Мой безумный Новый год

Меня атакует тысяча мурашек, разбредающихся по тысячам дорожек моего тела. До чего же у него приятный низкий голос… С таким голосом на телевидение надо идти, или фильмы озвучивать, да что угодно, но не книжки строчить. И как я раньше не замечала? Наверное, всему виной колдовство этой ночи.

Нас разделяет буквально пару сантиметров. Я чувствую запах его парфюма, такой маскулинный, дерзкий, который пьянит покруче вина. В номере я его раньше точно не слышала. Это что, получается, он ради меня нанёс? Плевать! Просто понимаю, что сейчас мне на всё наплевать, лишь бы он вот так и дальше смотрел не меня своим обжигающим, раздевающим взглядом. Я уже и не помню, когда во мне в последний раз так ярко отзывались все эмоции. Я чувствую себя снова живой. Снова готовой довериться судьбе, коварству и безумию этого вечера, мужчине, который не сводит с меня своего пылающего взора, да наконец просто самой себе….

– А я и не играю, - чуть слышно говорю я, не отводя взгляда.

– Я тоже, - хрипло выдыхает Рома, накрывая мои губы своими.

Глава 21.

Я просыпаюсь от странного практически уже забытого мной ощущения. Когда тебя обнимает мужчина, крепко прижимая к себе. Когда ты полностью ощущаешь его, таким какой он есть – и чуть шероховатую кожу на кончиках пальцев, которые без какого-либо стеснения расположились у тебя на груди под футболкой, и небольшую щетину, которая едва заметно щекочет твоё плечо и шею, и приятная тяжесть второй руки, которая покоится на бедре, не давая ни единого шанса увеличить между вами расстояние. Впрочем, как и, не оставляя ни единого шанса не заметить своей пятой точкой, что мужской организм в полном порядке и функционирует, как надо.

И всё было бы прекрасно, если бы не одно «но».

Рядом со мной был не мой мужчина. И даже не Костя.

Захаров сейчас, вероятнее всего, в этот момент наслаждается утренним сексом со своей благоверной. А я нахожусь в своём номере, который делю с товарищем писателем. Которого я сейчас не наблюдала на узком неудобном диване. Зато я ощущала совсем рядом аромат его парфюма, который, наверное, уже проник мне под кожу, переплетаясь с моим собственным. Отсюда напрашивался логический вывод – наглые руки под моей футболкой принадлежат Ковальчуку.

Что было вчера?

Последнее, что я помню относительно ясно – наш поцелуй. Вполне себе не плохой поцелуй. Я бы даже сказала отличный.

Чёрт, да кого я обманываю? Охрененный он был, Лера, охрененный! Жаль только, что не удалось нормально им насладиться. Последний бокал вина явно был лишним.

Я прикрываю глаза и медленно выдыхаю, стараясь унять учащённое сердцебиение. Погружаюсь в тот самый момент, когда наша игра вышла из-под контроля и стёрла все границы.

Вначале это был осторожный, нежный поцелуй, как проба пера, который распаляет воображение, дразнит и заставляет желать большего. А потом накрывает с головой так, что ты не понимаешь, кто ты и где ты. Пока эти губы дарят тебе какие-то новые, невероятно яркие ощущения. Пробуждая внутри давно забытое чувство трепета, волнения и предвкушения того, что же будет дальше. Когда вы не можете оторваться друг друга, что кажется – ещё немного и закончится весь кислород. И каждое его прикосновение обжигает сильнее самого яркого пламени, но ты не против в нём сгореть… и просто прижимаешься сильнее, не сдерживая себя, точно он и есть твоё спасение.

Отрываюсь лишь на мгновение, обхватывая руками его лицо, нежно проводя пальцами по краю скулы. Рома тяжело выдыхает, едва касаясь моих губ. Я смотрю в его ярко-голубые глаза, цвета весеннего неба и понимаю, что у меня земля уходит из-под ног от переполняющих внутри эмоций. Я просто куда-то лечу, но мне не страшно. Мне хорошо.

А потом… темнота. Потому что я просто отключилась.

А дальше? Хотела бы я знать ответ на этот вопрос! В сознании какие-то спутанные обрывки воспоминаний: шум закрывающихся дверей лифта, грохот моих упавших туфель, чертыхания Ромы и его попытки снять одежду. Мою или его? Не помню.

