Москва слезам не верит

– Невероятно! Я отработал девять смен. Это, наверное, рекорд Европы, а может быть, и мира.

– Рекорд – двенадцать. – И Катерина рассказала о случае с Антониной.

– Ты должна познакомить меня с этим половым гигантом, если он существует.

– Он существует, – подтвердила Катерина. – У них уже двое детей. Я тебя познакомлю, когда ты будешь в Москве.

Иржи не приехал в Москву. Катерину срочно отозвали из Праги. На следующий день после возвращения в Москву она утром включила радио и узнала, что наши войска вошли в Чехословакию. Через полгода в Москву приехал их общий с Иржи знакомый и сказал, что Иржи в Праге нет. Одни говорили, что его застрелили, когда он переходил австрийскую границу, другие уверяли, что его видели в Мюнхене.

Глава 7

Катерина позвонила Изабелле, и та сообщила, что Рудольф звонил один раз. Катерина перестала даже ездить в центр Москвы, боясь случайной встречи с Рудольфом. У нее еще оставалось время до конца августа. Что-то должно было придуматься, но ничего не придумывалось, и она уже решила, что в начале сентября позвонит Рудольфу и все расскажет. А пока она ходила в соседний кинотеатр «Нева», который недавно открылся. Их фабрика находилась невдалеке от Ленинградского шоссе, и улицы, прилегающие к шоссе, назывались Флотская, Кронштадтская, Беломорская, большой универсам – «Ленинград». В субботу и воскресенье они с Людмилой шли на пляж в конце квартала, рядом с мостом через канал, загорали, начинались даже какие-то знакомства, но ничего серьезного не завязывалось.

Прошел месяц, и на воскресенье назначили свадьбу Антонины и Николая. Готовились всю неделю. Анна Никитична, мать Николая, сварила холодец, когда разлили его по мискам, оказалось ровно двадцать.

– Куда столько-то? – поразилась Людмила.

– А гостей сколько? – ответила Анна Никитична рассудительно. – Пятьдесят пять приглашенных, да еще соседи набегут. На семьдесят, не меньше, надо прикидывать.

Николай с отцом в субботу привезли на машине два ящика водки, три ящика пива, в двух ведрах стояла брага, в двух ведрах развели морс из клюквы, которую прислала мать Антонины. Ночью женщины делали салаты: «Столичный», под майонезом, салат «Оливье», из капусты, салаты из свежих малосольных огурцов, из помидоров, каждого не меньше чем по ведру. Резали сыр, колбасу, ветчину, готовили заливное из окуня и трески. Катерина стояла у плиты и жарила котлеты сразу на четырех сковородах.

– Сто, – вымолвила она наконец.

– Еще сковородки четыре, – сказала Анна Никитична. – Всегда на второй день догуливают.

На одной плите не управлялись, у соседей жарили кур в духовке.

Ушли в общежитие поздно. Свадьба, назначенная на двенадцать, естественно, задержалась. Столы, стулья, посуду одолжили у соседей. Столы шли через обе комнаты, один стоял в прихожей, почти упираясь во входную дверь. Одной лестничной площадки для мужчин оказалось мало, курили на третьем этаже и на пятом, распахнув окна. Наконец все расставили, и все уселись. Во главе стола сели Николай и Антонина, рядом с ними отец и мать Николая. Мать Антонины не приехала, прислала поздравительную телеграмму и сто рублей. Антонина про эти сто рублей ничего не сказала. Сняв свои сбережения со сберегательной книжки, приложив эти сто и заняв у Людмилы триста, предложила Анне Никитичне тысячу рублей на свадьбу. Та отказалась брать, уже было решено, что молодые будут строить кооперативную квартиру, вот и деньги на первый взнос.

Катерина рассматривала гостей и родственников. Все были люди простые: родственники из колхоза под Тамбовом, слесари, таксисты из таксопарка, сослуживцы родителей Николая, рабочие с автозавода, где они раньше работали. Катерина смотрела на эти прочные лица, крупные рабочие руки и думала, как повезло Антонине. Она такая же, и все здесь на равных. Конечно, Антонина не имела своей жилплощади, но испокон века муж брал жену в свой дом, и это всем казалось нормальным.

