Москва – город проклятых
Шрифт:
Коренастый деревенщина важно прошествовал мимо Стаса к административному зданию, словно наполеончик во главе своих маршалов и министров.
Стас озадаченно оглянулся на доктора:
— Что у вас тут произошло?
— Прорыв инфицированных на территорию, — тяжко вздохнул тот. — Нам внезапно отключили электричество. Пока наши электрики разбирались в чём дело и запускали резервные генераторы, полтора десятка бесноватых воспользовались моментом, проникли за стену и устроили кровавый погром. История вышла тёмная. Буквально перед этим будто бы был звонок из городской мэрии нашему начальству, после чего тюрьма оказалась обесточена. Хотя насколько я слышал, мы входим в перечень объектов, которые ни при каких обстоятельствах не могут быть отключены. Непонятно также почему не сработала резервная подстанция. Свора плотоядных, словно ждала этого момента и сразу
— А где Сокольничий?
Врач неопределённо пожал плечами.
…Подполковник Тимофей Петрович Сокольничий смущённо примостился на краешке стула перед своим же массивным рабочим столом, за которым теперь по-хозяйски восседал Афанасий Жгутов. Сокольничий всегда считал его внешность несолидной для мужчины и вообще держал за неудачника: в таком возрасте всё ещё оставаться младшим лейтенантом! Однако теперь широкое «бабье» лицо оперуполномоченного с мелкими недоразвитыми чертами навевало на старого служаку почтение и трепет. Сокольничий больше не чувствовал себя хозяином в собственном кабинете и даже не помышлял, чтобы возмутиться нахальством подчинённого, развалившимся в его кресле и взгромоздившего ноги на стол, поверх его рабочих бумаг. После того, как со слюной прорвавшегося на территорию заражённого ему в рану на руке мог попасть вирус, Сокольничий в один момент оказался в гораздо более незавидном положении, чем последний тюремный петух. Тимофей Петрович полностью отдавал себе отчёт в том, что в сложившейся критической ситуации его не спасёт ни должность, ни погоны, если это выясниться. Поэтому он не стал обращаться к доктору, а попытался скрыть факт ранения, перевязав прокушенное запястье платком и надев запасной китель вместо запачканного кровью. Но располагающий целой сетью стукачей не только среди зэков, но и тюремного персонала Жгутов конечно всё быстро узнал.
Сокольничий полностью отдавал себе отчёт в том, что его судьба теперь полностью в руках лейтенанта. На простецкой усатой физиономии честного служаки прочно закрепилось выражение вины, хотя в чём он виноват?! Просто ему ужасно не повезло сегодня.
— Так что ты будешь со мной делать, Афоня? — озабоченно спросил начальник тюрьмы, с собачьей преданностью заглядывая в глаза оперуполномоченному.
— А что мне с тобой делать, Тимофей Петрович? — с сочувственной миной пожал плечами Жгутов. — Считай повезло тебе, Тимофей Петрович. Помилование тебе вышло. Заменили расстрел на четвертак. — Опер хохотнул своей грубоватой шутке. — Уверен, что рана твоя неопасная, отлежишься пару деньков в моём кабинете на диване, выспишься; я велю, чтобы тебя там не беспокоили, еду тебе будет приносить мой верный человек. Вот тебе записка, покажешь её человеку, что дожидается за этой дверью, он будет твоим ангелом-хранителем и кормильцем, пока не оклемаешься. — Жгутов по-хозяйски достал из ящика стола лист бумаги и стал быстро писать. — Считай, что повезло тебе со мной, Тимофей Петрович. Можешь идти. И не забудь проставиться за своё второе рождение… как-нибудь потом.
— Ты это серьезно? — не мог поверить Сокольничий, вглядываясь в строчки, выходящие из поскрипывающего по бумаге автоматического пера.
— Серьезнее не бывает. — Жгутов поднялся и протянул подполковнику листок.
Подполковник осторожно, словно боясь обжечься, взял бумагу, пробежал глазами и повлажневшими глазами взглянул в невыразительное лицо лейтенанта.
— Так мне… идти?
— Иди. Да, — подтвердил Жгутов и вдруг вспомнил о чём-то не слишком существенном. — Кстати, Тимофей Петрович, пока будешь отлёживаться, надо назначить кого-то временно исполняющим обязанности начальника следственного изолятора.
— Да, да, — согласно закивал Сокольничий, — инструкция обязывает так поступить…
— Кого думаешь назначить вместо себя?
— Сокольничий заколебался. По правилам, следовало возложить свои обязанности на заместителя майора Рюмина.
— Так у тебя есть кандидатура? — многозначительно ждал Жгутов.
— Я хотел бы просить вас пока замещать меня, Афанасий Петрович.
— Меня? — будто удивился Жгутов, задумчиво пошевелил бровями и вздохнул. — Ну ладно.