Когда я в последний раз напивалась так, что меня вырубало прямо посреди вечеринки? В университетские времена? Или вообще никогда? Вроде бы я всегда умела пить. По крайней мере, до сегодняшнего дня я была в этом уверена.

С руками на моём теле определённо нужно что-то делать. Это ненормально. Для добрососедских отношений так точно! А если Рома проснётся, то будет вдвойне стыдно после вчерашнего.

Или ничего не было?

И тут до меня доходит, что я в футболке. В той самой, которую так любезно одолжил мне мой сосед. Вряд ли после бурного секса у него возникло непреодолимое желание меня приодеть. А ещё на мне сейчас точно были чулки с поясом. Значит, всё-таки ничего не было...

Почему мне так важно то, что Рома подумает обо мне и о вчерашней ситуации? Он и так знает меня не с самой лучшей стороны, знает, что я любовница женатого мужчины, но при этом всё равно довольно дружелюбно со мной общается. И даже вчера меня спас. И он не первый малознакомый мне мужчина, с которым я просыпаюсь утром в своей пастели. Тогда откуда у меня внутри это странное чувство смущения и стыда, совершенно неведанные мне ранее?

Нет, всё-таки нужно предпринять попытку освободиться от его горячих объятий. Я бы даже сказала – излишне горячих. Рома по ощущениям был, словно печка. Не удивительно, что я проснулась без одеяла. Для обогрева мне вполне хватило соседского тепла.

Аккуратно начинаю отодвигаться, пытаясь отползти на край кровати. Но не успеваю преодолеть и пары сантиметров, как меня тут же притягивают к себе.

– Ради бога, давай хотя бы сейчас нормально поспим.

Чего?! От возмущения я даже нахожу в себе силы и перекатываюсь на другой бок лицом к лицу к писателю, тем самым наконец скинув его руки с себя и со своей груди. Чему я была несказанно рада. Вроде бы… Нет, не могу сказать, что мне это было неприятно, но вот акцентировать внимание на этом пикантном факте и просить его соблюдать субординацию почему-то мне было сейчас крайне неловко.

Хотя о какой субординации может идти речь, когда я сейчас практически плюхнулась на него сверху?

– В смысле?
– требую пояснений я, но Ковальчук вновь погружается в негу сна, и начинает чуть слышно посапывать. Смотрю на него такого взлохмаченного, в помятой рубашке, джинсах, которые он так и не стянул с себя, на след от подушки на его щеке, на ресницу, которая упала и разместилась прямо под левым глазом, и в груди начинает сладко щемить. Так сильно, что становиться трудно дышать. Какой-то он до ужаса умилительный… Неправильно это всё. Очень хочу дотронуться рукой до его щеки и смахнуть ресницу, но понимаю, что не стоит. Мы друг другу никто. И вероятно, после того как мы сегодня разъедимся, нам больше никогда уже удастся пересечься.

Да и к чему? Мы ведь с ним даже не друзья. Просто люди, по странному стечению обстоятельств разделяющие друг с другом номер. И постель.

О чём я вообще думаю? Наверное, это и есть похмелье, когда голова отказывается нормально соображать и разум, закружившись в какой-то безумной карусели, подкидывает самые дикие мысли и образы. До некоторых пор, судьба меня как-то миловала и такой неприятный недуг, как похмелье, успешно обходил меня стороной. Сколько бы я не выпила, на утро я всегда прекрасно себя чувствовала, и сохраняла кристально чистое сознание. И главное – помнила, что я творила прошлой ночью.

Но, как говориться, всё бывает в первый раз.

– Эй! Мы не договорили, - тормошу я своего соседа, и стараюсь всё-таки немного отодвинуться. Мне нужны ответы на вопросы! И просто наблюдать, как он сладко посапывает, я не собираюсь!

– Ммм. Напомни мне больше никогда не приглашать к себе пожить в номер незнакомых барышень...

– Ром, что было этой ночью?
– я начинаю закипать. В пределах видимости в качестве орудия пыток были только подушки. Но я надеялась пока что обойтись без них и решить вопрос мирным путем.