Москва-матушка

— Аллах велик в небе, хан — на земле. Каждое его слово свято и законно. Куда великий прикажет отвести неверного?

— Пусть идут в посольский двор и ждут нашего решения.

В посольском дворе аскеры ни на шаг не отходили от Никиты Беклемишев позвал к себе Чурилова и сказал:

— Теперь на тебя да на Тугейку надежда. Пошли Шомельку к Ширину, посули ему большой бакшиш. Хан его слушается. Тугейка пусть идет тайно к Нурсалган. Насколько я понял — он па­рень с головой, знает, что и как выговорить.

Чурилов разыскал Тугейку, передал ему привет боярина. Тусейка много говорить не любил, а если что и скажет, то прямо:

— Ни явно, ни тайно во дворец нам не попасть. Золота надо.

— Много?

— Не больно много. Дворцову стражу подкупить.

— А если во дворце нас поймают? Ведь голову снесут.

— Во дворец не пойдем. Нам бы только царице весть подать. Сама придет.

— Вот держи,— Никита положил в руку Тугейки кисет с золо­том. — Устраивай сие дело, как лучше. Я тут не ходок.

Вечером перед сменой караулов Тугейка долго околачивался у ворот в крепость, ожидал удобного случая. Один из стражей, на­конец, отошел от ворот и пошел вдоль стены. Тугейка догнал его и без обвиняков сказал:

— Тебе деньги нужны?

— Деньги всем нужны,— ответил страж, не оглядываясь.

— Надо весть во дворец передать.

— Кому?

— Царице Нурсалтан.

– - Трудно,— сказал страж. — Ази живет в гареме, туда ходу нет. Очень трудно.

— Евнух поможет...

— Ему тоже деньги нужны.

— Дам и ему.

— А страже около гарема?

— Дам и страже...

— А служанке, которая унесет весть царице?

— Шайтан с тобой — дам и служанке.

— Еще надо дать...

— Э-э,— Тугейка остановился,— аллах тебе спутник. Иди. Я найду не такого жадного, как ты,— и зашагал обратно.

— Постой-постой,—страж схватил его за рукав,—говори, что передать.

— Скажешь ей: приехал Туга, который из Казани. Что она на то ответит, скажешь мне. Я тут буду ждать.

— Давай деньги.

— Рано. Вот возвратишься — тогда.

Страж тряхнул бритой головой и скрылся за воротами дворца. Устроившись меж корнями большой чинары, Туга приготовился к долгому ожиданию. Но как только стемнело, от ворот отделились две фигуры — мужская и женская. Туга вскочил, вышел на дорогу, поравнялся с мужчиной, сунул ему в руку кисет. В одном из пе­реулков страж исчез — как растаял.

– Ты ли это, Тугейка? — раздался голос под покрывалом.

— Я, валидэ, я.

– - Ты вырос — тебя не узнать.

— Если бы ты видела своих сынов. Они еще выше меня...

— Говори, говори.

– Впереди люди идут, валидэ.

Нурсалтан схватила его за руку и свернула в заулок. Скоро пришли они к богатому дому, постучали. Их встретила старая женщина, провела в просторную комнату с двумя светильниками. Нурсалтан долго рассматривала Тугу. В ее глазах стояли слезы, и он понимал чувства матери.

На столе появились фрукты и шербет. Тугейка вынул из-за пазухи письмо великого князя, передал валидэ. Она положила его на стол, не читая, сказала нетерпеливо:

— Ну рассказывай, как они там мои родные...

И Тугейка начал говорить о том, что дети ее растут, мать вспо­минают часто, послали ей письма и подарки, которые он, Тугейка, не посмел взять с собой.

— Они уже знают грамоту?

— Иван учит их грамоте арабской, по-русски они тоже говорят. Не беспокойся, великая Нурсалтан.

— Веру магометову не забыли? Не принуждают ли их?..

— Они молятся аллаху. Князь к своей вере их не принуждает, да ему это и не нужно. Знай, валидэ, Иван готовится к походу на Казань. Он хочет свергнуть хана и на его место посадить твоего сына Аминя.

— О, если это случится — я сразу уеду к нему.

— Если позволишь, великая, я пойду за русскими. Они тоже

хотели увидеть тебя.

— Иди. Я пока прочту письма Ивана.

Спустя полчаса, Тугейка привел Хозю Кокоса и Никиту.

Никита был одет просто и держал в руках лоток с товарами. Поприветствовав Кокоса, царица спросила:

– При слуге о деле говорить можно ли?

– Сие не слуга, а помощник боярина московского. Ему из­

вольте передать письмо.

Нурсалтан быстро свернула листы в трубку и, перевязав их шелковой тесьмой, передала Чурилову. Затем вышла в соседнюю комнату и вынесла большую черную, обтянутую кожей, коробку. Открыв ее, поднесла молча Никите. На малиновом бархате лежала словно свернувшаяся змейка, нить крупных жемчугов. Хозя Ко­кос, вытянув шею, долго, не отрываясь, смотрел на нить, а потом воскликнул:

— Какое великолепие!

— Прошу передать эти зерна брату моему Ивану с поклоном.

— Великая царица,— произнес Чурилов,— я не волен брать столь дорогие подарки. Зернам сим цены нет. Мне токмо повелено вручить тебе от светлого имени Московского государя вот сей ло­ток. Там и каменья дорогие и золото с серебром. Боярин Никита повелел також сказать, чтобы ты завтра послала слугу в посоль­ский двор за соболем да белками. Столь великую ношу взять с собой мы убоялись.

— Скажи спасибо брату Ивану за подарки,— сказала Нурсал- тан, принимая лоток. — А это возьми — твой государь сам просил послать ему эти зерна.

— Пришел я к царице,— сказал Чурилов, принимая жемчуг,— с просьбой. Посла моего хан грозится закрепить, грамоту шертную, ради какой мы приехали дать, отказался. От государева име­ни посол помощи твоей великой просит.

— Передай послу — пусть ждет. Без шерти он от нас не уедет. На то мое царицыно слово. Сколь времени на то надо, не знаю, только пусть ждет. А сейчас уходите. За наши головы боюсь.