Мощи Распутина. Проклятие Старца
Шрифт:
— Я хочу провести кое-какие анализы, прежде чем выписать ее.
— Нет! Больше никаких анализов. Ты не посмеешь усомниться в деяниях Господа. Она исцелена, и пойдет со мной.
Он протянул Николь руку. Когда доктор Зарубин попытался встать у него на пути, епископ толкнул его. В палату вошли двое охранников, но тут же застыли на месте — Сергий обратил свой гнев на них:
— Назад! — скомандовал он.
Они отошли к дальней стене. Сестра склонилась над Зарубиным, положив его голову на свою пухлую ногу.
— Я не знаю, что вы, черт возьми, за человек, — злобно
— Я Защитник веры. Моя сила исходит от Господа. Никто из вас не смеет мне мешать.
Николь стояла рядом, чувствуя дрожь при звуке его голоса. Ей было жаль остальных людей в палате. Она видела в их лицах страх, и смятение, и нежелание принимать чудо, сотворенное Сергием. Но сама она больше его не боялась. Он исцелил ее.
— Я ухожу вместе с ним, — сказала она.
— Наверное, он загипнотизировал ее, — раздался голос сестры. Она говорит словно в трансе.
Доктор Зарубин поднялся на ноги, делая последнюю попытку остановить их.
' — Прошу вас, не забирайте ее, — умолял он.
— Теперь она принадлежит не твоему миру, — ответил Сергий. — Я и она будем трудиться для возрождения Святой Русской церкви, чтобы очистить ее от еретиков и вернуть славу и почет.
— Вы не понимаете, — сказал Зарубин. — По всему миру люди умирают от подобных кровоизлияний. Истекают кровью — и никто не знает почему. Скажите хотя бы, как вы остановили кровь. Я первый раз вижу, чтобы снимали такое состояние.
— Я был всего лишь инструментом, посредством которого изливалась сила, — сказал Сергий.
Николь закуталась в робу и ждала.
— Если вы уйдете сейчас, то приговорите остальных к смерти, — молил Зарубин. — Раз вы не хотите говорить мне, как вылечили ее, позвольте хотя бы провести тесты. Их результаты жизненно важны.
Сергий кивнул Николь, и она направилась к двери.
— На Руси кровоизлияние считается наказанием, сказал он. — Оно приходит в ночи. Тысячи людей умерли от этого за прошедшие века. Только немногим удалось пережить наказание кровью.
— Он сумасшедший, — сказала сестра.
Зарубин проигнорировал ее.
— Как выжили те немногие? — спросил он. Николь была уже в коридоре.
— Скажите мне, как они выжили! — прокричал Зарубин.
Сергий повернулся и темным силуэтом застыл в дверном проеме.
— Есть только один путь. Через вмешательство человека, который показал свою власть над кровью и умер в муках за сотворенные им чудеса. Человека, чье тело сожгли, а прах развеяли большевики и антихристы, покорившие Святую Русскую Церковь.
Он замолчал. Его глаза излучали энергию, и это чувствовал каждый в палате.
— Этот человек — Великий Святой и Заступник, перерожденный Иисус Христос, Григорий Ефимович Распутин!
При упоминании этого имени лицо Зарубина побледнело.
68
Комната, в которой находились Росток и Чандхари, имела много общего с камерой повышенной безопасности. Окна были защищены плотными металлическими экранами. Стекла были по периметру проклеены металлизированной
пленкой с сигнальными проводками. Металлическая дверь имела самозакрывающийся механизм. Кроме того, возле стальных дверей в коридоре стояли вооруженные охранники, как и у входа в здание, и у обоих ворот. Проволока двойной ограды находилась под высоким напряжением. Все это превращало здание в нечто похожее на тюрьму. Чандхари же бесконечными расспросами походила на детектива.Однако с ней Росток начинал чувствовать себя спокойно. Ему нравился ее подход и скрупулезность. «Может быть, дело в ее научном прошлом, — подумал Росток. — А может, так были натренированы все федеральные следователи?» Так или иначе, Росток смог посмотреть на вещи под иным углом.
— Кто еще находился в банке, когда открыли сейф? — спросила Чандхари. — Не обязательно в хранилище, а во всем здании?
Например, этого он не учел. Может быть, это имело значение, а может, и нет. В любом случае, вопрос был хорошим.
— Во-первых, там была секретарша, — начал вспоминать он. — Ее имя Соня Ярош. Ей как минимум девяносто лет, поэтому я бы не удивился, если бы во всей этой цепочке смертей она была бы первой. Но вчера утром я видел, как она преспокойно поливала цветы. Выглядела абсолютно здоровой.
— Девяносто лет, говорите? Как давно здесь поселились ее предки?
— Она и сама родилась не здесь — по-моему, в Петрограде — и эмигрировала вместе с ними.
— В Петрограде? — доктор Чандхари подняла взгляд от папки. — Вы уверены? Уверены, что эта женщина родилась в России?
— По словам самой Сони, она приехала сюда в 30-х годах.
— И она до сих пор жива! Невероятно! Отлично! Мы с ней свяжемся.
— Также там был банковский охранник, парень по имени Эдди Бьеласки. Он заходил в хранилище, когда Отто снимал отпечатки пальцев. Но Эдди, по-моему, в порядке. На следующий день он пришел на работу. Когда я приезжал в банк после смерти Зимана, он показался мне вполне здоровым. И насколько мне известно, все еще жив.
— Что вы знаете о его прошлом? Он не иммигрант?
— Он приехал вскоре после войны.
— Чудесно. Проверим и его тоже. Кто-нибудь заходил в хранилище на следующий день?
— Ну, об этом надо спросить работников банка. Я знаю, утром хранилище закрыли на дезинфекцию. Приезжали люди из министерства здравоохранения.
— И они провели дезинфекцию? Это обычная практика?
— Думаю, да. По крайней мере, если случается грязная или подозрительная смерть, место всегда дезинфицируют.
Доктор Чандхари достала из кармана халата резиновые перчатки.
— Пока мы ждем Шермана, я хотела бы вас немного обследовать, — сказала Чандхари.
— Обследовать?
— Да, провести медицинский осмотр. Знаете, история болезни, анализ крови и так далее.
Росток смотрел, как она натягивает перчатки на свои тонкие руки.
— Зачем вам это? — спросил он.
— Мне казалось, это очевидно, — ответила она. — Из всех людей, побывавших в хранилище, вы один живы. И я хотела бы выяснить, почему, и сколько вам еще осталось.