Мой домовой — сводник
Шрифт:
— Хочешь чаю? Покрепче ничего не предлагаю. Не думаю, что ты станешь пить одна. Я не хочу, чтобы ты хоть что-то делала одна с этого дня. Если только в туалет я могу отпустить тебя одну. Вымой руки, у меня есть вкусный шоколад. Пока Глеб не видит.
Когда я вернулась, нельзя сказать, что из самой маленькой комнаты в квартире, перед Виктором на столе стояли две кружки. Одну он придвинул ко мне.
— Это ирландский горячий шоколад. Если растапливать его в молоке, будет вкуснее, но молоко скисло с четверга. Так что чем богаты…
Он улыбнулся. Я присела за стол напротив него,
— Знаешь, о чем я подумал?
Ну наконец-то! Я сделала еще глоток. Шоколад уже не такой горячий. Наверное, передал всю горячность мне. Пусть в моих глазах отразится заинтересованность. Но язык пусть остается за зубами. Предлагать себя мальчикам против правил хороших девочек.
— О том, что было бы классно разнести все тут к чертовой матери самим… Помнишь, это у Родари, кажется, было… Раз в месяц детям всего города позволялось громить целый дом. И они потом весь месяц вели себя хорошо.
Я даже вздрогнуть не сумела от удивления. Только отпить еще шоколада, чтобы подсластить горечь обиды.
— Не помню такого. Но, может, ты и прав, и у него есть подобный рассказ.
— Ты совершенно не умеешь пить шоколад. Сейчас дам салфетку.
Я чуть не крикнула: слижи его лучше с моих губ! Что продукту пропадать! К счастью, сдержалась. Это все как-то троесортно и пошло.
Виктор протянул салфетку, но не отдал. Сам вытер мне лицо и отошел от стола, чтобы бросить салфетку в мусор.
— Я хочу еще кое-что тебе тут показать. Только закрой глаза и пообещай открыть их, только когда я разрешу.
— Хорошо, согласна.
Я закрыла глаза, решив не строить никаких догадок. Все они были грубые, не соответствующие моему рыцарю очень печального образа.
Виктор сжал мне руку и пригласил следовать за ним. Я поднялась со стула и тут же почувствовала спиной его грудь, которая должна была уберечь меня по дороге от острых углов. Вот он открыл дверь, мы вошли, и Виктор сразу закрыл ее у нас за спиной и попросил по-прежнему не открывать глаз. Выполнить просьбу было достаточно сложно — у меня так чесались глаза, будто в них попало мыло.
— Долго еще? — почти взмолилась я после, кажется, вечности вслушивания в шорохи, хлопки, шаги… Что он там делает?
— Терпение нужно не только мужчинам. Вам, женщинам, оно просто необходимо для общения с нами, но вам его при рождении втрое меньше отсыпают. Наверное, Бог так и не простил Еву…
— Витя, я сейчас открою глаза! — скорее предупредила, чем пригрозила я.
— И нарушишь данное мне слово! И как я смогу тебе после этого верить?
Я стиснула глаза до красных кругов. И через пару секунд почувствовала на плечах руки Виктора и в ушах его шепот — он теплой волной прокатился по телу и лишь потом облекся в слова:
— Теперь можно открывать, самая терпеливая женщина на свете.
А я уже не хотела открывать глаз. Я хотела, чтобы его губы с мочки уха скользнули на шею и вернулись к губам.
— Открывай…
Он явно не собирался меня целовать. Ну вот…
Я зажмурилась опять и наконец сумела удержать глаза открытыми, не моргая. Мы были в спальне. Самой обыкновенной. Я даже шею вытянула, чтобы понять, что тут не так… Все было так: вплоть до аккуратно свисающих кистей бахромы на золотисто-белом покрывале.— Что-то не так? — голос Виктора дрогнул, и он развернул меня к себе, испугавшись, похоже, что я откажусь сейчас лечь с ним в постель.
— Все так, — я растянула губы в извиняющейся улыбке. — Просто пытаюсь понять, что ты делал все это время.
Он тоже улыбнулся, даже губу закусил.
— Убирал бардак, который оставил ночью. Сказал же, что меня в два часа Аркашка поднял. Я на ощупь вещи собирал. Еле ключи нашел…
Я не смогла не улыбнуться шире. Грудь наполнилась теплом. Теплом совершенно невинным. Надо было что-то сказать, похвалить за такую щепетильность, а я снова молчала.
— А сейчас я что-то не нашел, — продолжил мой рыцарь, сползая руками с плеч до моих прижатых к телу локтей. — Что-то, что нам очень нужно. Как быть?
Тепло из груди спустилось в живот.
— И не найдешь. Он в вельветовом пиджаке, а пиджак дома на вешалке. Если, конечно, Чихуня не разодрал его в клочья из ревности или от злости, что мы нагло бросили его.
Улыбка исчезла с лица Виктора. И следом с моего тоже. Зачем я напомнила про кота?
— Если минуту назад я еще немного сомневался в том, что ты ведьма, то теперь уверен на все сто. Долго бы я искал…
— Мог бы спросить, — я вернула усмешку на лицо и в голос.
Добрую, мягкую, как лапки играющейся кошечки. Но вот словами еще можно немного поцарапаться. Для острастки, так сказать.
И я подняла руку с кольцом, но Виктор перехватить ее у своего плеча и поднес к губам.
— Есть вещи, о которых мальчики девочек не спрашивают. Это одна из них.
— Я принимаю таблетки. Впрочем, я пойму, если ты мне не поверишь, — добавила я уже со смехом.
— Сейчас мне очень хочется тебе поверить, потому что я уже закрыл дверь. Самое время открыть новую…
— "Перли гейт", например, — не сумела сдержать я накатившую волну страха перед первой нашей близостью. И хотелось, и кололось. Особенно на языке дурацкими шутками.
Виктор не улыбнулся. Он смотрел на меня с непонятной надеждой, держа мою руку, стиснутую горячими ладонями, у таких же горячих губ. Ну что я должна еще сделать? Все сказано. Вперед! А он молчал и даже пальцы не целовал. Господи, он шутки не понял…
— Перли гейт, жемчужные ворота… Ворота в рай…
Мой голос дрожал, и дрожал каждый палец в руках Виктора. И даже, кажется, на ногах…
— Какой рай с ведьмой… Но без тебя даже рая не надо, — он опустил мои пальцы к своему сердцу.
Хорошо не к моему, а то решил бы вызвать скорую, сосчитав его удары…
— Как же плохо ты знаешь английский… В единственном числе это означает немного иные врата…
Мои губы дергались, но так и не сложились в улыбку. Как школьница, ни дать, ни взять. И я рванула руку вниз, но Виктор так крепко держал мои пальцы, что пришлось прижать к пуговицы на моих джинсах аж три руки: — Вот эти врата…