Мой домовой — сводник

— Где кот? — спросила я, сунув ему под ноги тапочки.

— Тепловые ванны принимает, — и заметив мои большие глаза, Вадим снизошел до пояснения: — Жопу на батарее греет! Паленым запахнет, я не виноват. Раз пять пытался его согнать. Уйдет, через минуту опять там. Слушай, — Вадим швырнул ложку в раковину, и та звякнула о банку. — Все коты такие трахнутые, или нам только такой достался?

Я вынула из шкафчика две тарелки и поставила на стол. Новые, не дореволюционные. И не из Икеи. Бабкины, или Зинаида Николаевна настолько гостеприимная хозяйка? Не только денег не берет, но еще и вкладывается в чужой уют. Ради чего-то непонятного. И этот Домовенок… За кого они меня держат? За дуру, схватившуюся за дармовую квартиру? Может, это психологический эксперимент такой? Роман же сказал, что деньги их не интересуют. По нему это заметно. Холеный, козел! Ничего, я смешала им карты котом. Пусть они пока этого и не знают.

— Что это?

Шум был непонятный. Не похожий ни на что. Будто град. Но за окном дождя не наблюдалось.

— Твой кот в прошлой жизни был барабанщиком, — выдал Вадим флегматично.

Я побежала в комнату убедиться, что из батареи действительно можно выбивать подобные звуки хвостом. Чихуня даже не повернул в мою сторону морды, а я уверена, что в тот момент она была у него чрезвычайно довольной. Не то что моя собственная! Я, дура, понадеялась, что меня-то он признал и теперь пытается поделить с Вадимом. По-мужски. Грубо. Нет, он с ним дерется от скуки, а меня просто игнорирует.

А вот Вадим — нет. Диван остался разобранным с ночи, но сейчас был перестелен моим постельным бельем, которое я покупала в съемную комнату. Подушки выгнутые. Явно местные. Но, может, дорогие, как и все тут, и удобные? Спальники Вадим, наверное, отвез обратно к матери. В ванной я обнаружила новое полотенце для рук: то ли Марина Александровна выдала, то ли Вадим сам купил. Ведь может же такое случиться, что отдельная квартира вдруг пробудила в маменькином сыночке хозяйственный дух?

Я вернулась за борщом и взглянула на полную кошачью миску.

— Ты его второй раз накормил? — спросила я, надеясь на чудо, но Вадим покачал головой.

— Та еда вся заветрилась. Я выкинул. Насыпал сухого корма. Не подошел даже. Смешал с консервами, а он, гад, пять раз отходил от миски и орал на меня, а потом снизошел слизать по краям. И все. Надо его голодом поморить пару деньков.

Я все время смотрела на миску, не понимая, что меня в ней так смущает. И тут меня осенило:

— Так нельзя было смешивать корма!

Дура я! Сама выслушала ликбез от Тони, а Вадиму ничего не рассказала.

— Одними консервами кормить? Совсем рехнулась! — Вадим даже у виска покрутил. — Я зашел в магазин, взглянул на цены и понял, что мои клиентки не шутили, говоря, что у них на детей меньше уходит, чем на кошек и собак!

Я уже открыла рот, чтобы сообщить про материальную помощь от "внучка", но у Вадима зазвонил мобильник.

— Мам, что-то случилось?

Почему Вадим всегда начинает разговор с матерью с вопроса? Давно надо понять, что названивает она ему просто так. Или для того, чтобы в моих объятьях он случайно не забыл про нее. Я съела еще одну ложку. Вернее, сжевала. В ее борще ложка стоит. А мой борщ можно спокойно разделить на бульон и гущу, чем я все детство и занималась.

— Мам, это полная дурь!

Что? С каких это пор он говорит с мамочкой в таком тоне?

— Ну что ты мне кота в сапогах сделаешь? Да какая разница, что они из силикона. Это против кошачьей природы. Все кошки царапаются. Да где глубокие? Какие шрамы? Слушай, что ты там читаешь? Какие форумы! Мам, елы-палы, мы только кота взяли! Взрослого! Ну понятно, что я ему чужой…

Началось… Что-то странное. Вадим спорит с "маман"! Чихуня волшебник прямо!

— Передай спасибо за борщ! — перебила я спор полушепотом.

Вадим на секунду задержал на моей почти полной тарелке взгляд и сказал в трубку:

— Ира передает тебе спасибо за борщ, — и после паузы: — Мама говорит, на здоровье…

И потом, опустив отключенный телефон экраном вниз, прорычал:

— Ты знаешь что-нибудь про силиконовые накладки на когти?

Я на автомате глянула на свои пальцы — ногти настоящие, лак — нет, и, перехватив мой взгляд, Вадим расхохотался в голос.

— Ты не царапаешься. Но вот кляп бы тебе порой не помешал…

— Мама так считает?

Снова злость вылезла сама собой, и Вадим резко перестал смеяться, и даже — улыбаться. Но у меня сработала самозащита, и я выпалила:

— У Нинки бабушка в больнице. У меня просто нервы сдали. Не передергивай мои слова…

Какие слова? Я же вообще ничего не говорила. И Вадим не проглотил мою адвокатскую речь.

— Я не про сейчас. Я вообще…

И я превратилась в обвинителя. Сразу же!

— А когда? Я десять дней вела себя замечательно. Я ни слова твоей матери не сказала. И это с учетом того, что ты поселил меня у нее без моего согласия…

— А я тут теперь живу со своего согласия?! — Вадим повысил голос, и мне сделалось как-то не по себе.

До этого самого момента мне казалось, что мы умеем говорить друг с другом тихо. Хотя бы за столом. Пусть не всегда идеально, но не переходя на истеричные вопли, которые могут услышать соседи. А тут у нас еще и одна дверь…

— Да, со своего, — ответила я змеиным шепотом. — Через шесть лет я имею право требовать хотя бы имитации семьи. А семья — это два человека, без нагрузки в виде родственников. Я не мучаю тебя своими, вот и ты оберегай, пожалуйста, мое личное пространство. Я не хочу, чтобы твоя мать выбирала цвет моего лака, и нижнее белье тоже…

И снова мой язык вышел из-под контроля мозга. Лицо Вадима сделалось каменным, и я заговорила почти шепотом.

— Мне не нужны подарки, мне нужно внимание. И внимание — от тебя, а не от твоей мамы. Чтобы ты знал, что мне нужно. А мне нужна свобода от всех и вся. Я хочу жить так, как я хочу. И я делаю все от меня зависящее, чтобы не быть никому обязанной ни жильем, ни едой. И мне очень странно и обидно, что через столько лет ты это так и не понял.

Вадим взял пару секунд на раздумье, или ему просто не хватало воздуха для первой фразы:

— Я понял лишь одно: тебе вообще никто не нужен. Даже я…

— Это не так, — я не дала ему развить эту мысль до логического конца. — Мне хорошо с тобой. Но только с тобой. Я готова приходить к твоей матери ужинать раз в неделю и все. Так живет весь мир. И это правильно.

— Что именно правильно? — Вадим бросил ложку в почти пустую, но все же не пустую тарелку. — Ты являешься домой почти каждый вечер около девяти…

— В восемь двадцать, — перебила я. — И это не я являюсь, а так работает библиотека, и этого требует моя профессия. И ты не можешь сказать, что тебе у меня когда-нибудь было нечего жрать…