за то, что он был приближенным императора и всей царской семьи. И конечно, за то, что он был крестьянином, простым мужиком.

— А кто-нибудь любил его?

— Его любила императорская семья. И крестьяне, сделав паузу, добавил старик. — Любовь к Распутину, наверное, была единственной общей чертой правящей семьи и мужиков.

52

Николь открыла глаза и увидела над собой молодого человека. На нем была зеленая одежда, а на голове нечто похожее на шапочку для душа. На шее болталась марлевая повязка.

— Не бойтесь, — успокаивающе проговорил он. — Я доктор Уэйверли.

Доктор? Он бриться-то не начал, и уж тем более не мог проучиться восемь лет в университете.

— Вы, наверное, не знаете, что с вами произошло?

Николь попыталась покачать головой, но та почему-то отказывалась двигаться.

— Вы упали, когда шли мимо здания администрации. Когда «скорая» доставила вас в больницу, вы были без сознания. Мы решили, что у вас шок. Поэтому поставили капельницы.

Николь заметила, что у нее над кроватью висят прозрачные полиэтиленовые пакеты. Длинные трубки соединяли их с тыльной стороной левой ладони, где исчезали под белой клейкой лентой.

— Как давно вас беспокоит нога? — спросил он.

Она вдруг вспомнила, как, прихрамывая, вышла из офиса коронера, затем на улицу, но потом споткнулась и упала.

— Она болела с утра.

Николь заметила, что простыня сложена необычно, как палатка.

— Не беспокойтесь, — сказал доктор, чувствуя, что она волнуется. — Ваша нога на месте.

Он попытался подбодрить ее улыбкой.

— Пока ваше состояние стабильно. Мы сделали вам спинальную анестезию, так что теперь вы не чувствуете боли. У вас образовалась обширная поверхностная гематома на передней части бедра и сильный отек. Обычно он возникает, когда в покровной ткани скапливается сыворотка. Тогда нужно вводить Лазикс — он помогает организму избавиться от лишней жидкости. В серьезных случаях вводится местная дренажная трубка, чтобы быстрей откачать жидкость, пока еще не повреждены ткани. Но в вашем случае… есть затруднение.

Молодой доктор сел рядом с Николь.

— Основную часть жидкости, скопившейся в вашей ноге, составляет не сыворотка. Это кровь. Много крови. Мы подсчитали, что там около полулитра, а если добавить ту кровь, что мы уже откачали из гематомы, то получится почти двадцать процентов от общего количества крови у женщины вашего телосложения. Если столько крови скопилось в ноге, это значит, что головной мозг снабжался хуже. Поэтому вы и упали в обморок.

Его голос звучал устало, словно он диктовал послеоперационный отчет.

— Мы не знаем, откуда в ноге взялось столько крови. Бедренная артерия и все крупные вены в порядке. Я не вижу никакой травмы, которая могла бы стать причиной внутреннего кровотечения.

— Вчера я ударилась ногой, — сказала Николь.

Доктор Уйверли отмахнулся от ее замечания.

— Это могло вызвать разве что поверхностные повреждения, ведь мы говорим о верхней части бедра: жировая ткань здесь дает неплохую защиту.

— Тогда… что это может быть?

— Поначалу я заподозрил гемофилию. При этом заболевании кровь может медленно вытекать из десятков разорванных капилляров и образовывать подобные внутренние кровотечения. Если бы вы были в сознании, мы бы спросили, страдаете ли вы гемофилией. Но нам оставалось только сделать быстрый анализ. Признаков гемофилии мы не нашли.

Молодой доктор встал и расправил плечи.

— Извините, — сказал он. — Последнее время я не высыпаюсь, — он провел пятерней по коротко стриженым волосам и глубоко вздохнул. — Так или иначе, сейчас ваше состояние стабильно. К счастью, на этой неделе к нам в округ приезжает один из известнейших гематологов. Вы когда-нибудь слышали о докторе Зарубине? О нем писал журнал «Тайм».

— Я не читаю «Тайм», — сказал Николь.

— Доктор Зарубин — автор книги о химическом составе крови. Мы изучали ее в студенчестве. Если кто-то и может вас вытащить, то это доктор Зарубин.

53

Любая другая журналистка уже давно сидела бы на телефоне, подумал Росток. Почему Робин не звонит на станцию, не просит прислать ей оператора, чтобы тот заснял ее на фоне факультета и пары полицейских машин, взахлеб рассказывающую зрителям, как профессор Уильям Альцчиллер внезапно скончался, едва успев сделать важнейшее открытие в своей жизни.

Вместо этого она молча проследовала за Ростком в патрульную машину, села на пассажирское сиденье, поставив сумочку с ценным грузом себе на колени, предусмотрительно обхватив ее руками.

— Честно говоря, после всего увиденного я не прочь выпить, — вдруг заявила она. — Только не в баре. Мой дом по пути в Миддл-Вэлли. Можем заскочить, если хочешь.

Теперь, когда они работали вместе, предложение казалось уместным.

Робин Кронин жила в районе Скрантона, застроенном вековыми каменными особняками. Их основателями были владельцы антрацитовых шахт. Робин снимала две комнаты на первом этаже: высокие потолки, пояски над карнизом, свинцовое стекло в окнах и камин в стиле барокко. Аскетичность обстановки скрашивали ярко-красные и желтые подушки да пара коллекций, расставленных на полках. Внимание Ростка привлекли пять фарфоровых фигурок над камином. Они изображали ирландских лепреконов: четверо танцевали джигу, а один, с маленькой трубкой во рту, играл на искусно вырезанной скрипке.

— Коллекционные? — спросил он, взяв одну из фигурок в руки.

— Вероятно. Я точно не знаю. Они принадлежали еще моей бабушке.

Робин сбросила туфли и сделала попытку навести в комнате порядок, раскидав подушки по местам и закрыв ноутбук на рабочем столе.

— Дед оставил мне старую коллекцию матрешек, — сказал Росток. — Я тоже держу их на каминной полке.

— Такой брутальный полицейский играет в куклы? — усмехнулась она. — Как-то не верится.

— Во-первых, я вовсе не брутальный. По крайней мере, когда не ношу форму. А во-вторых, матрешки — это не просто игрушки, хотя дети тоже их любят. Матрешки — это форма русского народного творчества.

Когда вид комнаты наконец устроил Робин, она подошла к деревянному шкафу и открыла небольшой бар.

— Я почему об этом вспомнил… расследование напоминает мне набор матрешек, — он аккуратно поставил фигурку на полку.

— Ты на все смотришь как русский, да?

— Я и есть русский.

— Значит, ты должен любить водку, — не дождавшись ответа, Робин налила в два стакана по чуть-чуть «Столичной».

— По-твоему, это забавно? — сердито спросил он.

— Вовсе нет, — она унесла стаканы на кухню. Росток услышал, как она достает лед. — Я придумала, как сделать репортаж еще интереснее, — сказала она, возвращаясь и протягивая ему стакан. — Рассказать, как ты соединяешь русский фольклор и современные полицейские методы.