Как и во всякой компании, нашелся разбитной парень, который знал, как вести стол, за кого выпивать. Вначале за молодых, потом за родителей, потом за родственников ближайших, потом более дальних, за друзей, за соседей.

Людмила, Гурин и Катерина сидели вместе. Гурина узнали, подходили, просили выпить. Он пригубливал, но желающих выпить с ним было много, и рюмку его все наполняли и наполняли.

– Охолонись, – предупредила его Людмила. – Завтра у тебя тренировка. И двух минут не выдержишь!

– Выдержу! – бодро заверил Гурин. – Выдержим все, и широкую, ясную грудью дорогу проложим себе.

– Да, да, – подтвердила Людмила. – Жаль только, жить в эту пору прекрасную уж не придется ни мне, ни тебе.

– Придется, придется, – заверил ее Гурин и полез целоваться к Людмиле и почему-то к Катерине. Оттого что всю ночь готовили и не выспались, Катерина захмелела. Людмила заметила, что Катерина выискивает на столе соленые огурцы и квашеную капусту.

– И давно тебя на солененькое потянуло? – спросила она.

– Недавно. Сама удивляюсь, никогда соленого не любила, – призналась Катерина.

– Менструация была? – допрашивала шепотом Людмила, чтобы не привлекать внимания к их разговору.

– Нет. Задержка, – ответила Катерина и успокоила: – У меня это бывает. Смещение на два-три дня.

– А сместилось недели на две?

– Да, – призналась Катерина.

– Что будем делать? – спросила Людмила.

– Ты думаешь… – и Катерина не договорила этого страшного слова.

– Я уверена, – подтвердила Людмила. – Надо принять решение.

– Какое?

– Их всего два: или аборт, или замужество: Для первого аборта у тебя остался минимальный срок. В любом случае надо с ним говорить.

– С кем? – не поняла Катерина.

– С отцом ребенка.

– С Рудиком?

– Это тебе знать.

– Другого у меня не было. И что я ему скажу?

– Про все сразу и скажешь.

– И что обманула его? И что беременна? Я запуталась и завралась.

– Ничего, распутаешься. Рассказываешь ему все. Побурчит, конечно, но, если любит, женится.

– А если не женится? – спросила Катерина. – Потому что не сможет простить обмана?

– Значит, не любит. Кого любят, прощают. Правильно, дорогой? – обратилась Людмила к Гурину. – Или ничего не говори, обманывай и тяни дальше. Зарегистрируетесь, а потом признаешься, – продолжала она.

– Не хочу начинать семью с обмана!

– Не будет обмана – не будет алиментов. С паршивого козла хоть шерсти клок.

Антонина, увидев озабоченные лица подруг, пробралась к ним, по нескольким фразам все поняла.

– Девчонки! Дело-то серьезное!

В комнате, где остался Николай, его друзья кричали:

– Горько!

– Горько! – теперь уже требовала вся свадьба.

Антонина глянула на Николая, тот звал ее во главу стола. Антонина жестом почти приказала, чтобы он пробирался к ним. Николай пробрался с трудом. Его проход комментировали:

– Она должна к тебе идти, а не ты к ней!

– Будешь подкаблучником!

– Да убоится жена мужа своего.

Николай, не обращая внимания на реплики, добрался до подруг и спросил:

– Что случилось?

Но свадьба скандировала:

– Горько!

– Горько!

Николай и Антонина поцеловались. Им поаплодировали и тут же затянули песню: «По Дону гуляет, по Дону гуляет, по Дону гуляет казак молодой!!»

Людмила быстро пересказала Николаю создавшуюся ситуацию. Пока он был для них единственный мужчина, с которым можно посоветоваться, Гурин был не в счет: он уже сидел в обнимку с новыми друзьями и за что-то пил. Он держался довольно долго, но, чтобы не подумали, что он зазнается, решил не отказываться, все-таки замуж выходила подруга его будущей жены.