— Спасибо тебе, Афоня, — перевёл дух Сокольничий. — Век не забуду. Вот уж не думал, что живым выберусь из этой передряги. Прости, если что не так у нас было! Я ведь иногда бывал груб с тобой, но это не со зла,
а только в интересах службы.— Я понимаю.
— Поверь, я давно собирался перед руководством ходатайствовать о присвоении тебе очередного звания.
— Верю. Иди, Тимофей Петрович, отдыхай.
— Мы ведь с тобой, Афоня, почти родня, — робко напомнил Сокольничий.
Жгутов презрительно хмыкнул: поздновато ты об этом вспомнил.
Немолодой, раздавленный случившейся с ним бедой, мужчина неловко повернулся и, сгорбившись, вяло затопал к двери.
Афанасий Жгутов внимательно глядел в седой затылок бывшего начальника. Голова у подполковника была коротко подстрижена. Затылок был неправильной некрасивой формы. И как только человек с таким примитивным шишковатым черепом мог дослужиться до высокого звания и служебного положения?! Всё-таки в России не умеют ценить истинные таланты… В основании черепа Сокольничьего Жгутов рассмотрел небольшую шишку-жировик, и прищурился на неё в качестве ориентира. Быстро сунул руку в карман, пальцы отыскали прохладную рукоять пистолета. Еще несколько секунд Жгутов наблюдал за тем, как бывший хозяин кабинета и его служебной судьбы на непослушных, вмиг состарившихся ногах пробирается к приоткрытой двери, а потом, подавив в себе сожаление, поднял пистолет и выстрелил.
Голова Сокольничьего брызнула кровью и множеством мелких осколков, и начальник Бутырок, раскинув руки, повалился на дверь, которая под тяжестью его массивного тела распахнулась.
Жгутов некоторое время глядел на содрогающийся в конвульсиях труп, потом поднялся и открыл сейф, достал бутылку, налил себе полный стакан, единым махом, как будто это была ключевая водица, вылил водку себе в утробу.
— Лом! — громко позвал новый хозяин тюрьмы. — Где ты там?! Черт тебя подери! Или, может быть, мне самому покойника тащить?
Вошел долговязый детина из числа уголовников, оторопело взглянул на тело бывшего кума с размозжёным пулей затылком.
— Оттащишь его в крематорий, и предашь огню — угрюмо распорядился Афанасий Жгутов.
— Подполковника? — рослый боец с лошадиным лицом недоуменно посмотрел на оперуполномоченного. — Может пока похоронить его за стеной, всё-таки такой важный человек.
— Сейчас! Немедленно сжечь! — отрезал Жгутов, потом нахмурившись, попытался зачем-то объяснить: — Тебе легко было бы убить собственного отца? Так он мне вроде того был…Но так надо.
Да, определенно старший лейтенант Жгутов был не в себе, и уголовник струхнул и замешкался.
— В печь его! — скривив мокрый рот, рявкнул Жгутов. — Если спросят, объяснишь, что полкаш тоже укушен заражённой мразью, у него на запястье правой руки следы от клыков должны остаться.
Напуганный гневом беспощадного гражданина начальника, двухметровый детина взвалил тяжёлый труп на собственные плечи и без всяких помощников потащил в котельную.
— И передай Гарику, — крикнул ему в спину новый тюремный кум, — чтобы не забывал, что за Монаха он теперь мой должник по гроб жизни, и должен выполнять все мои приказания.
Глава 86
Пролетевший над головами у мужчин разведывательный дрон скрылся из вида, Вас Вас медленно перевёл взгляд на маленькую Вику, которая трогательно обнимала его, словно родного отца, потом взглянул на молодого владельца покорёженной уличными вандалами спортивной тачки и снова попросил паренька с проникновенной отеческой интонацией в голосе:
— Прошу тебя, сынок, возьми девочку, пропадёт она тут!
Но длинноногий пижон лишь развёл руками: не может он взять малышку, так как сам пребывает в незавидном положении бродячего пса, то есть не имеет в этом городе своего угла, а теперь вот лишился ещё и последнего пристанища — машины. Ему бы себя прокормить, а придётся печься ещё о семилетнем ребёнке. Нет это для него обуза, которой он не хочет себя обременять.
От нахлынувших переживаний боль в животе у капитана Сенина снова стала труднопереносимой. Чтобы хоть как-то унять её Вас Вас снял с себя рюкзак и, покопавшись в нём, извлёк маленькую бутылочку воды, которую раздобыл в супермаркете. Её содержимое красиво светилось в сумерках «космическим» сиянием. «Млечный путь» — прочёл Вас Вас. С яркой этикетки ему приветливо улыбалась супруга столичного мэра Любовь Вершинина. После нескольких глотков ему на удивление заметно полегчало: в только что пылающем болью животе вдруг повеяло прохладой, в обессиленном теле появилась энергия. Молодец — супруга градоначальника — прямо магическую живую воду разливает на своём заводе! Можно снова трогаться в путь, но куда? Вас Вас озадаченно закрутил головой.